— Нет! — он отталкивает меня и всё пропадает, остаётся только серый привкус на губах и какая-то детская обида.

— Почему? — оскорблённо восклицаю. — Я знаю, ты же тоже этого хочешь!

— Но не так, Мара. Нет, — он злится, отходя в сторону. — Я не буду для тебя мужчиной на одну ночь. Знаю, ты завтра уезжаешь. Возвращайся, Мара, тогда…

— Подожди! — нахмурившись, отошла в сторону. — Ты только что отшил меня? Да как ты смеешь, чёртов колдун!

— Прости, Мара.

А затем он исчез. Только что стоял напротив меня, а теперь там только сумерки и тени.

— Эй! Вернись, мерзавец! — прокричала уязвлённо, но в ответ услышала лишь отдалённый лай собак. — Чёрт!

Такого со мной прежде не случалось. Ни один из моих «избранников» не смел отвергать меня. Особенно таким странным способом. Почему он так поступил? Что за «девушка на выданье»? Но может дело в том, что он знает меня? Я Вторая, обо мне по городу ходит много слухов. И вероятно он понял, что на рассвете я уеду, и мы больше никогда не увидимся.

Свернула с главной улицы, направляясь в гостиницу. Вот Арис удивится, увидев меня в одиночестве. Сейчас поняла, что на самом деле не злюсь. Потому что если бы мы переспали, то действительно отказалась бы от дальнейших встреч. А так… не знаю, что из этого может получиться.

***

Рассвет встретила далеко за пределами Йорка. Мне нужно было добраться до предместья Питтсбурга, где располагается действующий железнодорожный вокзал. Это займёт неделю, потом будет пересадка в Омахе, ещё неделя и я окажусь на западном побережье. Сколько времени уйдёт на поиски короля мне неизвестно, учитывая, что Алистер весьма расплывчато указал на местоположение своего осведомителя.

Долгая дорога туда и такая же обратно. А сколько времени проведу там? Эта затея нравилась мне всё меньше и меньше, но выбора не было. Главное правило Ястребов — беспрекословное подчинение Алистеру. Тех, кто отказывался подчиняться, ссылали в Ямы. А это не то место, куда хотела бы попасть.

На улице холодно. Промозглый северный ветер забирался под тёплую куртку, пытаясь добраться до обнажённой плоти. Поплотнее запахнувшись, нахохлилась в седле, как курица наседка, с недовольством изучая серый и тусклый пейзаж поздней осени. Как было бы здорово добираться на машине! Но количество бензина весьма ограничено, мне не хватило бы и на половину пути до Питтсбурга, а бросать одну из немногих действующих машин слишком расточительно. Вот и приходится сидеть в жёстком седле, натирая всё, что можно, раскачиваясь и «наслаждаясь» прелестями осени. Как будто бы и не было последних двадцати лет относительного комфорта. В последний раз такую поездку совершала очень давно и воспоминания были более приятнее действительности. Может старею? От этой шутки улыбнулась и как-то стало теплее. Чтобы со мной не происходило, выживу. У ламий нет срока годности, не могу умереть от банальной старости. Мне нужно жить с этим.

Отдалённый стук, поначалу не вызвавший любопытства, постепенно нарастал, превращаясь в отчётливый топот лошадиных копыт. Повернувшись, увидела за собой всадника, обернувшего нижнюю часть лица чёрной тряпкой. В шляпе и бесформенном плаще сложно сказать, кто нагоняет меня, поэтому пришлось развернуть лошадь, встречая незнакомца лицом к лицу.

Предупредительным жестом выставила правую руку, вытягивая и утончая кости до узкого лезвия, ранящего подобно скальпелю. Я была готова к любой неожиданности, кроме этой.

— Хэл? Какого чёрта ты здесь забыла?!

— Еле догнала тебя, дорогая. Почему никого не предупредила, что выезжаешь до рассвета? — снимая с лица повязку, обнажая возмущённое лицо, сказала она. — Если бы я не знала, что ты поедешь этой дорогой, то никогда бы тебя не нашла!

— А зачем ты меня искала? — недоумённо воскликнула я. — Что тебе надо, Хэл?

— Только ты умудряешься произносить моё имя как настоящее ругательство. В аду это ценится, — рассмеялась она, а затем отдёрнула полу плаща, доставая сложенный вдвое лист бумаги. — От Первого, прочти.

Хэл знает, где Маркус. Она проведёт тебя к нему.

Алистер

— Просто гений лаконичности, — пробормотала, сжимая в кулаке записку. — Так получается мы едем вместе? Это твоя идея или его?

