— Не ряби, в Испании все есть, как в Греции, и цены такие же, как здесь, — сбиваю покупательский азарт Сафрона. Тем более, что едем пить вино «Бланко», благородно и под хамон.

— Что за «блядки»? — интересуется Лесик. Получив ответ об Испании, как о стране качественного виноделия, Сафрон не успокаивается. — А в самолете, что в футбол будем играть?

Долго спорим, сколько брать бутылок, остановились на промежуточном варианте — две Хеннесси и шоколадку. Все остальное было.

Заботливая супруга предварительно зарегистрировала нас в первом ряду за бизнес классом — деньги небольшие, а удовольствия на целый паровоз — располагаемся, вытягиваем ноги. Не взлетев, Сафрон неистово разрывает склеенный дьютифришный пакет, чтобы добраться до заветной бутылки.

— Стоп, нельзя свое в самолете, надо втихаря! — учу начинающего международного туриста. По уму надо было бы перелить коньяк в бутылки 0,5 л колы — и по цвету, и по объему — проходняк.

— Доставай сало, будем по-мышиному заливаться! — не сдавался Лесик.

Сидевший третьим с нами в ряду интеллигентного вида дядька тяжело вздохнул и уткнулся в газету, предвкушая интереснейший полет.

Самолет разбежался, слегка качнулся, и мы нырнули в тяжелые подмосковные облака. Боинг мелко затрясло, рука Сафрона потянулась к бутылке.

— Мне страшно! — прокомментировал свои действия Лесик, сорвал пробку и, вжавшись в кресло, сделал верблюжий глоток.

Отличительная особенность Лесика — выпивши, он дико ржал, не смеялся, а именно ржал, как нездоровая крестьянская лошадь. Через час все внимание самолета было приковано к неадекватному смеху, время от времени раздающемуся из головы самолета. Над чем смеялись, вспомнить сложно, но я предложил Сафрону убавить звук, дабы не нервировать окружающих:

— Не все в самолете в 9:00 имеют в брюхе по 1,5 бутылки Хеннесси, — поясняю я, — да и испанцы есть на борту, в общем, не позорь страну.

Спустя два часа мы притихшие, но наглые хлестали коньяк, не прячась, закусывая иностранную жидкость салом. Разговор — хаотичный, темы — от снорлинга до космоса.

— Жалко цыбули не взяли! — то ли смеясь, то ли всерьез сказал Лесик. Сидящий интеллигент удивленно посмотрел на Лесика, но ничего не сказал. Наверное, в душе попутчик был рад, что мы не взяли лук. Подошла стюардесса и нескандально попросила:

— Мальчики, вы хоть прикрывайтесь, когда пьете, а то старшая стюардесса нам замечание делает.

Прикрываться — это значит нагибать голову и в неестественном положении под разными углами заливать из горла коньяк. Продолжаем в позе зародыша крота вливать в себя супостатский напиток.

Подали горячую еду, с выбором рыбы или мяса. Блюда были приличные, как сказал Сафрон, «не мамин борщ, но пойдет, а то закосеем».

Полет продолжался, самолет монотонно гудел, в салоне — тишина, коньяк кончился, Лесик торжественно сказал:

— Говорил, надо было три бутылки брать! — и мирно захрапел…

Очнулись от соприкосновения самолета с взлетной полосой. Тряхнуло. Похлопали глазами, сориентировали север к югу, закинулись жвачкой, собрали оставшуюся волю в одно место и со стеклянными глазами почти строевым шагом пошли к пограничному контролю.

Добродушие испанцы ударили колотушками в паспорта, и мы уже на выходе из пограничной зоны. Схватив чемоданы, заскакиваем в небольшой магазинчик при аэропорте, где зацепили коробочку красного вина с маленькими бутылочками и с удобными откручивающимися пробками. Такой небольшой набор путешественника под названием «дотянуть до дома». Прилетели.

II

Встречал нас неизвестный мне ранее русскоговорящий таксист по имени Николай. Николай, худой белобрысый гражданин Эстонии, непонятно какими путями попавший на ПМЖ в Испанию, сразу нас узнал, услужливо подхватив гигантский чемодан Лесика, повел к машине.

