Муж еще шуршал, шелестел, ходил из кабинета в коридор, затем послышались щелчки открывающегося замка, он вышел и закрыл за собой дверь.

Вновь воцарилась тишина. Настя словно впала с полудрему, погрузившись в воспоминание давних и почти забытых событий. Она вспомнила Алену - пропавшую несколько месяцев назад подругу. Алена вышла замуж и уехала куда-то под Нальчик, и все - ни весточки. Наверное, ей не до старых связей и привязанностей - у нее совершенно новая жизнь. Да и сама Настя, выйдя замуж, часто ли звонила своим старым подругам и приятельницам. Не до этого, ей было всегда некогда. Незамужним с ней стало неинтересно общаться.

Настя всегда удивлялась, как сильно могут меняться люди в короткий срок: старые связи, еще недавно казавшиеся крепкими и необходимыми, вдруг в одночасье теряли свою значимость. Первое время с кем-то еще созванивались по старой памяти, по привычке, а потом все реже и реже, и уже непонятно было, что связывало с этим человеком, зачем он нужен и о чем с ним говорить. Постепенно общение само собой сводится на нет, связь теряется, телефоны и адреса меняются...

У Алены и Насти все было иначе, они были как сестры. В детстве поклялись быть вместе, не найдя ничего лучшего, как расцарапать коленки и поставить на берестяном свитке печать кровью. Настя вспоминала теперь все это с улыбкой - какими наивными детьми они были.

«Когда же это было? Да, в то лето в девяносто восьмом, на даче, Верке полгода было», -вспоминала Настя.

Стояла терпкая июльская жара. Дождей не было недели три, а может, и месяц. Маленькая извилистая дачная речка, до которой Настя катала Верочку в коляске, сильно обмелела, показав всюду желтые песчаные отмели. Пахли сосны и травы, жужжали разморенные шмели. Дачники сонно копошились у себя на участках, побрякивали редкие велосипеды, и изредка гавкали разленившиеся и разомлевшие псы. А всего в каких-то пятидесяти километрах от тихого дачного рая огромный московский мегаполис задыхался в сизом смоге и собственных миазмах, корчился в лучах нещадно палящего солнца, плавился на раскаленном асфальте.

В тот день Алена приехала на своей новой машине, без предупреждения. Да и как она могла предупредить? Тогда мобильные телефоны были редкостью. А потом, они почти всегда встречались без предупреждения. Настоящим друзьям это не нужно.

Настя только уложила сытую и крепко уснувшую Верочку и собиралась блаженно растянуться под тенью яблони в гамаке с книгой и чашкой травяного чая для кормящих матерей. Минуты отдыха между хлопотами о ребенке теперь казались ей верхом удовольствия: так приятно, уложив дитя, прилечь самой, почитать, подремать. Побыть полностью предоставленной себе, отвлечься от круговерти с младенцем. Свекровь уехала в Москву, и этот факт еще более усиливал наслаждение от предстоящего отдыха. Не надо выслушивать бесконечные нотации и рекомендации от сердобольной бабушки, которая, впрочем, от слов к делу никогда не переходила и никогда ни в чем не помогала.

Привычную дачную негу нарушила остановившаяся у забора машина. Распахнулась калитка, и во двор буквально влетела Алена - с неизменным учительским пучком на затылке, в длинной, но очень стильной юбке. Этот строгий стиль она выбрала еще на первом курсе института: образ эдакой институтки девятнадцатого века, - и не изменяла ему на протяжении нескольких лет, несмотря на всяческие потрясения в своей жизни.

- Привет, подруга, все спишь? Не ждали, а мы приперлись, - воскликнула как можно раскованнее Алена.

Настя вскочила, она была очень рада.

- Аленка, ты? Где пропадала так долго? Не звонила, не приезжала...

- Разве долго? Да, пожалуй. С самых крестин не виделись, каюсь, каюсь, плохая из меня крестная. Работы много, меня в Москве почти не бывает. Кстати, в следующий раз с меня подарок, сегодня я и не думала к тебе приезжать - случайно получилось, выдалось свободное время. Так что извини, что с пустыми руками. Вот машину купила, девятка, всего двух лет, теперь я свободная женщина за рулем собственного авто, - произнесла Алена несколько ироничным тоном.

