- Милая, моя хорошая, я рядом, запомни, что я буду всегда рядом, - слышу шепот, но не хочу слушать, это все обещания, а потом боль, которая сжигает изнутри, как кислота, выедает зияющие дыры... Убивает все тепло внутри. Но ведь это Виталик, мой добрый друг, почти брат... И я верю, ему я верю. Хорошо? Будет хорошо? Ладно...
- Когда? - шепчу осипшим голосом, все еще крепко вцепившись в него до синяков, поскуливаю, ибо слез уже попросту нет. Обида от предательства тяжелым балластом висит и тянет, тянет меня ко дну, а я карабкаюсь из последних сил. Цепляюсь за родное тепло, за заботу, за мягкие крепкие плечи, помогите...
- Скоро, скоро все изменится, маленькая, совсем скоро. Просто потерпи, хорошо? - мое лицо в его руках. Серые глаза цвета пасмурного неба внимательно смотрят в мои, заглядывая прямо в душу. Отражая мою боль. Как же с ним хорошо, я бы доверила ему свою жизнь, я бы отдала ему всю себя в благодарность. Я утыкаюсь в его лицо своим, соприкасаясь лбами, и долго смотрю, молча, пронзительно. Редкие слезинки стекают по слегка загоревшим щекам.
- Ты ведь не бросишь? - спрашиваю едва слышно, не отводя глаз, не моргая, я жду ответа, правда, жду.
- Не брошу.
- Пообещай, - вырывается, я замираю, боясь, что скажу что-то, что может все испортить. Убить этот особенный момент, прервать этот контакт.
- Обещаю, Ромина, я не брошу, не оставлю, не предам, - серьезно говорит, даже не пробуя отодвинуться. И я знаю, я все знаю, милый Виталик, что ты гей, что больше дружбы никогда не будет, но безумный мозг отключен, сердце вовсе разбито, а я хочу тепла. Губы касаются, ища спасения, забыться, хочу забыться... Он удивлен, но не двигается. Я прижимаюсь ближе, целую отчаянно, но нежно. Мягкие губы со вкусом шоколада, ведь он его так любит. Я знаю о нем все, я помню каждое его слово. Он друг... или не друг. Надо остановиться, знаю, понимаю, но я безумна в своем горе. Он не отталкивает, обнимает крепче в ответ, он понимает, всегда меня понимал. Я закрываю глаза, почти жмурясь. Руки скользят под его майку, приятный, теплый, такой родной.
- Прости, прости, - шепчу и снимаю его майку, прижимаясь снова.
- Шшш, если это тебе поможет, я на все согласен, - чувствую горячее дыхание на шее, легкие поцелуи и тепло. Мне тепло, а это главное. Нет одежды, нет преград, а музыка все еще играет, в комнате полумрак, лишь свет от яркой луны. И я понимаю, что это не Малик, я знаю, что совершаю ошибку, но когда он заполняет меня, я лишь крепче прижимаю его к себе. Зарываясь руками в его волосы, вдыхаю запах его кожи и отключаюсь. Он был так нежен, так чуток... Сладкий, ласковый мой Виталик, мой друг. Он спас, он вытащил, он стянул голыми руками тяжелый камень, что висел на моей шее и тянул вниз. Он разбил лед, что сковывал разбитое сердце. Заполнил собой пустоту, что образовалась внутри. Не было животной страсти, не было огня, что обжигает и вырывает крики из груди. Было тепло, он согревал меня, мою душу, тело. Ласкал, едва касаясь, медленно скользя внутри. Я потерялась во времени, сливаясь с ним, как в идеальном танце с идеальным партнером. Это было по-другому, все было по-другому, но от этого не менее приятно. А после я, просто дрожа, держала его, чувствуя вес его тела на моем, его дыхание на своей шее. И стук его сердца...
- Как ты? - тихий шепот, внимательные глаза снова смотрят на меня.
- Теперь лучше, - выдавливаю улыбку. Я доверяю ему, с ним хорошо.
- Ты понимаешь, что мы сделали? - растерянно смотрит, ему, похоже, неудобно.
- Жалеешь? - спрашиваю спокойно, а сердце замирает.
- Я давно хотел узнать, как оно, с девушкой-то.
- Любой?
- Нет, не любой, ревнивица, - закатывает глаза, и все вроде, как и раньше, словно ничего и не произошло, если сфокусироваться на нем и только на нем.
- Подсознательно всегда меня хотел? - слабо улыбаюсь, но искренне, от сердца.
- Возможно, я сам не знаю, но я, если честно, в шоке.
- Я тоже, но я не жалею. И я все понимаю, - заверила его. И я честно так думала, это была терапия, без какого-либо продолжения.
- Идем в душ, буду мыть тебя, плаксу, - шутит и щелкает меня по носу, встает с меня, а я почти стыдливо отвожу глаза. Стесняюсь... А он смеется звонко и тянет к себе.
- Не смешно, - шикнула, но улыбнулась. Я жива, снова жива. Но боль скребется внутри, как кошка, которую заперли.
- Ты что, меня стесняешься? Я видел тебя уже голой, кстати, не раз. И тебе было плевать.
