— Все будет сделано так, как вы велели, милорд. Надеюсь, вы простите меня за то, что я появилась перед вами в верхней одежде. Я хотела поскорее сообщить вашей светлости все, что узнала.

— А я хочу поскорее увидеть мисс Фортуну, — приподнятым тоном произнес маркиз.

С этими словами он вышел из комнаты, а миссис Денверс стояла, глядя ему вслед. Она подумала, что он похудел за эти четыре дня. И вправду, повар жаловался, что блюда возвращались из столовой почти нетронутыми. И за все эти четыре дня его светлость почти не выходил из дому.

— Быть может, — прошептала миссис Денверс, — все и вправду изменится к лучшему.

Яхта маркиза, вошедшая в порт Кале, не вызвала у его жителей особого интереса.

Матросы отвели ее к месту стоянки, а на причале собралась небольшая толпа нищих. Маркиз спрыгнул на причале еще до того, как матросы успели закрепить причальные концы. За ним последовали старый Эбби, два молодых кучера и два лакея.

Маркиз на вполне сносном французском спросил, как добраться до ближайшей платной конюшни, и за удивительно короткое время нанял карету и четверку добрых лошадей. Вскоре они выехали из города.

Маркиз с равнодушным видом сидел в карете, откинувшись на мягкие подушки. Однако глаза его живо смотрели вперед, и каждые несколько секунд он наклонялся к окну, чтобы посмотреть, где они находятся.

Монастырь располагался в трех милях от города, и, когда они проехали это расстояние, маркиз стал с тревогой спрашивать себя, не перепутал ли он дорогу.

Неожиданно прямо перед ними предстала обитель. На вершине больших решетчатых ворот стояла статуя Мадонны. Как выяснилось, это был единственный вход в монастырь. За высоченной стеной, окружавшей его, длиной в целую милю, виднелись только верхушки крыш.

Экипаж дважды обогнул монастырь, прежде чем маркиз дал Эбби приказ ехать помедленнее, и они двинулись вдоль стен в третий раз, причем второй кучер громко затрубил в рог.

В тишине пение рога прозвучало словно колокольный звон.

Рог заливался, словно музыкальный инструмент, и звук его отдавался эхом в полях — так охотники извещают друг друга, что увидели лису.

— Тэлли-хо! Тэлли-хо!

Маркиз повторял эти слова про себя, высунувшись в окно, и внимательно изучал стену монастыря, мимо которой они проезжали.

Они миновали уже большую ее часть, но она по-прежнему казалась совершенно неприступной.

В ней никак не меньше трех метров, подумал маркиз.

Кучер на мгновение отнял рог ото рта, облизал губы и снова принялся трубить.

— Тэлли-хо! Уходи!

Вдруг прямо впереди на стене появились чья-то голова и плечи.

Старый Эбби натянул поводья, но маркиз уже заметил маленькую фигурку, вскарабкавшуюся на стену, и не успел экипаж остановиться, как он выпрыгнул из него и побежал туда.

На мгновение ему показалось, что это совсем не Фортуна, ибо фигурка была одета в черное платье и черную вуаль поверх белого апостольника. Волос ее не было видно, но маленькое личико в форме сердечка и большие испуганные глаза не оставляли сомнения, что это Фортуна.

Не говоря ни слова, она перелезла через край стены и повисла на руках. Маркиз быстро приблизился и вытянул руки.

— Прыгайте, я вас поймаю, — прокричал он. — Прыгайте, не бойтесь.

Какое-то мгновение Фортуна колебалась, но потом отпустила руки и упала в его объятия. Несмотря на ее небольшой вес, он пошатнулся, поймав ее. Вуаль взметнулась, и маркиз увидел белый апостольник, покрывавший ее голову и шею.

— Вы… все-таки… приехали, — задыхаясь, произнесла Фортуна, — приехали… за мной.

Он крепко прижал ее к себе и на какое-то мгновение почувствовал, что потерял дар речи.

Вдруг за стеной раздался колокольный звон.

— Быстрее… быстрее… увезите меня… отсюда, — взмолилась Фортуна. — Этот звон… означает, что меня ищут.

Не выпуская Фортуну из рук, он быстро подошел к экипажу и посадил ее внутрь.

