— Вот что, Сережа, — сказал он мне, в первый раз называя просто по имени, — обо всем этом нам с вами предстоит еще очень много говорить. А теперь. — он переглянулся с врачом, — вам нужно как следует отдохнуть. Доктор об этом позаботится.

Нас с Леночкой усадили на моторный катер, который стоял у берега, и отправили в заводскую больницу. Там меня уложили в постель, дали порошок веронала, и я заснул на целые сутки.

Проснулся я окрепшим, с ясной головой, но неприятным сознанием, что накануне наговорил майору много ненужного, а того, что нужно, не рассказал и даже не спросил самого главного — о судьбе похищенной врагами тетради Пасько. Я вспомнил также, что предстоит тяжелый разговор с майором по поводу моего легкомысленного поступка и что его сердечное отношение можно приписать только моему болезненному состоянию. Я вспомнил гибель Пети и Совкова, вспомнил, что только в результате героических усилий умирающего мальчика мы выбрались из подземелья, вспомнил, скольким счастливым случайностям обязан своим спасением, — и мне стало не по себе. Леночка, видимо, понимала мое удрученное состояние и посылала мне из женской палаты ободряющие письма, но и они не могли рассеять моего уныния, и я со страхом ждал прихода майора. Он, действительно, пришел к концу дня.

— Ну, как вы себя чувствуете, Сергей Михайлович? Как будто оправились? — спросил он довольно холодно.

— Спасибо, хорошо.

— Тогда расскажите мне толком все, что приключилось с вами со времени нашего последнего свидания, то-есть с двадцать третьего августа. Постарайтесь не пропустить ничего — ни одной мелочи.

Я подробно рассказал все.

Я высказал предположение, что имеется третье отделение подземного завода, скрытое за броневой плитой, помеченной буквой «А», и что возможно присутствие в подземелье неизвестного человека, который захлопнул за нами броневую дверь в шлюзе.

— Да, — перебил майор,— ваше беспокойство имело некоторое основание. Когда я. чтобы связаться с вами, набирал подряд все номера телефона, я слышал, как кто-то взял трубку, но потом положил ее. Я тогда подумал на вас, но, очевидно, это был кто-то другой.

Снова жуткое чувство зашевелилось в моей душе. Значит, когда мы с Леночкой проводили время в подземных залах, мы находились в большой опасности.

Майор посмотрел на меня и усмехнулся.

— Жутко стало? —спросил он. — Разумеется, вы были в опасности... Продолжайте рассказывать, как вы спустились в шлюз и нашли мертвого сержанта Совкова.

Я досказал ему наши приключения.

— Андрей Матвеевич, я понимаю, что поступил легкомысленно и что без вашего разрешения не должен был спускаться в колодец, — закончил я свою речь.

— Да. Ваша инициатива здесь ничем не оправдывалась. Вам следовало бы наблюдать за Петей и, по возможности, охранять его. Ведь вы, помнится мне, обещали это. А теперь с мальчиком приключилась беда.

— И с Совковым тоже.

— Совков солдат и умер на своем посту. Мы ведем войну. Войну тайную, непрерывную и беспощадную. А война без потерь не бывает. Все мы — и я, и лейтенант Хрулев, и сержант Совков — должны быть готовы в любой момент пожертвовать собой на благо Родины. Это наш долг. Петя Сердобин — другое дело. Впрочем, — добавил он тихо. — я сам здесь виноват. Петю надо было изолировать. К сожалению, я слишком поздно понял, что он ушел из дому не на экскурсию, как он говорил, а в логово врагов. Мне, увлеченному поисками тетради Пасько, казалось, что, похитив этот важнейший документ, враги постараются как можно скорее скрыться и бежать от опасного для них места хотя бы на некоторое время. Но случилось не так. Какая-то причина, которой я пока не могу понять, привязывает их к подземному заводу. Они вертятся вокруг колодца, замуровали его, и это не потому, что вы туда проникли: и карбид, и камень, и цемент у них были заготовлены заранее. Вы, так сказать, подвернулись им под руку.

— Андрей Матвеевич. — спросил я, — скажите, ведь моя разведка не была совсем бесполезна? Не правда ли?

