Я боюсь, что даже мои пальцы не смогут выразить то, что я хочу.

Я люблю находиться на этих вершинах. Я люблю высоту. Это красота, это сундарам. Это нечто, что я могу объяснить только моим любимым. Это прекрасно. Это не рассказ, это не роман, это сама реальность. Тому доказательство мои слезы. Истина должна доказываться слезами человека, существованием человека, тем, как человек живет.

Ученый не может быть благородным, ему нужно быть осторожным, ему нужно быть калькулятором, все предусмотреть… но левая сторона все равно побеждает. Яшу Бхарти побеждает. Это единство противоположностей. Гит Бхарти, мужчина, справа; женщина, Яшу Бхарти, слева. И это не случайно. Ни один мужчина не может быть слева, только лишь женщина, потому что только женщина может общаться со мной через левую сторону. Мужчина это всего лишь эта вот простая правая рука; работящая, натренированная, способная, неприменимая в каком-либо другом случае. На правой стороне нет поэзии, поэтому мужчина остается на ней, на той стороне, где он прав. Когда же он пытается быть на левой стороне, он неправ.

Не бойтесь, что я схожу с ума, или что-то в этом роде. Это невозможно. Как может сумасшедший снова сойти с ума? Это невозможно! Так что вы можете не бояться за меня.

Именно это и происходит вокруг меня:

Когда я увижу, что вы сходите с ума, я остановлюсь. А пока этого не произошло, позвольте цветку расти, а птицам петь… я лишь немного сумасшедший. Каждый об этом знает, так что нечего беспокоиться.

Я слышу ваше хихиканье. Я боюсь, что мое тело не сможет этого выразить. Двадцать пять лет я говорил, и с плохим произношением. Какое это имеет значение? Что имеет значение, так это те высоты, с которых я говорю. Куда вы так спешите? Вам же некуда спешить. Позовите всех назад.

Если еще есть время расслабиться… то позвольте мне расслабиться хоть раз. Я посмотрю, сознательны вы или нет. Никогда не бойтесь, даже если я умру в это самое мгновение, потому что я умру со всеми моими радостями, со всем своим наслаждением, независимо от того, выражены они были или нет.

Гит Бхарти, кажется, немного не в себе, даже больше чем я, когда хожу. Вы видели, как я хожу? Это так трудно для меня, но если уж говорить о высотах, я могу летать.

Я такой дьявол! Я всегда был дьяволом!

Свет мне не мешает. Я гляжу на тысячи солнц, так что вы мне никак не помешаете. Шум мне тоже не мешает. Я вижу базар вокруг себя все время, так что ваш шум меня совсем не раздражает.

Это большая редкость… это прекрасно стать так близко к красоте, стать так близко, что осталась лишь тонкая пелена и ничего, кроме красоты. Красота прекрасного… это также, как волны в океане.

Мне нравится этот свет, он неплохой. Он похож на то, что я вижу. Я вижу такой грандиозный свет… этот — просто ничто. Передо мной такая музыка, что я почти тону в ней. Быть близко к красоте это быть близко к смерти. Я не могу это забыть. Я подходил близко к смерти снова и снова. Я был близок к смерти много раз в моей жизни, и я знал об этом. Вы можете этого и не знать, но мы все встречаемся со смертью бесконечное множество раз, но мы так наполнены страхом, что не видим ее красоты; иначе смерть была бы другим именем Бога. Я просто поражен, почему никто до сих пор об этом не говорил. Это другое имя для Бога, для света, для наслаждения, для красоты.

Говорить о запредельном трудно. Это всегда было трудно, ни в одном языке нет слова для этого, в частности в английском. Я не против английского языка. Я люблю его за многое; он точный, более точный, чем другие языки. Именно поэтому он труден для объяснения запредельного. Он хорош для науки, для технологии, но совсем не для религии.

Вивек называет ваши записи «бредом сумасшедшего»… они написаны сумасшедшим, но это не бред. Если я сумасшедший, то кто же нормальный? Если я сумасшедший, то кто может назвать себя не сумасшедшим? Никсон? Кто может объявить себя нормальным? Эта бедная земля полна сумасшедших людей, поэтому я и выгляжу сумасшедшим. Нормальный человек среди ненормальных всегда так выглядит.

Есть одна прекрасная история Калила Джибрана, которую я всегда любил.

Это было в одном древнем городе, которым правили всеми любимые Король и Королева. В единственный колодец, — кроме того, что был предназначен для исключительного пользования Короля, Королевы и их премьер-министра — колдун бросил ядовитое зелье. Он объявил: Все, кто выпьет этой воды, сойдут с ума». Естественно, что, кроме Короля, Королевы и премьер-министра, весь город сошел сума. Им приходилось пить из того колодца, и все они сходили с ума. Все, за исключением Короля, Королевы и премьер-министра, стали сумасшедшими.

Все сумасшедшие горожане собрались вокруг дворца выразить свое недоверие Королю, крича: «Король сошел с ума. Нам не нужен сумасшедший Король. Король спросил у своего премьер-министра, что делать. Министр, наверное, был мудрым человеком — не то, что политики теперь, человеком внутреннего видения, не избранным на выборах, а выбранным по своей мудрости. Он сказал: «Я сделаю так, чтобы на некоторое время толпа отвлеклась. А ты беги к городскому колодцу и напейся: Пей сколько сможешь. Облейся. Потом иди назад и все будет в порядке

Скоро Король вернулся, но он вышел через парадную дверь голый, напевая песни и танцуя… напевая в экстазе песни, он танцевал с толпой. Танцы Короля убедили толпу в том, что он нормальный. Они объявили его нормальным. Они возвратили ему престол. Они радовались. Они праздновали, что он снова стал нормальным.

Вокруг меня одни сумасшедшие. Я живу в мире сумасшедших. Естественно, что я буду выглядеть сумасшедшим… сумасшедшим даже для моих собственных людей.

Я ни разу не кричал все двадцать пять лет. Я говорил в микрофон. Но специально для вашей пользы я скажу: «Заткнитесь», — не вам, а дуракам внутри вас. Для вас у меня нет ничего, кроме слез… и радости… и молитвы. Смотрите, у меня уже слезы. Они выступили на левом глазу, они связаны с правым полушарием, также, как и левая рука.

Правая часть мозга права. Когда я говорю: «Правая права, а левая неправа», это относится только к мозгу. С телом же все наоборот: правая неправа, а левая права. Если вы хотите увидеть слезу, вам нужно будет переместиться на левую сторону.

Это прекрасно плакать за кого-то еще. Пролить слезу за кого-то гораздо более прекрасно, чем быть радостным самому. Это как дождь, это как будто посреди ночи взошло солнце. Я больше ничего не скажу, я буду только молчать.

Это слова, которые нужно понять. И я не проповедник. Читать проповедь — грязная работа. Я любящий.