Поскольку в фильмах, в отличие, может быть, от жизни, есть мораль, Фил в конце концов покоряет Риту не тем, что подыгрывает ей, а тем, что забывает о себе. Постепенное выстраивание именно такого разговора, как она ждет, помогает Филу поцеловать Риту, но этого мало, чтобы завоевать ее, а главное — мало, чтобы снова запустить ход времени, и Фил по-прежнему просыпается в том же дне, несмотря на все успехи, достигнутые им в покорении любимой.

Но незаметно, пока изо дня в день происходят одинаковые события, Фил меняется сам — он перестает пренебрежительно относиться к людям. Он начинает интересоваться их жизнью, задавать им вопросы, помогать. Дни все еще повторяются, но теперь они заполнены помощью другим людям. Теперь Фил использует свой метод самосовершенствования для поступков на благо других: например, вмешивается в происходящее и не дает старику нищему умереть от холода на улице или подхватывает мальчишку, который падает с дерева.

Проявив интерес к другим, он сам становится интересным и своей внимательностью к людям умудряется очаровать Риту за один день. Они засыпают рядом в комнате, где он просыпался каждое утро и находил все неизменным, — к своему удивлению, на этот раз, проснувшись, он обнаруживает, что Рита все еще рядом, а радио играет другую мелодию. Так ему удалось перешагнуть порог, тот непреодолимый временной рубеж, что отделяет сегодняшний день от завтрашнего.

Как себя вести в беседе о непрочитанной книге

Глава I. Не стесняться

В ней подтверждается с помощью романов Дэвида Лоджа, что первое условие для разговора о книге, которую вы не читали, — не стесняться.

Теперь, когда мы назвали разные способы не-чтения, а также изучили некоторые ситуации, в которые ставит нас жизнь, самое время перейти к главному в этой книге — то есть к тем средствам, которые надо использовать, чтобы красиво из таких ситуаций выходить. Некоторые из этих методов я уже упоминал в предыдущих главах, или они просто следуют из моих наблюдений, но теперь пора как можно точнее описать их внутреннюю логику.

Как мы уже видели, говорить о книгах и читать эти книги — два совершенно не связанных между собой занятия. Их легко можно разделить, и я, со своей стороны, способен высказываться о многих книгах достаточно глубоко и подробно, хотя почти перестал их читать — благодаря такому воздержанию, я создаю необходимую дистанцию, получаю возможность охватить их взглядом, как библиотекарь у Музиля, — и могу говорить о них со знанием дела. Вся разница в том, что, когда мы говорим или пишем о книге, мы подспудно обращаемся к какому-то еще лицу, которое может быть рядом или где-то далеко. Существование этого третьего участника заметно влияет на процесс чтения, собственно, это главный фактор, который и определяет, как все происходит.

Уже понятно — я как раз пытался это показать в предыдущем разделе на примере нескольких конкретных ситуаций, — что разговоры о книгах очень тесно связаны с отношениями между людьми, зависят от психологического расклада, то есть отношения с с другим человеком, какой бы ни была их природа, влияют на отношения с текстом, и на текст это соответственно тоже накладывает свой отпечаток.

• • •

Как мы все знаем, одна из профессий, представители которых чаще других вынуждены комментировать непрочитанные книги, — это преподаватель. Действительно, большинству из нас приходится рассуждать о книгах, которые у говорящего не было времени, а то и просто охоты читать, — при этом в любой момент может выясниться, что ты говоришь с самим автором или с другими специалистами, обмануть которых вовсе не просто.

Английский романист Дэвид Лодж — сам преподаватель и поэтому хорошо знает особенности этой профессии. В своих книгах он по крайней мере дважды обращался к вопросу, как себя вести, если вы не читали какой-то книги. Эти два пассажа можно найти в его романах «Академический обмен» и «Мир тесен», в которых рассказывается об интеллектуальных и сердечных аспектах жизни университетского мирка; благодаря этим романам возник специфический литературный жанр, «университетский роман».

