Издав рычанье, капитан принялся затирать надписи. Дальше он шел, уже не насвистывая.

Возвращаясь домой поздно вечером, он снова увидел надписи на тротуаре: то ли их подновили, то ли они сами выступили снова.

Кроме того, появились надписи на ступеньках крыльца. В эту ночь капитан не спал: он сидел у окошка, караулил…

Утром он шел, стараясь не смотреть под ноги. На углу Кэннон-стрит он замер, как солдат по команде «смирно!». На угловой плите было четким шрифтом выведено: «4-я степень».

Он нервно стал топтать надпись, пока не растер ее в неразборчивое пятно. Войдя в служебный кабинет, он вызвал дежурного.

— Парселл! — приказал он. — Даю вам особое задание: наблюдать за Кэннон-стрит. Когда увидите человека, который пишет мелом на тротуаре, хватайте его! Если что-нибудь подобное случится в этом районе, какая-нибудь надпись, например, вы мне ответите своей башкой! И поворачивайтесь живее!

Уходя, полисмен Парселл сказал дежурному:

— Сегодня капитан бросается на людей. Держитесь подальше!

К концу смены Парселлу не о чем было доложить: ничего не заметил, никого не задержал.

— Кто вас сменяет? Шмидт? Поручите ему тот же участок на ночь.

— Это не шутки! — наставлял Парселл Шмидта. — Будьте начеку!

Когда вечером капитан Беррэдж вернулся домой, на ступеньках лежал свежий номер «Вечерней трибуны», как обычно, небрежно брошенный разносчиком газет. Просматривая ее за ужином, Беррэдж увидел, что на первой странице была отчеркнута заметка об аресте Тарвера, признавшегося в убийстве студентки.

Но не от этого у капитана дрогнула рука. Поверх страницы мягким красным карандашом печатными буквами было написано: «4-я степень».

Прошло восемь дней. И каждый день капитана Беррэджа преследовали эти слова: «4-я степень».

То они были написаны на счете из лавочки, то на ярлыке бутылки с молоком, то на почтовой открытке, то на дверце его автомобиля, который он буквально на две минуты оставил без присмотра на людной улице. На девятый день он вызвал детектива Карсона. Детектив застал его склонившимся над открыткой, лежащей на столе.

— Хватит с меня! — зарычал Беррэдж.

— Что, капитан?

Беррэдж кивнул на открытку.

— Еще одна? — спросил Карсон.

— Эта бледнолицая крыса думает, что прошибет меня, — сказал капитан. — Жалею, что я его выпустил.

— Да плюньте вы на это, капитан, — посоветовал Карсон. — Пускай валяет дурака, если ему правится. На большее у него силенок не хватает. Не обращайте внимания. Хорошо еще, что он не поднял шум насчет того, знаете… Забудьте о нем, капитан. Со временем и он забудет. Такие всегда грозятся, потом остывают. Все обойдется.

— Другие — может быть, но этот… Нет, я его прихлопну! Я ему покажу, почем фунт лиха! Велите подать мою машину!

— Мне ехать с вами, капитан?

— Не надо. Это мое личное дело.

— Когда вас ждать обратно?

— Не знаю.

На следующее утро Карсон застал своего начальника в отличном настроении, какого не бывало уже давно.

— Сцапали его? — спросил детектив.

— Нет.

— Значит, нагнали на него страху божьего?

— Нет.

— Тогда как же?

— Я его и не видел…

Карсон удивленно поднял брови.

— Удрал, — объяснил Беррэдж. — Даже духа его не осталось.

— И хорошо. Больше вы о нем не услышите.

— Вы думаете? — прищурился Беррэдж. — Почему вы так уверены?

— Да уж поверьте моему опыту! — усмехнулся детектив.

Предсказание Карсона сбывалось. Прошел день, другой, третий с тех пор, как капитан перестал получать напоминания о «четвертой степени».

В ночь на четвертый день у его постели настойчиво зазвонил телефон. Сонный Беррэдж ругнулся, но взял трубку.

— Капитан Беррэдж слушает.

На другом конце провода хрипло откашлялся полисмен Парселл, потом заговорил со своим ирландским акцентом:

— Это Парселл говорит. Вы нужны, капитан. Тут, знаете, случилось убийство. Странный случай, знаете…

— Где?

