— Седлаем Вересковый Шелест и ждем королевича.

— Кого седлаем?

— Идем, познакомлю, — немного успокоившись, криво усмехнулся Ригулти.

Ландышфуки сдвинул брови и пошел за ним к конюшне, настороженно прислушиваясь ко всему вокруг. Он уже знал такую вот улыбочку Драконьего Лекаря и предпочитал заранее быть начеку.

— Что это? — вышло хрипло и даже испуганно.

— Мой конь, — гордо расправив плечи и потрепав красногривое создание по высокой холке, широко улыбнулся лекарь.

Конь, если конечно, этого гиганта можно было отнести именно к породе лошадиных, мотнул головой и приглушенно заржал. Шельм, всегда считавший себя человеком не из пугливого десятка, нервно сглотнул. Ведь он понимал, что ему на этом красноглазом, под цвет гривы, чудовище, у которого даже клыки из-под верхней губы торчали, придется путешествовать.

— Хорош? — словно не видя его состояния, осведомился Ставрас. Думая, что мальчишка пробурчит что-нибудь невнятное и поспешит слинять, все же Шелест всегда производил на людей просто неизгладимое впечатление, но нет, шут закусил губу, зачем-то залез в карман в меру узких темно-синих штанов, заправленных в черные полусапожки, и достал оттуда несколько кусочков сахара.

Ставрас удивленно изогнул бровь и посмотрел на шута даже с некоторым уважением. Оказывается, тот, как чувствовал, что знакомство с конем предстоит не из легких, и приготовился заранее. "Молодец. Предусмотрительный мальчик", усмехнулся про себя лекарь и стал внимательно следить за тем, как Шельм решительно шагнул к коню и протянул к нему руку ладонью вверх, на которой лежал сахар.

Привыкший к несколько другой на себя реакции Шелест изумленно замер, но подойти мальчишке позволил. А потом и вовсе, наклонил довольно жуткую в полумраке конюшни морду со светящимися кроваво-красными глазами и принюхался к предлагаемому лакомству. Оценил. И осторожно, прекрасно зная, что клыками хрупкого человека можно покалечить, собрал кусочки сахара одними губами.

Ставрас же в этот момент смотрел лишь на Шельма, не переставая почти неосознанно поглаживать коня по гриве. Шуту было страшно. Очень. То ли он, как и в случае с Радужным Драконом, знал чуть больше о том звере, с которым пытался сейчас подружиться, то ли просто подсознательно чувствовал опасность, исходящую от него. Но Ставрас видел как он замер, словно статуя, когда Шелест склонил морду к его руке, как забыл, как дышать, и как зажмурился, ощутив удивительно мягкое прикосновение мохнатых губ. И сразу же распахнул глаза, а потом и вовсе погладил по носу, не возражающего Шелеста, увлеченно хрумкающего сахаром.

— Ну, здравствуй, Вересковый Шелест, — прошептал шут и робко улыбнулся.

Ставрас засмотрелся. Нет, честно. У мальчишки была невероятно обаятельная улыбка, вот только показывал её, настоящую, он далеко не всем, лекарь это уже понял. И просто не смог не улыбнуться в ответ.

— Ну, — заключил он, — вот и познакомились. Поможешь мне оседлать его? — весело поинтересовался он у Шельма, все еще находящегося под впечатлением от знакомства.

— Да, конечно, — кивнул тот, без ужимок и кривляний.

"И почему он раньше никогда не был таким?", подумалось лекарю, но он отогнал от себя эту мысль и взялся за упряжь, что была развешана на стенах. Шут помогал ему. Вдвоем оседлать Шелеста удалось быстро. Тот и сам не возражал, почуяв дальнюю дорогу. Они почти не разговаривали, но делали все на удивление слаженно, что не могло ни радовать как лекаря, так и шута. Правда, последний все порывался сказать что-то, но никак не мог найти слова. Ригулти наблюдал за его мучениями, но все же не выдержал, когда Шелест был оседлан и выведен из конюшен, демонстрируя солнцу, нещадно палящему с небес свои черные, блестящие бока, красную гриву, хвост и копыта, словно бы выкрашенные краской, но Шельм догадывался, а Ставрас знал, что никакая это не краска, а их натуральный цвет. На самом деле, в пышной гриве возле стоящих торчком ушей можно было нащупать бугорки рожек, но лекарь шуту об этом, конечно, не спешил говорить, хоть и заподозрил, что тот и так знает.

