Больше в тот день Фортуна не видела маркиза. Дома ее ждала мадам Иветт, и она провела полдня, стоя перед зеркалом и примеряя одно платье за другим.

— Мне не нужно так много платьев! — воскликнула она наконец.

— Вам понадобится гораздо больше, — произнесла мадам Иветт с приятным французским акцентом. — Вы ведь не хотите, чтобы наш красавец маркиз стыдился вас, правда?

— С такими платьями ему не придется меня стыдиться, — улыбнулась Фортуна. — Но вы правы, мадам, мне хочется сделать ему приятное. Он будет доволен, как вы думаете?

— Разумеется, — сказала мадам Иветт. — Милорд toujours[1] имел — как бы это выразить — глаз на красивых девушек!

Фортуна ничего не ответила, а мадам Иветт добавила с коротким смешком:

— А красивые девушки имеют глаз на него, правда?

Фортуна вспомнила страстную мольбу, с которой обращалась к маркизу леди Шарлотта. Это было глупо, но она слегка ревновала его ко всем этим женщинам, которые, как ей представлялось, протягивали к маркизу руки, желали его и томились, совсем как леди Шарлотта.

Но какое ей до всего этого дело?

Она жила в доме маркиза в качестве гостьи. Он потратил кучу денег на ее наряды и катался с ней в парке — такой привилегии давно уже не удостаивалась ни одна женщина. А сегодня будет прием.

Именно от мадам Иветт Фортуна узнала о том, что она должна будет присутствовать на обеде, на который, как она уже слышала, маркиз пригласил своих друзей.

— Это платье должно быть самым красивым из всех, — заявила мадам Иветт.

— Почему? — спросила Фортуна.

— Потому что первое впечатление важнее всего, — ответила француженка. — Стоит только внушить джентльмену, что vous êtes ravissante[2], как он — voila[3] — будет всегда в это верить.

— Тогда это должно быть совершенно особое платье, — серьезно ответила Фортуна.

Интересно, сможет ли она затмить красотой тех женщин, которые вздыхали по маркизу и жаждали его внимания? Быть может, он сейчас у леди Шарлотты, подумала она и тут же вспомнила, что в Лондоне находится герцог.

Нет, маркиз сейчас играет с ним в карты в «Белом клубе», в этом не может быть сомнений. При этой мысли ее настроение почему-то улучшилось.

Наконец пришла миссис Денверс и отослала мадам Иветт.

— Молодая леди еле держится на ногах от усталости, — сказала она. — И если вы не дадите ей отдохнуть, то ни ваше платье, ни чье-либо другое ей не поможет. Она должна поспать хотя бы часок, прежде чем мы начнем одевать ее к обеду. Не могу понять, почему все это должно делаться в такой спешке! Ну вот, наконец, и его светлость прибыл.

— Сколько человек будет на обеде? — поинтересовалась мадам Иветт.

— Тридцать приедут к обеду и столько же, если не больше, после него, — сообщила миссис Денверс. — А его светлость настоял, чтобы столы были накрыты в большом зале, которым не пользовались, насколько я знаю, уже девять или десять лет.

— А где этот большой зал? — спросила Фортуна.

— Дед его светлости пристроил его позади дома, — ответила миссис Денверс. — Хорошо, что я следила за тем, чтобы там всегда было чисто и туда можно было бы в любую минуту запустить гостей, а то представляю, какой бы я имела вид, когда его светлость велел мне подготовить большой зал к вечернему большому приему!

— Так и надо поступать! — улыбнулась Фортуна. — Гораздо интереснее устроить пирушку неожиданно, чем готовить ее в течение долгих месяцев.

— Мадемуазель права, — заявила мадам Иветт. — Самые лучшие события в жизни — это незапланированные события, вроде влюбленности например.

Миссис Денверс фыркнула:

— Меня заботит лишь одно, мадам, — отдых мисс Фортуны.

— Ну хорошо, отдаю ее вам, — согласилась мадам Иветт. — Я хочу, чтобы сегодня вечером она выглядела ravissante[4], и тогда у меня не будет отбоя от клиентов. Alors[5] светские дамы решат, что мои платья и их превратят в красавиц. C'est fou[6] — никто не будет выглядеть краше нашей мадемуазель!

