Военный переводчик М. Г. Маргелов, служивший на самом юге Анголы в 1989–1990 гг., писал: «Я прибыл в штаб южного фронта 14 сентября. Меня встретил начальник штаба: „Завтра прибудет машина, пиши завещание“. Потом я зашел в штаб, там висели „Нормы вновь прибывшего“, о том, что человек должен был прибыть, доложить, сдать все то, что должен был сдать, и обязательно написать завещание» [526] .

А вот как вспоминал о своем участии в операции «II съезд МПЛА – Партии труда» в июле 1985 г. советский военный специалист Юрий Панченков.

...

В наступлении на Мавингу участвовало несколько пехотных бригад ФАПЛА. Часто обучать ангольцев приходилось уже в процессе боя. Мы применяли такую тактику: при столкновении с противником посылали пару БТР или БРДМ унитовцам во фланг, и те, панически боявшиеся окружения, бросали не только трупы, но и раненых и отходили… Показав на деле, что унитовцы не заговорены от пуль, солдаты ФАПЛА воспрянули духом. В ходе первых же боев УНИТА осталась без опытных бойцов и лишилась демобилизованных в деревнях рекрутов. До Мавинги оставалось всего восемнадцать километров, но тут… вмешалась регулярная армия ЮАР.

С неба посыпались бомбы. Юаровские «Миражи» и «Импалы» буквально расстреливали нас на бреющем полете. Только начнем оборудовать позиции – над нами появляется самолет-разведчик. А за ним и «Миражи». После первых бомбежек мы стали действовать иначе: дождемся, пока улетит разведчик, и быстро передвигаемся на пару километров в сторону. Авиации юаровцев ничего не оставалось, как бомбить по пустому месту. Днем прятаться было труднее. Только плотные заросли акации спасли наши бригады от полного разгрома с воздуха. Средств ПВО в бригадах практически не было. «Стрелы» нам подвезли уже после начала юаровской агрессии, и они лежали в кузове «Урала». Когда начались воздушные налеты, по закону подлости одна из вражеских первых ракет угодила именно в эту машину.

На наших глазах юаровцы сбивали ангольские самолеты и вертолеты. До сих пор перед глазами стоит картина: два Ми-8 сели в нашем расположении, подбросив боеприпасы и запчасти к технике, и взяли на борт раненых. Пара Ми-24 кружила в воздухе, прикрывая их. Едва вертолеты с ранеными поднялись, как появились «Миражи» и сбили все четыре машины. Страшное зрелище, когда раненые выбрасываются из горящих вертолетов с километровой высоты. На следующий день было сбито еще два вертолета. После этого полеты авиации для оказания помощи наземным войскам были приостановлены. Нам предстояло выбираться из этого пекла самостоятельно [527] .

О профессионализме и прекрасной технической оснащенности южноафриканской армии в СССР было хорошо известно. В среде советского военного руководства о ее силе говорили открыто [528] . В Анголе советские военные испытали возможности этой армии на себе. Ветеран войны, подполковник И. А. Ждаркин писал: «Среди советских специалистов многие прошли Афганистан. Вот их мнение: „Таких ужасов, как здесь, в Афгане мы не видели“. Один сказал так: „Когда начала бить юаровская артиллерия, я подумал, что это самое страшное. Однако потом налетела юаровская авиация, и нам на земле стало мало места…“» [529]

Вот как описывал Ждаркин южноафриканское наступление 14 октября 1987 г. на расположение 47-й бригады ангольских войск, к которой он был прикомандирован: «… Вокруг была страшная паника, неразбериха. юаровцы стреляли, не жалея боеприпасов. Никто толком не знал, куда бежать и что делать…» Ангольцы бежали через реку Ломбу, на другой берег, бросив технику и забыв, что им нужно было обеспечивать безопасность советских специалистов. «Советским „асессорам“ пришлось бросить свой БТР, а затем ползти по-пластунски 1,5 километра по „шане“ (пойме) по другому берегу Ломбы. Ползли под обстрелом, побросали все, кроме оружия, юаровцы били по ним прямой наводкой…» [530]

Но и для южноафриканцев знакомство с советской техникой далеко не всегда кончалось благополучно. Ждаркин пишет о налете южноафриканской авиации через три дня, 17 октября:

...