Алена подошла к коляске и по-деловому откинула кружевную накидку.

- Ну вы и выросли, просто бомба, откормленная какая! Да и ты, мать, раздалась, раздобрела.

- А ты, наоборот, похудела. Но тебе идет, такая сразу стройная становишься. Давай скорее пить чай, у меня все готово. Вчера отец Сергий из Москвы кучу булок и печенья с кануна привез.

- Поповская жизнь, - как-то задумчиво произнесла Алена, присаживаясь на садовую скамью. -Все булки да печенья, - жеманно, словно передразнивая кого-то, добавила она.

- Если не хочешь булки, есть свежая клубника собственного производства, - смущенно улыбаясь, произнесла Настя.

Она всегда терялась от проявления любой, даже самой малой агрессии.

- Давай свои булки и клубнику тоже, - развязно, уже явно переигрывая, сказала Алена.

Минут через двадцать в тени старой беседки они пили чай с травами, старый электрический самовар уютно посапывал рядом на веранде.

- Как твоя работа? - спросила Настя, чувствуя в Алене какую-то напряженность и нервозность.

Они слишком хорошо знали друг друга, и Настя сразу поняла, что Алена не просто так оказалась у нее. Последнее время Алена приезжала к ней выговариваться. Ее приходилось слушать, иначе было нельзя.

После того как Настя вышла замуж, а Алену оставил жених, они не могли общаться, как в старые добрые времена их дружбы. Алена стала нервной и жесткой, критично смотрела на все, что ее окружало. Ее раздражали люди, она стала видеть только плохие стороны жизни. Даже внешне она замечала одно плохое: вместо лица - бородавку на носу или гнилой зуб во рту, неопрятные ногти, заштопанные носки, изношенные ботинки, старомодные брюки. Казалось, что все осталось в прошлом, Алена озлобилась, очень сильно озлобилась, словно весь мир был виноват в ее беде. Она винила кого угодно, только не себя, она видела грязь и изъяны где угодно, только не в себе.

Девичьи мечты сменились простой, будничной реальностью. В двадцать лет все было в розовом цвете, кружевах, цветах и бантиках. Мечты о принцах - непременно православных, -романтической любви, медовом месяце, поцелуях, шуме прибоя и лунной дорожке. Множество детей и радость от каждой беременности, дружба семьями, церковные праздники, посты и море простого женского счастья.

- Работа отлично. Пока ты здесь, на даче, киснешь, я почти весь мир посмотрела, просто класс. Очень много интересного узнала, очень многое почерпнула для собственного развития. Я все думаю: как хорошо, что я тогда избежала участи поповской жены. Или, прости, матушки. Я забыла, что ты у нас матушка, - язвительно и зло добавила Алена.

В этот момент она старалась сделать больно Насте, хотела как можно больнее ущипнуть и задеть подругу. Это не значило, что она перестала любить Настю или держала на нее зло, нет, она любила, но по-своему. Ей часто хотелось, чтобы близкие имели возможность испытать и пережить то, что пережила она. Ей казалось, что Настя так и осталась жить в придуманном розовом мире среди сладких соплей, а вот она жизнь настоящую узнала, посмотрела ей в лицо, столкнулась с ее так называемой справедливостью.

Настя поморщилась, но промолчала. Как там, в мультике: стрижка только началась, сейчас подругу понесет.

- Подлить еще чаю? Я, пока на даче живу, очень люблю заваривать с мятой и смородиновым листом.

Алена не слышала, ее действительно понесло.

- Представляешь, кого я встретила на прошлой неделе? Своего бывшего женишка Андрюшу в сане протоиерея и его беременную благоверную супругу. Я ведь ее ни разу не видела. Нет, тогда в церкви, на их венчании, не считается, там я ее даже и не запомнила, просто белая тень в фате. А сейчас представь: живот огромный, ноги отекшие, глазки заплыли как у поросенка. Нет, я просто кайф словила, глядючи на нее.

- Послушай, Лен, зачем так злобиться? Если разобраться, то Андрей и не был твоим женихом. Вы дружили три года, он тебе двадцать пять раз предложения делал, а ты колебалась - ни да, ни нет. А потом вообще уехала на полгода. Ты же не дала тогда ему конкретного ответа. Какой же он жених?