Этой версии верят далеко не все. Гордон Винтер, другой агент южноафриканских спецслужб, рекрутированный в то же время, что и Луди, писал, что Луди был на самом деле левым журналистом и вступил в компартию по убеждению. Но через месяц после этого его арестовали за связь с темнокожей женщиной, то ли индийского, то ли малайского происхождения, и он согласился сотрудничать со спецслужбами, чтобы избежать огласки и тюрьмы [369] . О том же писал и Стивен Клингман в биографии Брама Фишера. Видные коммунисты Хилда и Расти Бернстейн, хорошо знавшие Луди, говорили Клингману, что не могут поверить, что Луди с самого начала был шпионом – настолько он казался искренним. Да и история с женщиной – не выдумка. Письма Луди к ней были вещественным доказательством на суде [370] . Однако Тони, дочь Бернстейнов, влюбленная тогда в Луди и ездившая вместе с ним в Москву, говорила нам прямо противоположное, а именно, что в Москве Луди вел себя крайне подозрительно: старался не выходить на улицу, нигде не показывался один, был в состоянии такой нервозности, что казался больным, и все время стремился уехать домой раньше запланированного срока [371] . Свидетельствовать это могло только о том, что, если ко времени поездки в Москву Луди уже и работал на южноафриканские спецслужбы, профессиональным разведчиком он вовсе не был.

Поездка эта состоялась в 1962 г. Луди побывал в СССР на Всемирном конгрессе мира, в котором участвовали 2800 человек. Вместе с другими делегатами он и Тони побывали в Волгограде и Сочи. В своих мемуарах Луди описал гостиницы, в которых останавливался, уличные сценки, выступления на конгрессе Н. С. Хрущева, первых советских космонавтов Ю. Гагарина и Г. Титова и английского пацифиста и борца за мир Бертрана Рассела. Но в принципе книга представляет собой скорее описание туристической поездки, чем наблюдения разведчика. Луди не знал русского языка, любопытства относительно советской действительности не проявлял и до поездки ничего о СССР не знал [372] . Связь Луди со спецслужбами раскрылась, когда его решили использовать в качестве свидетеля на суде против Брама Фишера, проходившем в 1964–1965 гг.

Южноафриканским спецслужбам удалось завербовать немало кадров Умконто и других активистов АНК, учившихся в СССР или бывавших в нашей стране. Так некто Пайпер, прошедший обучение в лагерях в Анголе, был послан в Ленинскую школу в Москву. Ленинской школой в просторечии называли Институт общественных наук, в котором получали образование руководящие кадры коммунистических и рабочих партий и некоторых национально-освободительных движений. Пайпера ценили так высоко, что пригласили даже на расширенное заседание ЦК ЮАКП в ГДР. Другой случай: некто Ральф (или Сирил) по кличке Страх, по всей вероятности тоже учившийся в Ленинской школе. Жена этого человека, Джессика, также работала на южноафриканские спецслужбы и тоже училась в Ленинской школе [373] .

В марте 1981 г. служба безопасности АНК раскрыла целую группу агентов южноафриканского режима и западных стран среди своих кадров в Лусаке. Около 60 человек сознались в том, что имели контакты с южноафриканскими службами безопасности [374] . Это создало в рядах конгресса атмосферу всеобщего недоверия и подозрительности и привело к созданию Кватро – лагеря-тюрьмы АНК, ставшего известным своими эксцессами. Вполне вероятно, что многие «признания» были выбиты из подозреваемых пытками, но некоторые действительно работали на разведку ЮАР. Многие проходили обучение в СССР, но поставлявшиеся ими сведения вряд ли могли нанести нашей стране ощутимый ущерб: за редчайшим исключением у них не было доступа ни к новейшей советской военной технике, ни к советским стратегическим или тактическим разработкам.

Были, конечно, свои разведчики и у АНК. В разное время судьба свела нас с несколькими из них. Самым необычным был Беки Джейкобс, имевший множество кличек – Хассан Соломон, Хассан Осман, Хассан Эффенди, Соломон Кинг, Кинг Соломон – и поразительное имя: Уранин Владимир Дзержинский Джозеф Соломон. Впрочем, может быть, это тоже была кличка. Под именем Уранин Соломон Беки поступил в 1990 г. в Институт стран Азии и Африки (ИСАА) при МГУ на кафедру африканистики, которой заведовала тогда И. И. Филатова. А научным руководителем Беки стал А. Б. Давидсон. Беки был явно способным и интересным человеком, поразительно хорошо информированным о внутренней ситуации в АНК, но учился он не слишком прилежно и на занятиях появлялся редко. Как он проводил свое время, нам неизвестно.