— Конечно. Вы открыли подземный завод, нашли настоящий вход в него, узнали назначение статуи, которую мы до того времени считали только нелепым украшением. Ее тайну Петя, наверное, унес бы с собой в могилу...

Я вспомнил, что мы с Леночкой захватили с собой несколько кусочков руды, и стал рыться в карманах костюма, который висел на стуле, но ничего не нашел. В ящике ночного столика были сложены некоторые мои вещи: кошелек, носовой платок, складной ножик, часы, но руды и там не было.

— Вы ищете руду? — улыбнулся майор.— Не ищите. Я счел необходимым эти образцы у вас забрать.

Он достал из портфеля коробку и открыл ее. Там, завернутые в бумажку, лежали кусочки руды, черные с зелеными жилками, которые мы подобрали на верхнем ярусе заводского зала.

— Какая же это руда? Вы узнали? — спросил я.

— А вы не знаете?

— Нет.

— Ну, а что вы предполагаете?

— Не знаю. Может быть, медная или никелевая?

— Вы никогда не изучали ни металлургии, ни минералогии?

— Нет, никогда.

— А Елена Алексеевна?

— И она тоже. Мы ведь оба силикатчики, цементники.

— Понимаю. — Рожков закрыл коробочку с образцами руды и спрятал ее в портфель. — Имейте в виду, Сергей Михайлович, — сказал он серьезно, — вы должны хранить полное молчание обо всем, что с вами случилось и что вы видели на подземном заводе фашистов. Предупреждаю вас. Это дело государственной важности. Поняли? Я настоятельно требую молчания. Могу на вас положиться?

— Можете, майор! Вполне! Обещаю вам! Он крепко пожал мне руку.

— Во всяком случае, — добавил он, — вы хорошо сделали, что захватили с собой образцы руды. Мы с полной достоверностью узнали, что представляет собой подземный объект, прежде чем сами смогли туда попасть.

— Так вы еще не были на самом заводе?

— Нет. Не был. И неизвестно, когда попаду. — Почему?

— Водолазы установили, что броневая плита, заслоняющая вход в шлюз из кабинета, очень толстая и сделана из чрезвычайно крепкой марганцовистой стали, которую не берет даже алмазное сверло. Не страшен ей также и взрыв небольших количеств динамита. Только очень сильный взрыв мог бы открыть проход, но он неминуемо привел бы к обвалу всего подземелья и к общей катастрофе.

— Что же делать?

— Может быть, удастся выплавить сталь электрическим током. Пусть специалисты об этом подумают. Так или иначе мы справимся с этим препятствием. Это только вопрос времени.

Майор поднялся со стула и стал прощаться:

— Ну, Сергей Михайлович, отдыхайте и поправляйтесь. Вы получили хороший урок, хотя он дорого нам обошелся. Мы поощряем и ценим инициативу, если она разумна и оправдывается обстоятельствами. Любопытство, скука и страсть к приключениям — все это недостаточные поводы для самовольства, которое могло бы очень плохо для вас кончиться.

— Да, пожалуй, без вашего телефонного звонка дело бы так благополучно не обошлось. Не знаю, сумели бы мы выбраться из шлюза без указания водолаза. Какое счастье, что вы нашли телефон в развалинах дота!

— Конец оборванного провода отыскал лейтенант Хрулев. Я поручил ему обследовать это недостроенное укрепление. Было ясно, что оно имеет какое-то отношение к подземному объекту фашистов. Мы присоединили к проводу автоматический телефонный аппарат — и, как видите, удачно.

Майор еще раз крепко пожал мне руку на прощанье и вышел из палаты.

Итак, То, чего я ожидал С трепетом, — объяснение с Рожковым, прошло благополучно. Я не лишился его доверия. Ободренный словами майора, я решил задать ему вопрос который уже давно мучил меня.

— Андрей Матвеевич! — окликнул я его, догнав в коридоре. — А как тетрадь инженера Пасько? Найдена или ничего о ней неизвестно?

Майор остановился и недовольно поморщился.

— Вы, товарищ Зернин, — сказал он сухо, — недостаточно усвоили себе то, что я сказал относительно государственной тайны. Никогда не задавайте вопросов, касающихся подобных вещей. Мы сами расскажем вам всё, если найдем нужным. Тем более, что место для подобных разговоров здесь совсем неподходящее.