— Постараюсь быть для вас хорошей рекламой, — улыбнулась Фортуна.

Миссис Денверс увела ее в комнату с опущенными шторами и велела лечь спать. Но Фортуна была так возбуждена, что не смогла уснуть.

Что это будет за прием? Будут ли там танцы? И если будут, то пригласит ли ее маркиз на танец? При мысли о том, что она окажется в его объятиях, у нее перехватило дыхание. Он так прекрасен, ее Аполлон, о котором она мечтала с самого детства!

«Как хорошо он управляет лошадьми, — подумала она сквозь сон. — Даже настоящий Аполлон не мог бы выглядеть прекраснее маркиза, когда он едет вот так, со сдвинутой набок высокой шляпой».

Перед тем как в гостиной, граничащей с большим залом, появился маркиз, одетый в новый роскошный сюртук из темно-синего атласа, в ней уже начали собираться приглашенные.

Гостям были предложены вина на самый разнообразный вкус, но, пока дворецкий объявлял одного джентльмена за другим, сэр Гай Шеррингтон задал вопрос, который был у всех на устах:

— Во имя всех святых, Сильванус, скажи нам, это что, мальчишник? Мы-то ожидали совсем другого.

— Надеюсь, вы не разочаруетесь, — ответил маркиз. — Я пригласил весь кордебалет оперного театра, и, как только спектакль закончится, балерины будут здесь. Многие из них только недавно приехали в Англию, и я надеюсь, что новые лица помогут прогнать унылое, я бы даже сказал, пресыщенное выражение с ваших физиономий.

— Ты гений, Сильванус! — воскликнул один из его друзей. — Ты всегда придумаешь что-нибудь оригинальное! Весь кордебалет! Во втором ряду там танцует одна малютка, которая, как мне говорили, просто неотразима — хотя осмелюсь предположить, мне она не по зубам.

— В этом-то вся и беда, — пожаловался мужчина постарше. — Эти иностранки думают, что все британцы — миллионеры. Эта большеглазая парижанка, которую я содержал в прошлом году, проделала в моем кармане такую огромную дыру, что я до сих пор не могу ее залатать.

— Лично я считаю, что женщинам нечего делать на обеде, — с манерной медлительностью проговорил одетый по последней моде франт. — Во время еды следует вести приятную и, по возможности, остроумную беседу. Женское хихиканье надо оставить на десерт.

— Пожалуй, ты прав, — согласился маркиз, — но на нашем обеде будет присутствовать дама — я пригласил одну леди, с которой вы, я уверен, будете рады познакомиться.

В ту же минуту дворецкий объявил с излишней помпезностью:

— Мисс Фортуна Гримвуд, милорд.

Все головы повернулись к двери, и со многих уст сорвался возглас удивления и интереса. В дверях стояла Фортуна.

На мгновение она застыла, в легком замешательстве разыскивая среди моря незнакомых лиц маркиза. Да, Иветт превзошла себя, подумал он.

На Фортуне было платье не белого цвета, как можно было ожидать, и не пастельных тонов, модных в то время, а изумрудно-зеленого оттенка.

Оно было расшито крошечными жемчужинами, отливавшими серебром и умело прикрепленными к воздушной материи, похожей на кисею.

Кожа и волосы Фортуны, оттененные насыщенным изумрудным светом, казалось, сверкали белизной. Платье с высокой талией, украшенное бархатными лентами под ее маленькой грудью, делало ее похожей на нимфу, возникшую из волн разбушевавшегося моря.

Она была так мила и необычна, что самая критически настроенная публика в стране, завсегдатаи клубов на Сент-Джеймс-стрит, и самые ядовитые сплетники прикусили на мгновение свои языки.

Наконец, Фортуна увидела маркиза, стоявшего неподалеку, и бросилась к нему, при этом лицо ее засияло, словно солнце, выглянувшее из-за туч. Это было импульсивное движение ребенка, бегущего туда, где он найдет безопасность и покой.