Первый пример, который рассказан в романе «Мир тесен», — это весьма неожиданный диалог. Один из членов университетского микрокосма, Робин Демпси, на протяжении нескольких глав беседует с компьютером, за которым ему разрешили посидеть, — это настолько мощный и совершенный компьютер, что он может поддерживать нормальный разговор. Машина откликается на имя Элиза, то есть она женского пола, и постепенно Робин привыкает делиться с ней самыми сокровенными мыслями.

Наконец-то он нашел кого-то, кому можно доверить свои тайны, не боясь огласки, — и Демпси высказывает Элизе все раздражение и злость, которые вызывает в нем один из его коллег, Филипп Лоу:

«Робин Демпси: Мне ничуть не лучше.

„Элиза“. Почему?

Р. Д.: Да все из-за Филиппа Лоу.

„Элиза“: Расскажите о Филиппе Лоу.

Р. Д.: Я уже рассказывал.

„Элиза“: Может быть, хотите что-нибудь добавить?

Р. Д.: Лоу для меня — символ несправедливости жизни. В Раммидже ему вместо меня дали ставку старшего преподавателя. Потом его, по случайному стечению обстоятельств, сделали завкафедрой. Теперь все помешались на его книге о Хэзлитте»²⁴.

Всякий, кому случалось терпеть поражение на карьерной лестнице и кто объясняет это несправедливостью начальства, поймет гнев Демпси. Еще более узнаваемы следующие строки:

«„Элиза“: Расскажите о Хэзлитте.

Р. Д.: Хэзлитт меня не интересует. И я не собираюсь читать эту дрянную книжку. В гробу я ее видел. Я достаточно времени провел вместе с Лоу на кафедральных заседаниях, чтобы представить себе, о чем он может написать, — смертная тоска, и только. А эта идея, что он может претендовать на должность при ЮНЕСКО, — сущий бред».

Эти строки дают неплохое представление о той степени доброжелательности, которая окрашивает наши отношения внутри университетского сообщества, и о дружелюбии, которое переполняет нас и наши отзывы о текстах, написанных коллегами, в том числе если мы этих текстов не читали — а это почти всегда так и есть. Дэвид Лодж, несомненно, говорит о среде, которую хорошо знает.

• • •

Поскольку сам я, как и Демпси, и многие университетские преподаватели, провел достаточно времени на заседаниях вместе с моими коллегами, то мне вовсе не обязательно читать их книги, чтобы судить, хороши эти книги или плохи. Вопреки знаменитому мнению Пруста о разнице между книгой и ее автором, а точнее, вопреки определенному прочтению этого мнения, книга — это не таинственное небесное тело-аэролит и не порождение скрытого «я». Как правило, все куда проще: книга — продолжение человека, которого мы знаем (при условии, конечно, что мы дали себе труд его узнать), и вполне можно, как это делает Демпси, составить мнение о книге просто по тому, что мы знаем о ее авторе.

То, что говорит Демпси, и, вероятно, его устами сам Дэвид Лодж, хорошо известно в кругах, имеющих отношение к литературе. Нет никакой необходимости читать книгу, чтобы сформировать о ней представление и высказывать его, причем это могут быть не только общие слова, но и какие-то вполне конкретные наблюдения. Ведь книга не может быть изолированной. Она — элемент того несметного множества, которое я назвал коллективной библиотекой, и полное знание этого множества не требуется, чтобы судить о каждом из элементов (Демпси понимает, к какому типу относится данная книга). Нужно лишь определить ее место в этой библиотеке, со знаком «плюс» или «минус», ведь книга подобна слову, которое получает свой смысл лишь в соотношении с другими словами того же языка и с другими словами предложения, в котором оно использовано.

Значение обычно имеет не эта конкретная книга, а множество книг, характерных для определенной культуры, причем каждую отдельную книгу, в принципе, можно убрать. Поэтому ни к чему скрывать правду — вполне можно признаться, что мы не прочли конкретный элемент коллективной библиотеки. Это не мешает нам иметь о ней общее представление и принадлежать к числу ее читателей. Она — как единый ансамбль, в который входит также и личность автора, и общие черты проявляются в каждой из книг, каждая из них — отблеск всех вместе. Поэтому мнение, которое высказывает Демпси о книге своего коллеги, вполне приемлемо как его субъективная точка зрения, и можно держать пари, что она бы не слишком изменилась, если бы он дал себе труд прочесть книгу.