- Ты был геем, если что. И я не спала с тобой...
- Я и сейчас гей, - улыбается и тащит в душ с собой.
Моет меня, вытирает и заносит на руках в комнату, укладывает, одевается, ложится рядом, обнимая.
- Спасибо, - искренне говорю, обнимая его в ответ.
- Спи, Кукурузка, завтра будет новый день, - целует, как и всегда, в лоб и я спокойно засыпаю в тепле его рук. Без кошмаров, что душили, без болезненных снов с воспоминаниями, без снов вообще.
Глава 12.
День по-прежнему сменялся ночью, звезды озаряли небесную гладь, и все шло своим чередом, но казалось, мимо меня. Неловкость быстро прошла между нами с Виталиком после того секса, это помогло мне, шокировало его, а в остальном все было, как прежде. Я снова стала бегать по утрам, днем тренировалась, а вечером танцевала. Лето закончилось, а после и осень, пришла зима, хотя температура была все еще не ниже пятнадцати градусов. Свой день рождения я не отмечала, наотрез отказавшись и даже слышать ничего не хотела. Подарки пришлось принять и сесть за ужин, что был по-праздничному велик, а в остальном все было как в обычный рядовой день. Я пыталась заполнить сама ту пустоту, но не могла. Сны становились словно явь, а в них был он, до сих пор... Воспоминания, как кровавые порезы в мозгу, убивали, снова все повторялось, и я была на грани. Слабачка! Меня хватило всего на пару месяцев после того срыва. Сидя на полу в комнате без света, я включила музыку. Прикрыв глаза, медленно двигала руками в стороны, пытаясь расслабиться. Я искала эмоции внутри себя, пыталась выплеснуть их в танец, возродиться в нем. Не получалось, я могла изобразить лишь тоску и боль, безысходность и отчаяние. Я больше не парила, я не плыла, не было улыбки в танце, не было жизни. Но не танцевать и вовсе было выше моих сил.
Легкий бит ненавязчиво разрывал тишину, мелодия лилась, а я, как губка, впитывала ее. Я буду дождем, холодным и неприветливым. Я буду ливнем, что орошает землю, беспощадно вдалбливаясь в нее, буду грозой, что рассекает небо, разрезая его на неровные куски, стану громом, что своими раскатами оглушает. И ливень - это мои слезы, гроза - моя боль, а гром - тоска.
Я начала плавно, двигая лишь корпусом, после вступили руки. Наклонилась в бок, а после изменила положение тела в другую сторону, раскачиваясь. Кружила, срываясь с одного место на другое. Метнулась из одного конца комнаты, резко запрыгнула на пилон, прокручивалась, закрыв глаза, упала и покатилась по полу, выгнулась и услышала раскат грома за окном. Усмехнулась горько, я как будто призвала дождь. Он был здесь редким явлением, обычно не больше пяти-шести раз за зиму.
Каждый дождь был многолик, по-моему. Он даже не Янус, у которого два лица. Он - Маска, текучая и беспрестанно меняющаяся, и каждый человек видит в его облике то, что предназначено только ему. Дождь рождается, живет и умирает, чтобы возродиться вновь. Дождь несет жизнь всему живому на земле. Он дарит утешение и радость. Он навевает уныние и скуку, он дает силу жить, и он убивает.
Ветер неожиданно затих за окном, но затем вдруг одним мощным порывом поднял столбом пыль на дороге у ворот и закружил ее вместе с сорванными листьями. Где-то далеко грозно пророкотал гром, и первые крупные, редкие и тяжелые дождевые капли упали на сухую землю. На миг мне показалось, что все замерло, но уже через пару секунд началась настоящая вакханалия. Стало почти темно от набежавших туч. Ветер бешено крутил и гнул ветви грозно шумящих деревьев у дома. И вдруг мощные струи косого дождя хлынули потоком, застучали по крыше и карнизу, залили оконные стекла. За мутной пеленой летящей воды исчезло все. Сверкнула первая молния, и гром ударил над головой с такой яростью и мощью, что весь дом содрогнулся. А я, как завороженная, смотрела на стихию, что бушевала за окном. Я хотела чувствовать, хотела ощущать те эмоции, что передает природа. Распахнув окно, охнула от того, как грубо ветер ударил меня в лицо, словно пощечина. Меня окатило ледяной водой, отрезвляя, но спустя миг я лишь, как зачарованная, выставила руки навстречу дождю, стоя уже в мокрой тонкой майке, с мокрыми волосами, как кошка, что была под ливнем... а я всего-то сижу на подоконнике. Со стороны, возможно, это выглядело безумно, ведь от такой погоды стоит спрятаться. А меня она успокаивала. Я впала в транс, не обращая внимания на то, что дрожу, а губы уже бледнеют от холода и по лицу, словно слезы, стекает вода с волос и кончиков ресниц. А может, и я плачу? Вместе с небом? Не знаю... Холод, холод, холод. И внезапно я прижата к горячему телу, окно закрывается. И я уже сижу с раздвинутыми бедрами и смотрю в лицо встревоженному Витале.