Но дверь начала двигаться и застонала, доказывая, что она собирается забастовать, требуя смазки, до тех пор пока не открылась ровно настолько, чтобы пропустить двух человек.
— Твой трактирщик, — весело представил Туан. — Пересмешник.
Искривленная, горбатая, иссохшая пародия на человеческое существо выглянула из-за двери, издавая горловые глотательные звуки. Одно ухо представляло собой что-то типа цветной капусты, а другое отсутствовало; по пораженному паршой черепу было раскидано несколько прядей маслянистых волос. Нос картошкой, рот — щель в массе бородавок, глаза — злорадные блестящие белки. Она, эта пародия, была одета в коллекцию лохмотьев и заплат, которые некогда могли претендовать на звание камзола и рейтузов, неуклюже висевших на фигуре чучела.
Тролль шмыгнул в дурно пахнущую тьму своего логова. Туан широким шагом последовал за ним. Род сделал глубокий вдох, расправил плечи и оглянулся через плечо, удостоверившись, что Векс все еще стоит там, у фонтана, опустив голову в хорошей имитации пасущейся лошади. На миг Род позавидовал способности робота отключать свои обонятельные рецепторы.
Затем, подняв подбородок, он последовал за Туанам в трактир. Дверь со скрипом закрылась за ними; раздался шуршащий звук, когда Пересмешник побежал впереди них открывать следующую дверь.
Эта открылась легко, хлопнув о стену и затопив их вспышкой факельного света и взрывами хриплого буйного смеха. Род выпучил глаза.
Они прошли через дверь, и Род огляделся. Это был большой пивной зал с четырьмя ревущими открытыми очагами и десятками факелов, воткнутых в стены.
Над очагами висело жарящееся мясо, слуги просачивались сквозь толпу с кружками для эля и вина, наполняемыми из двух огромных истекающих бочек, господствующих на противоположной стороне зала.
Клиентурой были подонки города. Их одежда была грязной, латаной и кем-то выброшенной. Тела их носили следы примитивного правосудия: у этого не хватало уха, у того — глаза. Лица их были искажены и отмечены болезнями. И все же здесь, в своем собственном логове, они весело ржали; все как один ухмылялись, хотя в их глазах блеснула злоба, когда они увидели Рода.
Но злоба растаяла, преобразившись во что-то почти похожее на преклонение, едва они заметили юного Туана.
— Говорят, — и парень ухмыльнулся, — что нет чести среди воров, но здесь, среди нищих Грамария, есть, по крайней мере, сродство. Добро пожаловать, Род Гэллоуглас, в Дом Хлодвига.
Волосы у Рода на голове встали дыбом. Он вспомнил толпу, виденную им ночью ранее в порту.
Глаза его расширились, он уставился на Туана. Он не мог быть. Не мог.
Однако ж он смог. Да, смог.
Туан Макриди был демагогом, подстрекавшим толпу к походу на замок.
Этот краснощекий здоровый юноша был первой крысой в местной клоаке.
Толпа разразилась грубым, веселым гамом, приветствуя своего Галахада. Туан ухмыльнулся и помахал рукой. От воротника ко лбу поползла легкая краска. Он казался почти смущенным таким приемом.
Он провел Рода в темный угол в дальней части зала. Он не сказал ни слова Пересмешнику, но две курящиеся кружки подогретого вина со специями стукнулись о стол чуть ли не сразу, как они сели. Хозяин удрал, не получив платы.
Род следил за его уходом, цинично подняв бронь. Он повернулся к Туану.
— Вы здесь не пользуетесь деньгами?
— Нет, — улыбнулся Туан. — Все приходящие в Дом Хлодвига приносят те немногие деньги, какие у них есть. Их складывают в общую копилку, а мясо и вино выдают всем по потребности.
— И место для сна, я полагаю?
— Да, и одежду. Это бедный стол, по меркам дворянина, но огромное богатство для этих моих нищих собратьев.
Род изучил лицо Туана и решил, что парень мог не шутить, когда сказал «собратьев».
Он откинулся на спинку стула и скрестил ноги.
— Ты бы назвал себя религиозным человеком?
— Я? — Туан попытался придушить смех и почти преуспел в этом. — О, нет! Должен бы быть, но меня не видели в церкви трижды двунадесять воскресений, а то и больше!