— На старом маяке, знаете, на мысе Солтэш.

— Кто убил?

— Не знаю… пока…

— Кто убит?

— Этот, знаете, парень… Деннетт.

— Что? Джон Деннетт?

— Ну да. Ждать вас?

— Приеду. Вы там?

— Ну да. Только проехать трудно. Оставьте машину на шоссе, а по тропинке придется пробираться пешком, знаете…

— Ждите. Сейчас приеду!

Ночь была темная, сырая, но Беррэдж, садясь в автомобиль, весело посвистывал.

Мыс Солтэш почти на целую милю врезался в море узким языком. На самом конце мыса лет сто назад был построен маяк, крепкая каменная башня. С тех пор многое переменилось, маяк был упразднен, с него сняли оборудование, башня немного покосилась. Теперь здесь никто не бывал, и далеко кругом не было человеческого жилья.

Соленый морской ветер ударил в лицо капитану, когда он выехал из города. Выезжая, он слышал, как часы на церкви пробили один удар. Капитан остановил автомобиль на дороге и пошел по мокрой тропинке. Отсюда он увидел в верхней части маяка колеблющийся желтый свет лампы. В далекие времена там, в круглом зале «фонаря», горели мощные масляные лампы и вращались заслонки, создавая проблески, издалека заметные кораблям.

Капитан шел бодро. Его радовал свет, радовала короткая гладкая тропинка. Он поднялся по железным ступенькам винтовой лестницы и с трудом отворил тяжелую дверь в круглый зал. Дверь гулко захлопнулась за ним. В зале никого не было.

— Парселл! — крикнул он. — Эй, Парселл!

Молчание. Только морской прибой шуршал внизу о камни.

Капитан осмотрелся. Он знал, что маяк давно заброшен. Но теперь, к его удивлению, большая комната была оборудована под жилье вполне сносно, даже комфортабельно. Керосиновая лампа горела на столе в центре комнаты. У стены стояла металлическая кровать с белоснежным бельем. Перед кроватью на каменном полу лежал красный коврик. Рядом стояли два мягких кресла, дальше — умывальник, а у стола — пара стульев.

Удивленно пожав плечами, Беррэдж подошел к двери. Может быть, Парселл пошел ему навстречу и они разошлись в темноте? Дверь из крепкого дуба, нигде нет ни ручки, ни замка… Беррэдж нажал плечом. Дверь не дрогнула. Он нажал сильнее, браня Парселла. Куда он девался, ротозей? Где тело убитого?

Он подождал пять минут; они показались ему часом. Потом он снова колотил в дверь кулаками, бил плечом с разбегу всей тяжестью своих двухсот фунтов. Дверь не шелохнулась.

Он шагал по круглому залу, сопровождая каждый шаг проклятиями. Подошел к широкому окну, через которое прежде шел яркий свет маяка, и проклятие замерло у него на губах: окно было забрано толстыми железными брусьями: прежде их не было.

— Чертов дурень Парселл! Выгоню дурака! Изобью как скотину! — прорычал капитан и бросился в кресло.

— Располагайтесь с удобствами, капитан Беррэдж…

Этот голос заставил его вскочить с кресла и схватиться за задний карман, где обычно лежал револьвер. Но сегодня, полусонный, в спешке, он забыл оружие дома. Голос принадлежал Деннетту.

— Эта комната, пожалуй, более комфортабельна, чем камера, в которую вы меня бросили, — продолжал голос.

— Выпустите меня отсюда! — крикнул Беррэдж. — Вы за это поплатитесь! Когда вернется Парселл, я раздроблю вам все косточки и выброшу в море!

— Не думаю, — спокойно возразил голос.

Капитан Беррэдж побледнел.

— Вы же убиты!

— Ну да, я дух, — весело согласился Деннетт.

— Парселл! Парселл!

— Напрасно зовете его, капитан. Он здесь и не был.

— Но он звонил мне…

— Неужели не понимаете? — засмеялся Деннетт. — Разве так трудно выучиться говорить хриплым басом и с ирландским акцентом? Немного практики…

— Что вы там затеяли, Деннетт? Чего вы добиваетесь?