Старенький дизель «Пежо» возмущенно вздрогнул от навалившегося веса и взял направление в сторону Торревьехи. Делов на 40 минут, терпкое вино разогнало кровь и оживляло после долгого перелета. Смотрим по сторонам — погода не очень, небо серое, поливает землю крупными каплями, сильные порывы ветра, от которых пальмы кланялись неизвестным богам, теряя ветки и листья.

— А где обещанные девчонки возле дорог? — деловито интересуется Лесик, крутя головой, как голубь, пьяный в дупло голубь, сохранивший инстинкт к размножению.

Перед поездкой я живописно расписывал другу прелести жизни в Испании, одна из которых — наличие девушек легкого поведения вдоль дорог, причем приличного качества и разных национальностей. Одна из таких «точек» была в 300 метрах от моего дома.

В рассказах упоминал, что некоторые девушки в купальниках устраивали летом настоящее шоу, привлекая внимание потенциальных клиентов. Полиция, которую в Испании уважают и стараются с ней не шутить, почему-то вяло реагировала на румынско-польских дневных мотыльков, работающих прямо на обочине. Может, потому, что официально проституция в Испании разрешена, но только в «специально отведенных местах», т. е. публичных домах. Я слышал о существующей договоренности, при которой работа «одиночек» по умолчанию разрешалась, но только не возле школ и не в самих урбанизациях-городах.

— Холодно, — вступил в разговор Николай, — а так они почти все время трутся, но когда сильные ветра и дождь, это февраль-март, разъезжаются по своим колхозам.

Решаем заехать в магазин, так как в доме — только соль и чай. Николай советует Корефур. Магазин большой, как футбольное поле, в нем есть все: от ватных палочек до самолетов, наподобие нашего Метро. Вот тут мы, пропитавшиеся Хеннессси и подмешанные вином, сорвались с цепи. Брали оптом все, что можно было выпить или съесть. Горячительные напитки водопадом летели в телегу. Последовательность отсутствовала — от егермейстера до пива. Вино бралось ящиками. Николай пошел за второй тележкой, которая тут же наполнилась звенящими разноцветными бутылками.

От количества сыров разбегались глаза, колбасы лежали, как маленькие бревнышки на большом лесоповале, рыбный отдел похож на рыбный рынок. Набив под края тележки, побрели к кассе. На концовке Лесик умудрился схватить ляжку хамона, невзирая на возражения Николая о том, что ее трудно резать. Сафрон, невозмутимый как памятник Карлу Марксу, неся ногу, отвечал:

— Ну собачек тогда покормим или соседей угостим.

Кассир, увидев паровоз из продуктов и алкоголя, громко вздохнула и почему-то сразу спросила:

— Рашен? — и аккуратно, будто стесняясь, поправила очки.

— Рашен-рашен, счеты доставай! — ответил наглый Лесик, неся ляжку хамона на плече, мы же с Николаем разгружали на ленту две телеги.

Считались мы минут 10. Я, глядя на непомерно длинные ногти кассирши, окрашенные в цвет зеленки, не понимаю, как она вообще попадает по кнопкам. В оконцовке цифра вылетела такая, что можно было бы вдвоем отдохнуть в Турции в приличном отеле, где все включено. После того как мы отошли, кассирши начали между собой громко, как сороки, переговариваться, явно обсуждая нас и нашу промышленную закупку.

— Зато в магазин ездить не надо! — успокаивал Лесик, рассматривая большущего осьминога в пакете. — Страшный какой, поехали его съедим, — дыша промилле, предложил земляк.

С трудом нашли дом, зимой все как-то поменялось, все стало похожим, да и коньяк не способствовал ориентированию на местности. За предложенные дополнительно 10 евро Николай заносил в дом продукты и расставлял их по углам и холодильнику.

Дико орала сигнализация. Коньячный туман не позволял ввести правильно год рождения моей мамы. Год рождения помнил, цифры видел, а снять сигнализацию не мог. Для справки — сирена орала у нас три дня…

Бросив чемодан на входе, который там и лежал около недели, достал первую попавшуюся бутылку и плюхнулся на диван. Было холодно. Постоянного отопления у испанцев нет, ровно так же, как газа и нефти. Электричество дорогое, поэтому согреваются испанцы зимой от случая к случаю. И полы у них постоянно ледяные, ходишь, как пингвин в Арктике.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: