Маркиз неприятно улыбнулся:

— Разве ты еще не понял, мой дорогой Алистер, что Фортуна — истинная дочь своего отца!

— Я в это не верю, — недоверчивым тоном произнес полковник. — Если она, как мне кажется, не понравилась тебе из-за того, что она дочь Старого Дьявола, не наказывай ее за его грехи! Я уверен, что она такая, какой выглядит, — чистая и невинная.

— Ты чересчур наивен, мой дорогой Алистер, — фыркнул маркиз. — Впрочем, нас должно заботить одно — как погубить Старого Дьявола, и Фортуна, как ты сам сказал, является не только ключом к решению проблемы, но также и нашим козырем, о котором герцог, запомни, даже не подозревает.

— И когда же ты собираешься выложить ему этот козырь? — спросил полковник.

— Когда буду готов, — ответил маркиз. — А сейчас скачи-ка лучше в Мерил-Парк. Герцог в Лондоне, а герцогиня должна узнать о существовании Фортуны и потерять покой еще до его возвращения.

Не ожидая ответа, маркиз резко повернулся, сел в свой экипаж и взял в руки вожжи.

Полковник пошел в сторону Сент-Джеймс-стрит.

Маркизу не долго пришлось подгонять лошадей. На Парк-Лейн он остановился у подъезда роскошного особняка и спросил, дома ли леди Шарлотта Хедли. Ему сказали, что ее светлость примет его немедленно.

Леди Шарлотта находилась в спальне — месье Антуан, самый модный в ту пору парикмахер, делал ей прическу. Два элегантно одетых ухажера развлекали леди, рассказывая ей последние светские сплетни.

В конце XVIII и начале XIX века среди светских дам было модным принимать своих поклонников во время утреннего туалета, когда над ними колдовали парикмахеры, портные, модистки и камеристки.

Во время войны с Наполеоном этот обычай был забыт. Теперь же война закончилась, и леди Шарлотта, с которой брали пример многие из ее подруг, снова стала принимать поклонников во время утреннего туалета.

Когда слуга объявил о прибытии маркиза, она с живостью вскочила на ноги.

— Сильванус! — воскликнула леди Шарлотта. — Я не ожидала, что ты приедешь в такой ранний час! Я тут слушаю рассказ о твоей вчерашней пирушке. Там было, должно быть, очень весело.

— Да, весело, — без особого энтузиазма ответил маркиз.

— Но я не хочу говорить о том, что было вчера вечером, — продолжала леди Шарлотта, — меня гораздо больше интересует сегодняшний день и, в особенности, ты.

Она кинула на него обольстительный взгляд, а потом повернулась к гостям.

— Простите меня, джентльмены, — сказала она, — но мне нужно поговорить с его светлостью. Надеюсь, вы не будете на меня сердиться, если я попрошу вас уйти.

— Всегда одно и то же, милорд, — проворчал один из поклонников, поднимаясь на ноги. — Все спелые плоды достаются вам, а мы вынуждены довольствоваться тем, что забраковали вы.

— Вы мне льстите, — сухо ответил маркиз.

— Он обижен, милорд, — воскликнул другой ухажер, — поскольку не получил вашего приглашения на вчерашнюю пирушку! А я хочу, со своей стороны, поблагодарить вас за прекрасный вечер.

— Рад был доставить вам удовольствие. — Ответ маркиза лишь следовал светским приличиям.

Джентльмены ушли, парикмахер, кланяясь, тоже удалился, и леди Шарлотта с маркизом остались одни. Она была неотразима в шифоновом пеньюаре цвета пламени, подчеркивавшем красоту ее темных волос.

Как только дверь за парикмахером закрылась, она с преувеличенной горячностью протянула маркизу руки, словно умоляя обнять ее, и он понял, что под пеньюаром ничего больше не было.

— Сильванус, — призывно прошептала она.

Он взглянул на нее с выражением, которого она не смогла понять.

— Я так страстно желала видеть тебя, — сказала она, — но теперь, когда ты здесь, не нахожу слов, чтобы выразить свои чувства.

— Ты должна быть более осмотрительной, Шарлотта, — с укором произнес маркиз. — Твой вчерашний разговор со мной в парке, без сомнения, вызвал неодобрение посетителей Альмака.

— Неужели ты думаешь, что меня волнует мнение этих старых куриц? — с жаром воскликнула леди Шарлотта. — Кстати, что делала в твоем фаэтоне эта куколка?

— Как по-твоему, она красива? — спросил маркиз.

Леди Шарлотта пожала плечами.

— Я таких девиц просто не замечаю, — ответила она, — и к тому же не принимаю их всерьез. Если тебе так нравится, Сильванус, можешь иметь сколько хочешь таких крошек, но я хочу занимать в твоей жизни особое место.

— Позволено ли мне будет высказать три догадки? — спросил маркиз.

Леди Шарлотта отвернулась от него и подошла к окну. Она прекрасно знала, что ее фигура очень четко вырисовывается под тонкой тканью на фоне солнца, и маркиз прекрасно понимает, что она специально для этого подошла к окну. Несколько мгновений она смотрела в окно, а потом снова повернулась к маркизу.

— Послушай, что я скажу тебе, Сильванус, — ответила она, — ибо это важно для нас обоих.

— Сегодня утром ты что-то не очень гостеприимна, — произнес маркиз. — Я могу сесть?

— Конечно, — ответила она.

Она отошла от окна и встала перед ним, опершись одной рукой о вырезанную из дерева позолоченную фигуру купидона, украшавшего изножье ее кровати.

— Так ты хочешь выслушать, что я собираюсь тебе сказать? — спросила леди Шарлотта, когда маркиз уселся и вытащил свою табакерку.

— Я слушаю, — ответил он.

— Ты сводишь меня с ума, Сильванус, — начала она низким от страсти голосом. Сделав над собой усилие, она продолжила: — Но мы поговорим об этом позже. Сейчас же я хочу тебе сообщить, что вопрос об имуществе бедного Джорджа, наконец, решился.

— На это ушла целая вечность, — заметил маркиз.

— Всего лишь три года, — сказала леди Шарлотта. — После того как Джордж был убит при Ватерлоо, мы обнаружили, что дела его так запутаны, что адвокаты с трудом сумели в них разобраться. Два дня назад мне сообщили окончательное решение.

— Надеюсь, приятное? — спросил маркиз.

— Да, — ответила леди Шарлотта. — Теперь я стала очень богатой женщиной. Это для тебя что-нибудь значит?

— А разве должно? — поинтересовался он.

— Сильванус, не притворяйся, что ничего не понимаешь! — воскликнула леди Шарлотта в нетерпении. — Я богата, ты понимаешь это? Возможно, я теперь одна из самых богатых женщин в Англии. Женись на мне, и все мои деньги станут твоими!

Маркиз со стуком захлопнул табакерку.

— Ты всегда шла напролом, — заметил он.

— Какое это имеет значение? — спросила она. — Я тебя люблю, Сильванус, и хочу тебя. Женись на мне, и ты сможешь забыть о своей бесконечной, изнуряющей борьбе за деньги и земли, которые герцог отобрал у твоего отца. У меня обширные поместья в Лейстершире, но если хочешь, мы продадим их и купим другие.

Маркиз поднялся на ноги.

— Мне впервые приходится получать столь многословное предложение руки и сердца, Шарлотта, — медленно произнес он.

— Неужели это так важно, кто из нас сделает предложение — ты или я? — спросила она. — Я хочу только одного, Сильванус, — стать твоей женой. Я знаю, что нравлюсь тебе, так что мы поладим. Я предлагаю тебе стать владельцем моих миллионов! Можешь сохранить при себе своих куколок, если будешь целовать меня, когда я об этом попрошу, и дашь мне почувствовать, как трепещет от страсти твое тело в моих объятиях.

Произнося эти слова, леди Шарлотта приблизилась к маркизу и, подняв руки, обвила его шею.

— Ну, так каков же будет твой ответ? — спросила она, приблизив свои губы к его губам.

Маркиз обнял ее, и по ее телу пробежала дрожь.

— Ну, говори же, — настойчивым тоном прошептала она, — говори.

— Моим ответом на предложение жениться, — учтиво ответил маркиз, — будет «нет», но ответом на второе предложение будет «да».

Он рывком притянул ее к себе и впился в ее губы страстным, грубым поцелуем. Не отрываясь от ее губ, он потянул ее за собой — она даже не ощутила этого. И только тогда, когда он повалил ее на кровать, она издала негромкий возглас удивления.

Но ее руки все еще обнимали его шею.