О своем происхождении и жизни, да и об АНК, Беки рассказывал нам такие невероятные истории, что им трудно поверить. Датой своего рождения он назвал 9 июня 1962 г. В удостоверении личности, выданном ему АНК в Лусаке, другая дата рождения: 16 декабря 1961 г. [375] Но эта дата считается днем рождения Умконто – совпадение, конечно, не невозможное, но маловероятное. Беки сказал нам, что родился в СССР, в Чите. Говорил о том, что дед его был сыном Дзержинского, что в 1920 г. он переехал в Южную Африку, но потом вернулся в СССР. Отец работал якобы в ГРУ и был послан в Египет к Насеру. Мать, говорил он, была родом из Турции, цыганского происхождения. Сам Беки жил якобы в СССР до шести лет, потом переехал с родителями в Южную Африку и стал активистом АНК. Возможности проверить эти утверждения, как и то, что говорил Беки о некоторых своих товарищах по АНК – порой весьма нелицеприятно, – у нас нет.

Впрочем, о своем происхождении из России Беки говорил не только нам. Наш коллега по кафедре африканистики южноафриканец Лукас Фентер, преподававший у нас язык африкаанс, вспоминал: «… летом 93-го мы с Беки пошли выпить в кабаке около площади Ногина, где он познакомил меня с „родным дядей“. „Дядя“ оказался стариком лет семидесяти в старом советском костюме. Беки сказал мне, что „дяде“ недавно впервые разрешили покинуть закрытый городок, где он до этого работал физиком-ядерщиком и разрабатывал вместе с Сахаровым водородную бомбу. „Дядя“, как помнится, хоть и выглядел нервным, но эту версию не отрицал, ругал Елену Боннэр за то, что она хорошего человека своими взглядами погубила и ближе к полуночи на примере пустых банок из-под пива стал объяснять мне приблизительное действие водородной бомбы. До сих пор для меня загадка, что это было» [376] .

Дж. Сандерс пишет, что в детстве Беки классифицировали как цветного, но мать получила для него свидетельство о рождении под другим именем, и в 1978 г. он учился в «колледже для индийцев» в Дурбане. В начале 1980-х годов часто ездил из ЮАР в Свазиленд по делам молодежной программы Экуменического центра Дьякониа в Дурбане. Так, по крайней мере, говорилось в меморандуме, написанном им для южноафриканской полиции в 2003 г. [377] Вряд ли приходится сомневаться, что этот удобный предлог использовался для целей АНК и ОДФ.

17 ноября 1985 г. в приложении к йоханнесбургской «Sunday Times» была опубликована статья о том, что Хассан Соломон, один из лидеров ОДФ, исчез в ночь на 11 августа. Он сказал семье, что едет на похороны юриста и активистки ОДФ Виктории Мксенге, но с тех пор ни от него, ни о нем не было никакой информации.

Семья беспокоилась, что он был убит или похищен полицией или службой безопасности. Но в январе 1986 г. южноафриканское радио передало информацию о том, что Хассан Соломон живет с индийской семьей на Маврикии, «изучает конституцию этой страны и играет в футбол с местными командами». Еще через несколько месяцев Беки Джейкобс обнаружился в Лусаке, в штабе АНК [378] .

Очень скоро у него начался конфликт с лусакским руководством службы безопасности АНК, которое Беки обвинил в коррупции и эксплуатации бойцов Умконто. Неудивительно, что уже в 1986 г. он оказался в тюремном лагере Кватро. Беки пробыл там около пяти месяцев и, вероятно, не вышел бы живым, если бы его не вызволил Айвен Пиллэй, опытный и уважаемый член руководства АНК, позже занимавший один из руководящих постов в новой Национальной разведывательной службе ЮАР. Беки послали в анковское подполье в Свазиленд, но он попал в заключение за нелегальный въезд в страну и был депортирован обратно в Замбию [379] .