— Совместный труд. Знаешь, не думала, что ты так враждебно встретишь меня, учитывая, какой камешек я снимаю с твоей души. Тебе не придётся иметь дело с Хантером, осведомителем Алистера. Настоящий псих, — девушка недовольно фыркнула.

— Так вот чем ты на самом деле занималась! — озарение пришло внезапно. — Ты связист Хантера, не так ли? Постой… но почему тебя назначили на это задание?

Девушка отвела взгляд, чуть покачала головой, отчего решила, что ей стыдно отвечать на мой вопрос.

— Я кое-что сделала в прошлом… кое-что не совсем хорошее. Моим наказанием стали Ямы.

— Что? — нахмурившись, прямо посмотрела на неё. — Что ты говоришь?

— Я занимаюсь Ямами. Чего не понятного? — раздражённо воскликнула девушка. — Слежу за ними. Управляю их главными, контролирую. Это моя работа! Следить за тем, чтобы они вели себя относительно прилично. Нужных людей не воровали, не убивали. Не шумели особо, а главное не пытались устроить восстание. Это моя грёбаная работа, — она выплюнула последние слова и передёрнула плечами, как будто бы испачкалась в чём-то грязном и противном.

— Чувствую, работа была не сахар. Но какое это имеет отношение ко мне?

Видя, что меня совсем не впечатлила её экспрессия, девушка совсем скисла.

— Маркус находится в Яме. Не скажу в какой именно, иначе ты меня бросишь, а мне Алистер приказал следовать за тобой. Видите ли, он боится за твоё здоровье. Правда трогательно? В любом случае теперь мы едем вместе, так что давай тронемся с этой дороги. Окружающий пейзаж наводит на меня тоску, — не дожидаясь моего согласия, она пускает лошадь вперёд, заставляя меня следовать за ней.

Теперь это путешествие стало ещё более неприятным, чем раньше. Хотя казалось, что падать дальше некуда.

***

Это старая комната. Она наполнена пылью, рваными афишами с эмблемами неизвестных групп, ворохом счастливых и грустных воспоминаний, теплом и горечью. Забита запахом едких сигарет, прогорклого пива и дешёвых конфет. Освещённая единственной лампочкой, болтающейся на длинном шнуре под потолком, качающимся из-за невидимого ветра, комната была полна странным ощущением уюта и комфорта. Как будто бы вернулась домой, забралась под тёплый плед, наслаждаясь тихим перестуком дождя за неплотно прикрытыми ставнями. Мне хотелось обнять это место, пропустить сквозь свою душу, наполнить себя любовью.

Вижу перед собой доску, заполненную фотографиями. И почти на каждой из них — я. Счастливая, довольная, в окружении людей, обнимающих, целующих, касающихся меня. Но что это — не могу разглядеть… Так, будто бы их спрятали второй кожей, плотно облегающей каждую чёрточку их лиц. Прикасаясь к фотографиями, не чувствую касания, словно бы лишилась самого понятия «тактильность».

Волнение проходит по телу, как ток, мгновенно захватывая: срываю фотографии, пытаюсь увидеть их: кто они? Кто я? Меня отвлекает музыка. Сначала тихо, потом всё громче, захватывая меня своей теплотой. Мягкая и печальная, она вытягивает душу в тонкую струну, стирая все тревоги, всё, что приносило суету. Купаюсь в биении клавиш, поддаваясь чудесной музыке. Подобно звучанию флейты Гамельнского крысолова, она звала за собой.

Покидаю комнату и оказываюсь на втором этаже длинного, вытянутого клуба. Здесь столики с перевёрнутыми стульями, под потолком прожекторы, заливающие сцену первого этажа белым светом, погружая остальное во тьму. Отсюда не видно лица пианиста, он сидит ко мне спиной. Только сильнее играет музыка, убаюкивая моё сердце, маня за собой.

Как сомнамбула спускаюсь по винтовой лестнице, иду к сцене, вглядываясь в затылок музыканта. Всё кажется таким знакомым! «Я знаю тебя, знаю тебя, знаю!» — шепчет рассудок, болью отдавая значение слов в висках. Мне бы увидеть твоё лицо и сразу всё вспомню. Вспомню, откуда знаю тебя, откуда знаю это место, почему мне всё кажется таким родным и близким. Иду сквозь зал и рядом вспыхивают призраки-кадры, ретроспективы прошлого. Вижу себя незнакомкой, с короткими чёрными волосами, глазами, густо подведёнными чёрным карандашом, смеющаяся, что-то возбуждённо кому-то рассказывающая. Рядом вспыхивают безликие люди, такие живые, такие знакомые… Мне словно открывается чужая/моя жизнь, но ничего не помню. Как заслон, как кирпичная кладка, отгораживающая меня от собственного прошлого.