— Он предлагает мне и вам ехать в Великие Луки. По дороге обещал все объяснить. Вы не возражаете, Ткеша? Я за вас дал согласие.

— Конечно, не возражаю!

— Хорошо. Поезд отходит через полтора часа с Октябрьского вокзала. Мы поедем до станции Бологое, а там пересядем на другой поезд.

— А вы, — обратился инженер к Ване, — останетесь здесь и поможете Андрею Васильевичу закончить работу.

Сборы были недолгими. Званцев дал Ткеше полотенце, мыло и другие необходимые в дороге вещи, которые Ткеша уложил в свой портфель вместе с гранатой.

Званцев дал ему также теплую фуфайку, шапку и шарф, так как на дворе стояла уже поздняя осень, и Ткешино драповое пальто было недостаточно теплым. Сам Званцев взял с собой только маленький чемоданчик, который, как это заметил Ткеша, был у него заранее уложен. Через полчаса они были уже на вокзале. В ресторане их ждали Ремизов, его помощник Семенов, еще три товарища в форме и… Елена Николаевна Савельева.

— Решила пуститься в приключения, — сказала она, глядя на Званцева и протягивая ему с улыбкой руку. — Дочурку отправила к бабушке. И вот еду с вами.

— Я попросил Елену Николаевну сопровождать нас, — вмешался в разговор Ремизов, — так как она единственный человек, который видел в лицо Лунца. Я очень рад, что она согласилась, хотя это путешествие не лишено опасности.

— И вы не боитесь? — спросил Званцев Елену Николаевну.

— Я не трусиха. А, кроме того, прошу помнить, что я дочь Макшеева. — Глаза ее стали серьезными, но губы по–прежнему улыбались.

— Я никогда и не считал вас трусихой. Я знаю, что вы — храбрая женщина. А как же вы устроились с работой?..

— Мне дали отпуск на пять дней. Думаю, что этого времени хватит.

— Товарищ Ремизов, но когда же вы откроете нам тайну этой поездки? — спросил Ткеша.

— Позже, в вагоне.

— Тогда, если никто не возражает, давайте выпьем чаю, — предложил Ткеша.

Все уселись за один столик и заказали чай.

Ресторан был полон народа. Это в большинстве были военные: летчики в кожаных пальто, артиллеристы, военные врачи, интенданты.

Через полчаса подали поезд. Ткеша взял один чемоданчик Елены Николаевны; другой, маленький, с красным крестом на крышке, она взяла сама.

— Что это у вас? — спросил Ткеша.

— Дорожная аптечка. Я всегда беру ее с собой. Я ведь врач, а врач без аптечки — все равно, что солдат без ружья.

Елена Николаевна улыбнулась. Черная шуба с каракулевым воротником и такая же шапочка очень шли к ней.

Для путешественников было приготовлено отдельное купе в мягком вагоне. Все сняли верхнее платье и разместились на диванах.

Поезд тронулся. Сквозь запотевшие окна замелькали яркие станционные фонари, колеса вагона застучали на стрелках, и поезд постепенно стал набирать скорость.

Все уселись поудобнее и приготовились слушать Ремизова. Заперев дверь купе, Ремизов, наконец, заговорил.

— Вы уже знаете, что допрос этого петлюровца — Жигуды — не принес ожидаемых результатов. Он был у них только «исполнителем» по части взломов, налетов, покушений. Показания он давал охотно, но о деятельности Лунца и компании сообщил немногое. Завербовал его года два назад тот самый человек, которого вы называете «белобрысым». Настоящее имя его Леопольд Радовец — это первые положительные данные, которые мы получили от Жигуды. Он клялся, что об убийстве профессора Макшеева ему ровно ничего не известно. Что же? Возможно, что это так… Утверждал, что нападение на вашу дачу, товарищ Званцев, было осуществлено под руководством Радовца. Попутно признался, что в сентябре 1938 года им было произведено ограбление сберегательной кассы в городе Ромнах… а осенью 1933 года, когда был убит Макшеев, он под фамилией Лучникова служил кладовщиком на сахарном заводе на станции «Смела», откуда, после растраты, скрылся. Все это подтвердилось. Как видите, это старый уголовник, так что приходится верить, что он был в этой банде только «техническим работником». Радовец откуда‑то узнал о его прошлом, специально съездил за ним в Ромны, без особого труда склонил принять предложение, привез в Москву, достал ему подложный паспорт на имя Коваленко и устроил счетоводом на 140 рублей в месяц в домоуправление дома, где жил сам. К этому он приплачивал от себя тысячу рублей. Так что Жигуда не мог жаловаться на свое положение. Сам «хозяин» служил переводчиком в одном из московских научных учреждений. Я не стану его здесь называть. Он занимал маленькую комнату в подвальном этаже большого дома на Брестской улице. Жил бедно.

— Конечно, нечего говорить, что на этой квартире мы его не застали и что обыск не дал никаких результатов. Складная кровать, конторский стол, несколько стульев, этажерка с книгами, комод с бельем — вот почти все, что мы нашли в его комнате.

— Выяснилось, что он исчез в день ареста Жигуды, за несколько часов до убийства Ольги Пермяковой — ушел из дому с чемоданом в руках и больше не возвращался.

— Жигуда также показал, что Радовец несколько раз уезжал из Москвы на четыре–пять дней, причем всегда со Ржевского вокзала. Это — второе ценное показание… Очевидно, где‑то недалеко от Москвы у них была запасная квартира. Но где? Тут нам опять помог Жигуда. Он показал, что Радовец и Лунц очень интересовались справочником по обмену жилой площади. Это внимание к жилищному вопросу поразило Жигуду, хотя он и не вникал в дела Радовца. Вспомним, что Пермякова тоже отметила повышенное внимание Пашкевича к этому справочнику. Несколько номеров его было найдено при обыске в комнате Пашкевича. Мы поняли тогда, что справочники по обмену жилой площади должны играть особую роль во всей этой истории. Тщательно изучив номера справочника за этот год, мы нашли три очень интересных объявления.

Ремизов достал с полки свой портфель и вынул из него несколько экземпляров справочника адресов по обмену жилплощади. Он раскрыл один из них на разделе «2 комнаты на 1–2 комнаты» и показал на объявление, отмеченное красным карандашом. Все с интересом стали его рассматривать.

«9/345. Пред. 2 комн. 25 + 25 кв. м., дер. особн., лич. тел., гол, отоп. Первомайский район, Вал Золоторожский, 15, спр. Лунц.

Треб. 1 ком., газ., р–н Арбата, не выше 4 эт., изолир., центр., удобств.»

— Чем же интересно это объявление? — с некоторым разочарованием спросил Ткеша. — Кто‑то имеет на окраине излишнюю площадь в деревянном доме, без удобств, и хочет обменять ее на меньшую с удобствами и в центре. Это вполне естественно.

— А не кажутся ли вам самый слог и расстановка слов несколько странными, особенно в конце? — спросил Ремизов. — В объявлении есть лишние слова. Например, Первомайский район, это лишняя подробность. В конце объявления есть слово: «центр». Что оно означает? Непонятно. Все это и без фамилии Лунца было бы достаточно подозрительным. Мы, конечно, проверили адрес. Он оказался ложным: на Золоторожском валу дом № 15 каменный, а не деревянный, и никакой Лунц там не проживает. Под скромным объявлением об обмене комнатами кроется гнусное предложение. Вот смотрите: возьмем по одной или по две первые буквы из каждого слога и выкинем лишние слова, вставленные для сохранения смысла.

Ремизов выписал буквы на полях справочника. Друзья прочитали: «Предлагаю 25 + 25 дол. отправ. за границу».

— Вот негодяй! — воскликнул Ткеша.

— Да, это похоже на правду, — сказал Званцев. — Только, признаться, непонятно, почему Лунц дал свою фамилию?

— Надо было предъявить паспорт, а другого у него не было: ведь этот справочник издан в июле, то есть до похищения вашего паспорта.

Ремизов перевернул страницу и показал заглавный лист справочника. Там стояло:

«Справочник по обмену адресов жилплощади. № 31, 8 июля».

— Постойте, — воскликнул Ткеша, — стало быть, этот номер вышел в свет за четыре дня до визита Пашкевича к вам на дачу, Сергей Ильич. Пашкевич был ранен двенадцатого июля… я отлично помню. Нет ли здесь какой‑нибудь связи?