Лакей захлопнул дверцу и еле успел запрыгнуть на запятки, как Эбби развернул коней и погнал их назад в Кале. Только клубы пыли взвились позади них.

Внутри кареты Фортуна не пыталась высвободиться из рук маркиза — наоборот, она спрятала лицо у него на плече.

Маркиз очень осторожно развязал апостольник, стянул его с головы Фортуны и бросил на пол. Ее волосы, освобожденные от пут, густой волной рассыпались по плечам.

И тут только он заметил, что она плачет. Взяв ее за подбородок, он повернул к себе ее лицо.

— Вы плачете? — спросил маркиз. — А я-то думал, что вы мне обрадуетесь.

— Я думала… что вы меня… забыли, — прошептала она.

— Забыл вас?! — Его голос прозвучал резко, но следующую фразу маркиз произнес уже более мягким тоном: — Я приехал не сразу, поскольку вы не оставили свой адрес.

Она хмыкнула, но это было больше похоже на всхлип.

— Я была уверена… что вы меня… никогда не найдете, — сказала она. — И еще я думала, что я вам… надоела и вы даже не захотите меня… искать.

— Кто сказал, что вы мне надоели? — спросил маркиз. — Вы не можете простить мне мою грубость в ту ночь, когда мы уехали из Тейна?

— Вы на меня тогда рассердились, — прошептала она, — а я все ломала голову… что я такого сделала… чтобы разозлить вас.

— Я был сердит не на вас, — сказал маркиз, — а на себя.

Глаза Фортуны всматривались в его лицо, словно пытаясь найти подтверждение тому, что это правда. Потом она вскрикнула от радости и снова спрятала лицо у него на плече.

— Я думала, что никогда уже… не выйду на свободу, — прошептала она. — Мне было так… страшно.

Он чувствовал, что она снова заплакала, но понимал, что это были слезы облегчения и счастья. Какое-то мгновение он молчал, крепко прижимая ее к себе.

Наконец, она подняла на него лицо. На щеках еще не высохли слезы, слезы сверкали и на темных ресницах, но глаза уже сияли от радости, словно звезды.

— У меня нет… платка, — произнесла Фортуна.

Он вытащил свой платок и вытер ей слезы.

— Вы очень похудели, — с укоризной произнес маркиз, — что тут с вами сделали?

— Я болела, — просто ответила она. — Меня напоили какой-то гадостью, отчего мне было очень плохо.

— Вы должны рассказать мне, что произошло, — сказал маркиз. — Но через несколько минут мы въедем в Кале. Когда мы подъедем к пристани, закутайтесь в плащ, который я привез для вас, и быстро поднимитесь на борт яхты. Я не хочу, чтобы меня посадили в тюрьму за то, что я увез монахиню из обители. Таких подвигов за мной еще не водилось.

Она неуверенно рассмеялась, не отрывая глаз от его лица.

— Вы… здесь, — произнесла Фортуна. — Я с трудом в это верю. Я все время думала о вас… мечтала о вас, пока, наконец, не сказала себе, что я просто придумала вас… придумала, что вы спасете меня, что я снова буду с вами.

На какое-то мгновение ей показалось, что маркиз еще крепче прижал ее к себе, но тут лошади подъехали к пристани и встали. Маркиз вытащил плащ, о котором он говорил, и закутал в него Фортуну.

— Натяните капюшон поглубже, — велел он. — И быстрее на яхту, у нас нет времени.

Фортуне показалось, что все произошло очень быстро: маркиз расплатился за экипаж, старый Эбби и другие слуги поднялись на борт яхты, и они вышли в море.

Фортуна спустилась в каюту и осмотрелась. Здесь были удобные кресла и мягкие сиденья, прикрепленные к стенам; пол покрывал пушистый ковер, а в небольшой нише стоял неизменный столик с напитками и хрустальными бокалами.

Фортуна сбросила плащ — он был слишком тяжел. Когда маркиз вошел в каюту, он на мгновение засмотрелся на фигурку в черном одеянии, которое резко контрастировало с чудными белыми волосами Фортуны, ниспадавшими до самой талии.

Мгновение она смотрела на него, а потом, словно ребенок, ищущий защиты, бросилась к нему, обвила его шею руками, спрятав лицо у него на груди.

— Неужели все это происходит наяву! — прошептала она. — Я… с вами. Мы едем назад… в Англию, и я… спасена.