Партнеры по аддиктивным отношениям мотивированы более своей собственной потребностью в безопасности, чем признанием личных качеств другого. И поэтому то, чего они хотят друг от друга больше всего это убежденность в постоянстве. По этой причине они, вероятно, будут требовать от партнера безусловно принимать себя такими, какие они есть, включая пороки и странности. Взамен они готовы пассивно сносить подобные же выкрутасы в натуре другого. Фактически, для того, чтобы оправдать свою тотальную вовлеченность, любовники могут объявлять особенности друг друга стандартом привлекательности. Таким образом они создают приватный мир, в который другие не могли, да и не хотели бы входить.

Такие любовники, конечно, требуют друг от друга определенных изменений. Но такое приспособление осуществляется исключительно друг к другу, не приводя к возрастанию способности иметь дело с другими людьми или средой. Наоборот, изменения, которых один партнер требует от другого, чтобы он лучше удовлетворял его потребности, почти всегда являются вредными для общего развития другого как личности. Любовников не заботит то, что их "внутреннее" приспособление ослабляет их в целом. Фактически, снижения способность

справляться с кем-то или чем-то другим приветствуется в партнере как более сильная гарантия его преданности. Вот почему ревность и собственничество являются такой большой частью аддиктивной любви. Вот почему аддикт на самом деле надеется, что его любовник не будет встречать новых людей и наслаждаться миром, поскольку это принесло бы конкурирующие связи и интересы, которые бы сделали его менее зависимым от партнера. Как показывает проницательный анализ Жермен Греер, "отличительный признак эгоистической любви, даже когда она маскируется под альтруистическую, заключается в отрицательном ответе на вопрос: "Хочу ли я того, чтобы мой любимый был счастлив, больше, чем того, чтобы он был со мной?" Как только мы обнаруживаем, что стараемся быть необходимыми, поддерживая уязвимость своих любимых, мы должны знать, что наша любовь приняла форму социально санкционированного эгоизма. Каждая жена, которая трудится как рабыня, чтобы оставаться хорошенькой, готовит любимую еду своего мужа, увеличивает его гордость и уверенность в себе в ущерб его чувству реальности, старается быть его самым близким, а лучше единственным другом, поощряет его к отказу от согласования своих мнений с кем-либо еще, когда им можно находить подтверждение в ее объятиях, привязывает к себе супруга стальными обручами, которые будут душить их обоих. Каждый раз, когда женщина заставляет себя смеяться над сотый раз услышанной остротой мужа, она предает его. Мужчина, который смотрит на свою женщину и говорит: "Что бы я без тебя делал?", уже разрушен. Женщина одержала полную победу, но эта победа — Пиррова. Они оба пожертвовали столь многим из того, что изначально делало их достойными любви, ради того, чтобы построить симбиоз взаимной зависимости, что вряд ли они теперь составят вместе одно человеческое существо".

Парадоксально, но в момент, когда они отвергают остальной мир — когда они нуждаются друг в друге больше всего — любовники становятся наименее критичными и способными осознавать друг друга в качестве уникальных индивидуальностей. Партнер просто здесь, как совершенно необходимая точка уверенности в запутанном и опасном мире. При этих условиях принятие другого — это не распознавание целостности данной личности. Там, где потребность друг в друге столь интенсивна, в умах любовников нет места для такого понимания достоинства, своего или партнера. Их недостаточное чувствование себя заставляет их желать впитать друг друга, и именно недоразвитие самости и способности выражать свою индивидуальность делает возможным для них такое поглощение.

И далее, крайняя недостаточность интереса любовников друг к другу опровергает романтическое представление об аддиктивной любви как о некоей сильной страсти. Интенсивность, которую мы видим, исходит из отчаяния, а не из желания узнать друг друга получше. В здоровых отношениях растущая привязанность к другому человеку сопутствует возрастающему признанию и высокой оценке этой личности; это те любовные отношения, в которых два человека постоянно находят друг в друге новые грани, которые восхищают и приносят наслаждение. В аддикции же очевидна не интенсивность страсти, а ее мелкость.

В таком сорте отношений нет эмоционального риска или, по крайней мере, аддикт старается исключить этот риск настолько, насколько возможно. Из-за того, что он так уязвим, аддикт стремится в своем воображениии к безупречной неуязвимости. Он отдает себя только в обмен на гарантии безопасности.

С этой точки зрения, любовь с первого взгляда становится так же понятна, как и пристрастие к героину с первого укола. Описание своего первого приема героина аддиктом в "Дороге в Н" может быть с тем же успехом применено к переживаниям аддиктивных любовников: "Я чувствовал, что всегда хотел чувствовать себя именно так, как тогда". Оба аддикта открыли для себя что-то утешительное, что, как они надеются,

никогда не изменится. Находясь в смятении своего внутреннего мира, они вдруг узнали одно ощущение, которое единственное, как они чувствуют, может принести им покой.

Аддиктивные любовники видятся все чаще и дольше, чтобы сохранять это безопасное состояние. Они буквально поселяются друг в друге, требуя все более частого взаимодействия, пока не обнаружат, что находятся постоянно вместе и не способны перенести значительной сепарации. Когда они разделены, они тоскуют друг по другу. Два человека срастаются до такой степени, что (как в нашем примере Вики и Брюс из Главы 1) ни один из них не чувствует себя целым человеком, будучи один. Это — развитие толерантности в любовных отношениях. Возбуждение, которое изначально сводило любовников вместе, рассеялось, однако они меньше, чем ранее, способны критически отнестись к своей договоренности. Они не могут расстаться, даже если контакт перерастает в постоянный конфликт.

Как в случае с героином и его безвозвратно ушедшей эйфорией, или с сигаретами, привычно выкуриваемыми в излишке, что-то, изначально призванное приносить удовольствие, держится более прочно после того, как перестало выполнять эту задачу. Теперь это поддерживается скорее негативными, а не позитивными соображениями. Любовный партнер должен быть здесь, чтобы удовлетворять глубокую, болезненную потребность, иначе аддикт начинает ощущать боль отнятия. Его эмоциональная безопасность настолько зависит от этого другого индивида, вокруг которого он организовал всю свою жизнь, что быть лишенным любовника — невыносимый удар для системы его существования. Если мир, построенный вместе с любовником, разрушен, то он отчаянно пытается найти какого-то другого партнера, чтобы восстановить искусственное равновесие. Потому что (так же, как в случае с героином и другими аддикциями) для аддиктивных любовников крайне травматично вновь входить в широкий мир, связь с которым они потеряли. "Это было так, словно я потерялся в мире сновидения" говорит такой аддикт, "Я думал, что все, что мы делали, было так здорово, а теперь я вижу, как все это было тошнотворно".

Аддиктивная природа подобных отношений становится очевидной, когда они заканчиваются внезапным, полным и мстительным разрывом. Поскольку отношения были для человека единственным существенным контактом с жизнью, их удаление неизбежно ввергает его в состояние мучительной дезориентации. Из-за тотальности предшествующего вовлечения, его окончание должно быть весьма бурным. Таким образом, для двух людей, которые были самыми близкими друзьями, становится возможным вдруг переключиться и возненавидеть друг друга. Это - следствие того факта, что все это время каждый из них думал больше о себе, чем друг о друге. Эксплуатация, пропитывающая все их отношения, просто становится более открытой, когда происходит разрыв. В этом случае двое бывших любовников меняют свое эмоциональное отношение настолько, что, возможно, будут стараться повредить друг другу. Такое предательство наиболее поразительно, когда любовник обрывает выстроенные отношения, обнаружив нового партнера, который лучше удовлетворяет его потребности. Только там, где "любовь" является приспособлением для обслуживания самого себя, внешнее событие может разрушить те чувства, которые два человека, предположительно, питают друг к другу. Случайное, кажущееся невинным соединение аддиктов в пару более непостоянно и деструктивно, чем объединение людей, привыкших испытующе и с сомнением относиться к своей жизни и к своим отношениям.