Алена едва успевала за ним, иногда он оборачивался и протягивал руку, в этот момент ей хотелось прижаться к нему, ее ноги еще больше начинали скользить, камни сыпались в разные стороны. Алена не решалась сказать ему, как она хочет его прямо здесь и сейчас. Он не смешивал работу с личной жизнью, а переход в лагерь был частью его работы.

Она понимала, что сказка не может продолжаться долго. Руслан давно намекал ей на то, что скоро придется опять приступить к работе и что медовый месяц затянулся непомерно, пора и честь знать. Алена старалась не придавать значения его словам и считала, что надо наслаждаться каждым мгновением, подаренным судьбой. Она боялась, что когда-нибудь все закончится. И сейчас, идя в лагерь, чувствовала приближение этого конца. Она не понимала, зачем Руслан взял ее с собой, ведь это его работа. А работа и жена для мужчины вещи несовместимые, по крайней мере так всегда говорил сам Руслан.

- Подожди, я больше не могу, давай передохнем, - совсем задыхаясь, произнесла Алена.

Руслан обернулся и снисходительно улыбнулся. Его улыбка вернула надежду, промелькнула мысль, что все будет хорошо, все будет по-прежнему. Они сходят в этот проклятый лагерь, а затем вновь вернутся в свой дом, который Алена успела полюбить и с которым не хотела расставаться.

- Ну ладно, давай, ты совсем не умеешь ходить, и хилая какая! Ничего, в лагере потренируешься - будешь такая, как я, - Руслан усмехнулся, приседая на пологий камень и вглядываясь в нависшую над пропастью скалу.

Где-то вдали шумел водопад, крикнула и замолчала какая-то птица. В голубой вышине неба плавно парил орел. Это была страна высокогорного хвойного и мрачного леса. Вековые ели причудливо раскидывали свои широкие когтистые лапы со свисающими с них длинными серыми стариковскими бородами лишайников. Камни и стволы покрыты густыми ярко-зелеными мхами. Кристально прозрачный воздух придавал всему пейзажу особенный, сказочно-зачарованный вид.

Алена сидела на камне и смотрела на своего мужа, думая о том, как безумно его любит и как счастлива сидеть рядом с ним, слышать его ровное, спокойное дыхание, смотреть в его серые глаза, в которых отражалось горное небо, и понимать, что чудесное мгновение равно целой жизни.

- Вставай, пойдем, а то скоро стемнеет, здесь быстро темнеет, - произнес Руслан, протягивая ей руку.

Алена вздрогнула, вставая и выходя из оцепенения. Она ощутила тепло его ладони и не хотела ее отпускать.

Руслан понял ее желание и опять усмехнулся.

- Пусти, здесь не бульвар, здесь ходят только по одному, цепочкой.

В лагерь пришли на закате, это был бывший скит монахов-отшельников, тайно обитавших в нем еще во времена хрущевской оттепели. Последние монахи покинули эти места в начале девяностых, перед самой войной. Куда они ушли, никто не знал, но уходили навсегда, унося с собой все святыни.

Скит был обнаружен случайно людьми Султана во время поисков подходящего места в труднодоступных местах Кабардино-Балкарии для размещения тренировочной базы смертников-подрывников. Сама Чечня не подходила для подобных баз, ее постоянно шерстили и зачищали федералы.

На просторной лесной поляне раскинулось десятка полтора крошечных келий, частично глиняных, частично каменных. В каждом домике помещалось не более двух коек и маленькая печка, в центре скита - бывшая церковь без крестов, как самое просторное помещение оборудована под резиденцию самого Султана, в лагере имелись, кроме того, летняя кухня под навесом и брезентовая палатка для теоретических занятий и просмотра учебных видеофильмов, навес для молитвы. По краям поляны - бывшие скитские огороды, заросшие бурьяном, маленькая заброшенная пасека с несколькими полуистлевшими ульями, в некоторых обитали одичавшие, а может и настоящие дикие, пчелы. Поляна заканчивалась крутым спуском в ущелье, на дне которого протекал звонкий ручей с кристальной ледяной водой. Спуск в ущелье был отделан каменными ступеньками, отполированными за несколько десятилетий подвижническими ногами, по ним монахи спускались за водой, творя Иисусову молитву.

