Это — был лен.

Познакомившись с его свойствами, она не расставалась с ним.

Для своего зерна Маа плела новые корзины и обмазывала их глиной, чтобы ничто из них не высыпалось. Ее потомкам оставалось потом перейти к гончарному ремеслу. Но это ремесло требовало для своего развития изобретения огня, а огня не было. Холодные зимы были для Двуногого по-прежнему мучительны, хотя теперь уже и не одиноки.

У Двуногого и Маа родилось несколько детей. Очень интересно было смотреть на эти маленькие существа с тельцем, покрытым пухом. Маа носила их всегда за спиной, в мешке. Росли они на ветре, не боясь холода и голода. Старший, обладавший большим животом, топтался у хижины, исследуя все, что было ему доступно. Отец сделал ему каменный топор, и с помощью его маленький мужчина вносил немало опустошений в среду молодых собак, осаждавших жилище Двуногого.

Увеличение семьи вызывало необходимость постройки прочного и просторного жилища. Уходя на охоту, Двуногий заваливал вход большим камнем. Внутри сидела Маа с детьми, занимаясь плетением. Днем она отодвигала один из маленьких камней хижины, чтобы в последнюю мог проникнуть свет. Во время холодов они жили всегда в одном месте. Двуногий должен был устраивать особые помещения для всех запасов из корней, зерен, сушеного мяса. Он выбирал такое место, которое само по себе было защищено, охотнее всего природную пещеру или выступ скалы.

Ледник заставлял их непрестанно переселяться, ледяной слой доходил до их жилища или даже переходил через него. Он оттеснял их к югу, к местности, где Двуногий родился и провел детство. Недалеко был потухший вулкан, но все изменилось так, что Двуногий с трудом узнавал окружающее.

Со временем перекочевка делалась для них более и более затруднительной. У Маа каждую весну рождался новый ребенок; она охотно таскала одного ребенка на руках, двух за спиной, четвертого держала за руку, а остальные сами держались за нее. У семьи набралось столько вещей, что переселяться стало невозможно, но ледник заползал к их жилищу и заставлял идти дальше.

Двуногий ввел много усовершенствований в хозяйстве, и это еще больше затрудняло подъем с насиженного места. Он начал держать около своего жилища животных. На охоте ему удавалось иногда словить то или другое животное живым, как, например, дикого жеребенка или самку северного оленя. Он приводил их к дому, привязывал ремнями и оставлял пастись вблизи жилища. На случай, когда не будет хватать мяса, они могли пригодиться. С течением времени это дело развилось, и у него было несколько диких лошадей, быков, оленей и коз, которые размножались и в плену. Так как на них часто нападали волки, Двуногий сделал ограду из камней и веток. Осенью он часть животных закалывал и сушил мясо в запас. Некоторых, ставших ручными, он оставлял жить на зиму. Маа и дети кормили их травой, которую собирали и высушивали за лето. Полуручные лошади и олени следовали за ними в кочевках; Маа даже клала на них часть ноши. Дети подружились с ними и вскакивали на маленьких умных лошадей, почти утративших свою дикость.

Их переселение совершалось так. Впереди шел Двуногий с каменным топором, готовый ко всякому нападению. Правда, у него один лишь глаз, но он все видит. Двуногий хватал руками огромные, лежащие на пути камни и отбрасывал их в стороны. Он шагает вперед и вперед, не отводя глаз от горизонта. За ним идет Маа с ношей, дети и домашние животные идут в тесном содружестве друг с другом. Дети взгромоздились на лошадок. Сзади под небом светит зеленый ледник, как будто говоря: «Вам не уйти далеко!».

В один год они поселились на горе, а ледник их окружил. Гора имела широкую окружность и плоскую вершину, до которой, к счастью, лед не добрался. На этом острове среди ледяного моря — они стали жить.

Семья увеличивалась, мальчиков и девочек было больше, чем пальцев на руках, и все они хотели есть. Ежегодно весной, когда горный островок убирался цветами, из заплечной сумки Маа, — выглядывала еще новая пушистая головка.

У Двуногого имелись и помощники, подрастали сыновья, которые пытливо исследовали все кругом, искали дичь. Они обнюхивали воздух — точно настоящие охотники. У них большая дружба была с собаками, которые сопровождали странствующую группу в ее блужданиях.

Двуногий и его семья не выдержали бы жизни на северном горном острове среди ледника, с зимами, становившимися все холоднее, если бы не удалось найти огня, которого так всем недоставало.

Огонь явился в самое холодное время, когда нужда достигла наибольшего своего напряжения. Не молния послала его, не раскаленный камень свалился с неба.

Нет, Двуногий сидел посреди льдов, бедный, предоставленный самому себе, и пробивал дорогу к огню, борясь так долго с камнем, пока последний не дал ему огня. Это было великое чудо. Когда в руках Двуногого родился огонь, его охватило чувство победы, как в ночь, когда он убил медведя в его берлоге и надел его шкуру на себя.

Двуногий давно уже знал, что огонь заключался в камне, но он не мог добыть его оттуда. Когда он откалывал осколки кремня для ножей или делал другие орудия, он чувствовал какое-то дуновение; сильный запах гари опьянял его тогда воспоминаниями об его детстве. Перед ним вставал запах костра и у него сделалось постоянной привычкой сильно нагибаться вперед во время оббивания камня. Таким образом он ловил приятный запах, раздувая ноздри. Иногда он видел сами искры, которые слишком быстро потухали, а с ними гасла и надежда на тепло. Однажды зима была необыкновенно лютой, ледник со всех сторон окружил Двуногого, свирепый мороз сковал все, что двигалось. В разреженном воздухе было так холодно, что Маа и дети лежали недвижимо, прикрывшись целой грудой шкур. Двуногий в отчаянии, чтобы согреться, и в то же время в приливе злобы на холод, стал колотить камень. День за днем сидел он, закутанный до самых глаз в медвежью шкуру, и колотил камнем о камень. Он не давал себе отдыха, камень за камнем разбивали его проворные руки, и он видел, как от них в морозном воздухе поднимался пар. Он сидел среди огромной кучи осколков и не оставлял работы, пока солнце, казавшееся холодной растрескавшейся глыбой льда, не заканчивало своего короткого пути и не исчезало на южном краю неба, за неизмеримыми снеговыми площадями. Приходила ночь со своими большими дрожащими звездами, а огня не было и холод проникал в каменную хижину.

Стадо оленей, гремя путами, пробежало по скрипящему снегу. Из глотки их от холода вылетал странный, больной звук: «рау». Над ледником поднялось сверкающее северное сияние. Сквозь него едва виднелось семизвездие, а Двуногий все колотил камень, отыскивая в нем огонь.

Утром он принялся за прежнее занятие; надежды оставляли его. Выражение лица было мрачное, ноздри гневно раздувались. Он согревал себя этой безумной работой, а Маа думала, что муж сошел с ума. Толку не было, но Двуногий не сдавался. Если огонь существует, то его можно схватить. Он должен найтись в одном из камней, и если придется хотя бы все их расколотить, Двуногий сделает это. Двуногий стал не похож на самого себя, лицо его посерело и осунулось. Пыль и осколки камня застряли в его волосах, его единственный глаз горел огнем безумия. Однажды, когда Двуногий, расколотив сотни камней, сидел, опьяненный запахом гари, ему попался в руки камень, который при первом же ударе о кремень дал большие светлые искры, становившиеся все длиннее. Целый дождь огня летел из его рук, туча красных искр, длинных как змеи. Огонь, огонь! Тут силы покидают Двуногого, его охватывает смертельная усталость, и он сидит некоторое время неподвижно. Руки его опускаются и он оглядывается, как бы умоляя о помощи. Его глаза устремляются на слепо глядящее сквозь морозный воздух далекое солнце. Он оглядывает занесенный снегом островок и ледник, идущий белой пустыней до самого горизонта. Никогда он еще не видел мир так ясно, как сейчас. И глубокий вздох вырвался из его груди.