Значит, решил Род, его мотивы помощи бедным, вероятно, были не слишком лицемерными, какими бы они ни могли оказаться.
Он посмотрел в свою кружку.
— Так ты кормишь и одеваешь этих людей на принесенные ими гроши, да?
— Нет, это только начало. Но со столь веским серьезным доказательством наших добрых намерений наша благородная королева нашла нас заслуживающими средств к существованию.
Род уставился на него.
— Ты имеешь в виду, что королева выкладывает вашей компании на вспомоществование?
Туан озорно усмехнулся.
— Да, хотя она и не знает, кому помогает. Она не знает Дом Хлодвига по имени, знает только, что дает доброму старому Брому О'Берину деньги, чтобы позаботиться о бедняках.
— А Бром дает их вам.
— Да, а он, со своей стороны, благодарен, что стало меньше краж и убийств в темных переулках.
Род кивнул.
— Очень хитро. И все это дело — твоя идея, верно?
— О нет! Это придумал Пересмешник, но его никто и слушать не стал.
Род уставился на него.
— Пересмешник? Ты хочешь сказать, что этот вывернутый беглец из передачи после полуночи — босс этой операции?
Туан нахмурился, покачав головой.
— Люди не последуют за ним, друг Гэллоуглас, в нем нет ничего авторитетного. Он — трактирщик, держит постоялый двор, выдает в помощь нужное им добро — слуга и только слуга, но хороший. Ты найдешь его более умным чиновником, чем любого другого — да, даже Лорда-Казначея королевы.
— Понятно, только слуга.
Но также и человек, который держит бумажник, мысленно добавил Род. И мозги компании, к тому же. Туан, может, и знает, как заставить людей делать то, что он хочет, но знает ли он, чего он хочет?
Да, конечно, знает. Разве Пересмешник не сказал ему? Что делает Пересмешника местным политэкономом и, вероятно, составителем речей Туана.
Род откинулся на спинку стула, потирая подбородок.
— И тебе удается держать их в этой декадентской роскоши только на приносимую нищими милостыню? Плюс, конечно, шиллинги королевы?
Туан застенчиво улыбнулся, и, кивнув, нагнулся вперед.
— Это не так-то легко сделать, Род Гэллоуглас. Эти нищие терпеть не могут, чтобы им указывали. Утомительный это труд — упрашивать, угрожать, улещивать; человек изматывается от этого. И все же им вполне стоит заниматься.
Род кивнул.
— Для этого требуется человек без ложной гордости, и с еще меньшей долей ложного стыда, и такой, который может заглянуть в сердце своего собрата.
Туан покраснел.
— Такой человек, — заметил Род, — мог бы сделаться королем нищих.
Но Туан покачал головой, закрыв глаза.
— Нет, здесь нет короля, друг Гэллоуглас. Хозяин дома, наверно, но ничего более.
— Разве ты не хочешь быть королем?
Плечи Туана затряслись от смеха.
— Нищие об этом и слушать не станут!
— Я спрашиваю не об этом.
Глаза Туана сцепились с глазами Рода, улыбка сползла с мальчишеского лица. Затем Туан уловил смысл слов Рода, и его глаза посуровели.
— Нет! — выплюнул он. — Я не алчу трона.
— Тогда зачем же ты пытаешься повести нищих против королевы? — сделал выпад Род.
Лицо Туана снова осветилось улыбкой; он откинулся на спинку стула, выглядя очень довольным собой.
— А, ты знаешь о моем замысле! Тогда можно мне напрямик спросить тебя, друг Род, ты присоединишься к нам, когда мы пойдем на замок?
Род почувствовал, что его лицо застывает как гипс, глаза его снова встретились с глазами Туана, голос был очень спокоен:
— Почему я?
— Нам понадобится как можно больше друзей в гвардии королевы.
— У вас и так уже, должно быть, их там немало, — пробурчал Род. — Если вы уже знаете, что я сегодня вступил в гвардию.
Улыбка Туана расширилась, веки опустились.
Случайный факт со щелчком стал на место в голове Рода.
— Если бы я поискал в этом зале, — осторожно произнес он, — то нашел бы трех человек, которые напали на тебя сегодня?