Девушки-курсантки жили по две в домике. Один домик занимали инструкторы-арабы, один -охранники, по совместительству тренеры по рукопашному бою, один домик был резервным для приходящих людей Султана. Султан считался в лагере эмиром. Был домик и для имама - очень странного лысого человека с невероятно кривыми ногами.

Распорядок дня более чем жесткий. Подъем в пять утра, пять раз в день намаз, которым руководил кривоногий имам. Перед завтраком теоретические занятия, затем зав трак, практические занятия, обед, занятия идеологические, которые проводил сам Султан либо опять же имам, и только перед ужином немного свободного времени, употребляемого в основном на хозяйственные дела, стирку и уборку.

Потекли однообразные дни. Алену поселили в домике с некой Насирой. Стройная черноглазая девушка, немного угловатая, неразговорчивая Алену вначале встретила настороженно. Разговорились примерно через неделю.

Оказалось, Насира в лагере уже несколько месяцев, выросла в ваххабитской семье, где еще шесть сестер, два брата погибли на войне, были боевиками у известного полевого командира. Насиру отец отправил в лагерь мстить русским за погибших сыновей, но не только месть была причиной. Отцу обещали тридцать тысяч долларов после удачного выполнения задания, для бедной многодетной семьи огромные деньги, к тому же это большая честь для семьи, а родителям надо выдать замуж шесть дочерей. Дом в Хасавюрте сильно пострадал от артобстрелов, семья еле-еле сводила концы с концами. Насира была очень религиозна, мечтала о рае и о мести; что получит семья, ее мало интересовало.

Первое время Алена очень тяготилась жизнью в лагере. Ранний подъем, интенсивные занятия полностью выматывали, особенно после нескольких месяцев совершенно счастливой и беззаботной жизни с Русланом в его замечательном доме.

Вечером за ужином Алена почти спала, мечтала об одном: доползти до кровати, рухнуть и заснуть. С Русланом первое время почти не виделась, он был постоянно занят, иногда вызывал ее сам. За первые две недели она провела с ним всего одну ночь, и та была первая после прибытия в лагерь. Иногда она задавалась вопросом, почему он не обращает на нее внимание. Наверное, хочет, чтобы она адаптировалась, привыкла. Спросить у него не могла, здесь совсем другие законы. Это дома она задавала вопросы, это там она спала с ним на одной кровати, здесь женщина не имеет права задавать мужчине вопросы, здесь женщина не знает, когда ее позовут.

Недели через две все изменилось, Алена вдруг почувствовала необычайный прилив сил и некую эйфорию. Но эйфория внезапно сменилась удушьем почти до потери сознания. Это случилось вечером после ритуального омовения. Насира увидела, что Алена упала, приняв какую-то неестественную позу, и позвала Гульнару.

Гульнара считалась в лагере самой опытной в духовной практике женщиной, к тому же она была самой старой - как говорили некоторые, ей давно перевалило за шестьдесят. Она была идеологической наставницей для лагерниц. Ведь мужчина не обо всем может говорить с женщиной, да и понять женщинам друг друга легче. Она почти всегда сопровождала исполнительниц к месту совершения теракта и проводила с ними их последнюю ночь, убеждая не бояться и идти до конца. Знала очень много молитв и заговоров. А также удостоилась чести прислуживать имаму, принося ему еду и питье.

Пришла Гульнара, дала Алене какое-то горькое питье, пошептав над ней что-то по-арабски. Алене стало легче.

- Что с тобой случилось? - спросила старуха.

- Я почувствовала радость, а потом меня кто-то начал душить, - почти в бреду вспоминала Алена, она не могла прийти в себя после перенесенного потрясения.

- А ты призывала имя пророка Мухаммеда, вспоминала суры из Корана, когда это с тобой произошло? - старуха была очень серьезна.

- Да, кажется.

- Кажется или точно?

- Да, призывала.

- Тогда ничего страшного с тобой не произошло, это так и должно быть. Милость Аллаха посетила тебя.