— Ладно, не мучайся, просто скажи, — бросил он, остановившись возле входа в дом. Шелеста они оставили возле конюшни.

Шут, смотревший себе под ноги, вздрогнул. Поднял на него глаза, а потом снова отвел, и спросил:

— Ты на самом деле собираешься отдать Веровеку Радужного Дракона?

— Нет. На самом деле, не собираюсь.

— Тогда, зачем ты его везешь к Драконьим горам? — испытующе всматриваясь в его лицо, спросил шут с замиранием сердца.

Лекарь жестко усмехнулся и веско обронил:

— Перевоспитывать.

Больше ничего не сказав, он развернулся и вошел в дом. Шут облегченно выдохнул и последовал за ним.

— Шельм, — раздался со второго этажа голос лекаря.

— Да? — крикнул шут, замерший у лестницы, ведущей наверх.

— Чаю приготовь на дорожку.

— Ладно.

— И только без фокусов!

— Каких, например?

— Таких, какие испробовал на тебе я.

— Жаль, что сказал, а то бы…

— Придушу! — раздалось сверху, но шут уже ушел на кухню. Конечно, слабительное лекарю он подсыпать и не думал, но поехидничать, когда тот все же спустится, собирался с размахом. Будет знать, как травить всякой гадостью добрых, миленьких шутов!

— Ну, как тут чай? — полюбопытствовал от двери, наконец, вернувшийся Ставрас.

— Как ты и заказывал, милый, — пропел из-за стола Шельм. — Без слабительного, но со стрихнином.

— И не жалко так над бедненьким, стареньким мной издеваться? — поинтересовался лекарь и плюхнулся на табурет напротив шута, не задумываясь, отхлебнув из предложенной ему чашки.

— Это-то ты-то старый? — возмущенно выдохнул шут.

— Я, я, — важно покивал Ставрас. — Разве не слышал, я ведь, как-никак, ровесник этого города, или что там еще за бредни бродят в народе?

— Бредни, не бредни, но никто ни помнит, ни откуда ты здесь появился, ни те времена, когда тебя вообще здесь не было, — уже без смеха обронил Шельм.

— У людей слишком короткая память, — буркнул лекарь и уткнулся в кружку.

О себе, любимом, он говорить не любил. Но проницательный от природы Шельм и так все понял, пожал плечами и отвернулся. Какое-то время они пили чай молча, периодически подцепляя из вазочки, найденной шутом в одном из шкафчиков, ореховое печенье. Но первым молчание нарушил лекарь.

— Давно он тебя тискает?

— Кто? — Шельм недоуменно моргнул.

— Наследничек, — произнес лекарь подозрительно ровным голосом, и немного расслабившийся в тишине шут сразу же подобрался.

— Он меня не тискает. Он просто пытался тем самым унизить, у него такое бывает. К тому же, был уверен, что при тебе, я ему ничего сказать все равно не смогу.

— И что же ты, все терпишь?

— Я шут, мое оружие — насмешка, — легко обронил Шельм и улыбнулся. Не по-настоящему, а лишь для того, чтобы успокоить явно не просто так интересующегося Ставраса. Тот на такую улыбку не повелся. Сегодня уже видел, как он умеет улыбаться, когда на самом деле этого хочет, сейчас шут не хотел, но был вынужден.

— И меч ты с собой таскаешь чисто как модный аксессуар?

— Обычно я его не таскаю.

— Но регулярно с ним упражняешься.

Их взгляды сцепились через стол.

— Мы еще не спарринговали, ты не можешь знать, владею ли я им, — тщательно взвешивая слова, произнес Ландышфуки.

— Уверен, что владеешь, — отрезал Ставрас, и вновь вернул разговор к вопросу, с которого все началось. — Так что же наследник?

— А что с ним?

— Он тебе нравится?

— Он наследник, как и короля, таких, как он, не выбирают.

— И раз он королевич, ты позволяешь ему распускать руки, и отводишь душу лишь на светских раутах, издеваясь над ним при гостях?

— Слушай, — шут начал злиться. Ригулти это почувствовал, но заострять внимание намеренно не стал. — Какая тебе разница?

— Две недели назад я видел его в поместье одной, так называемой, светской львицы на поверку оказавшейся лишь дворовой кошкой, — задумчиво обронил Ставрас, допивая чай.