Сегодня утром, когда мы еще сидели в нашей «столовой», в 6.30 внезапно налетел юаровский самолет… Второй налет был в 8.15. Оба раза наши зенитчики не успевали среагировать. Дело в том что юаровцы тоже стали хитрые. Они знают, что здесь стоит комплекс «Оса-АК», поэтому на малой высоте проходят по берегу Кунзумбии так, что «Оса» их не видит, а затем с разворота заходят на бомбометание. В 10.10 был третий налет, 4 самолета типа «Мираж» нанесли удар по бригаде в районе 3-го батальона. Тут уж наши зенитчики поработали на славу. 2 самолета были тут же сбиты, один из «Стрелы-10», а другой – из ЗУ 23-2, оба они упали совсем близко от нас. Ангольцы, правда, утверждают, что сбили и третий самолет, но он, дескать, упал на том берегу Кунзумбии [531] .

А вот воспоминания Альберта Павлова, инженера Брянского автозавода, попавшего на юг Анголы в период очередного обострения ситуации в 1984 г.:

...

Южноафриканцы перешли границу и попытались опрокинуть ангольские пехотные бригады… Позиции дивизиона почти непрерывно атаковались с воздуха. Южноафриканские «Миражи», «Импалы» и «Пумы» просто не давали высунуть голову из окопа. Тем не менее средства ПВО дивизиона сбили десять самолетов и вертолетов противника. Одну «Пуму» «завалили», когда она шла по каньону вне видимости радара. Ракета, выпущенная вслед, вошла в каньон, настигла вертолет и рванула в нескольких метрах от него. Экипаж сгорел вместе с машиной [532] .

Так что гордости за свою технику было немало. Коломнин писал:

...

… Российская могущественная корпорация «Росвооружение» вовсю сотрудничает с Южной Африкой. Еще бы. За 20 лет южноафриканские военные на своей шкуре убедились в исключительной надежности и эффективности нашей боевой техники. Недаром из захваченных у ангольцев на поле боя ЗУшек, БМ-21, «Шилок» они создавали собственные типы и виды оружия. А охотникам, например, за мобильным комплексом ПВО ОСА-АК была объявлена солидная денежная премия. После того как спецподразделения армии ЮАР все же захватили ее под Куито-Куанавале, южноафриканские инженеры просто пришли в восторг от простоты и эффективности комплекса [533] .

Советские специалисты и советники, служившие в полевых условиях, вспоминали о том, насколько это было тяжело, даже тогда, когда не было боев. Альберт Павлов писал:

...

Конец тому вторжению положил начавшийся сезон дождей. Погода испортилась и стала нелетной. Задули сильные ветры. Вода с неба лилась день и ночь. Палатки потекли, кругом все отсырело, налетели малярийные комары. От них московские прививки не помогали, заболели почти все, а один наш офицер – А. Александров – от малярии скончался. Кубинцы принесли мощнейшее средство «Делагил», запрещенное к применению Международной организацией здравоохранения ООН, так как оно разрушало печень. Но принимали его все: лучше уж печень «посадить», чем самому в яму… [534]

Иногда жаловались на невнимание Родины и на ее нежелание признать и вознаградить по достоинству их заслуги. Тот же Альберт Павлов продолжал:

...

Вернулся я в СССР в 1985 году. На границе у меня конфисковали все фотопленки, а на заводе соответствующие службы взяли подписку о неразглашении всего того, что я видел и знал. До сих пор никаких справок, где был, что делал, у меня нет. Соответственно нет и льгот. В память остались лишь ботинки с высокими берцами да несколько снимков, чудом сохранившихся с той поры [535] .

Та же история с Пестрецовым. По возвращении с него взяли подписку о неразглашении. Родной завод выплатил зарплату за время отсутствия, а Министерство обороны – ничего. Коломнин пишет: