— Ваш Август, конечно, гений, — уныло говорит Александр. — А мне не дано. Я доволен своим местом. Я люблю работать при галстуке. Надевать ватник и полуболотные сапоги мне неохота.

— Рановато вы привыкли работать в галстуке.

Александр допивает ром и поднимается.

— Этот разговор ни к чему. Каждый живет как понимает. Втолковывать ему инородные истины бесполезно. Я не стал лучше сегодня.

— Встречи с вами для людей вредны, — обобщает Неле. — Вы создаете отвратительное впечатление о флоте и моряках.

Она поднимается со стула. Александр подходит вплотную.

— Думайте, как вам удобнее. Я не считаю, что я отвратителен. Мои друзья тоже так не считают. Но я на вас не обижен. Женщине многое прощается. Тем более красивой. Я еще ни разу не целовал милиционера...

Он резко обнимает Неле, тычется губами ей в щеку — и тут же падает на спину.

— И вероятно, никогда не поцелуете, — усмехается Неле.

Александр поднимается, морщась от боли. Он подходит к столу и выпивает еще рюмку.

— Ваське здорово повезло, — говорит он. — О такой женщине можно только мечтать. Ну, я кланяюсь.

Он выходит в прихожую. Неле идет за ним. Одевшись, он подает ей руку.

— Встреча с вами принесла мне пользу, — говорит он, прощаясь. — Хотя еще и не знаю какую. Очень вам благодарен.

— Я рада, — говорит Неле, — если это правда. Что передать ему?

— Передайте, что я ему сегодня немного позавидовал. И умоляю, не рассказывайте, какой я был скотиной. Хорошо?

— Ладно, — усмехается Неле. — Я не болтлива.

Игорь окончательно просыпается уже на мостике. К своему удивлению, он чувствует, что руки и ноги работают нормально, пальцы не отвалились, нос и уши на месте. И насморка лет. Только все мышцы болят, как будто он целую ночь таскал мешки с крупой. Он уже предвкушает, какую гордую повесть можно будет написать в Ленинград студентке Эллочке. Она все еще не верит, что он настоящий штурман, и удивляется, широко раскрывая глаза: «Гарик, неужели ты корабли водить можешь?»

Теперь он напишет ей, что стоял больше двух часов на самом верхнем мостике и делал самое важное дело — освещал прожектором аварийное... нет, гибнущее судно. Днем эту работу выполняло бы солнце... Глядя на море, которое всегда настраивает на серьезные мысли, Игорь задумывается: а точно ли он делал самое важное? Пожалуй, самое важное дело делал все-таки капитан. На место Игоря можно было бы поставить кого-нибудь другого, а вот вместо капитана никого не поставишь. Придется написать, что они вместе с капитаном делали самое важное дело. Но море, серое, холодное и суровое, напоминает Игорю, что он еще не все продумал до конца. «Придется написать и об Августе Эдуардовиче, — думает Игорь, — как он стоял вахту, потом три часа по пояс в воде уродовался с буксиром, а потом еще отстоял за меня два часа вахты». Далее Игорь вспоминает старшего помощника, боцмана, матросов — и ужасается: какое длинное получится письмо! И роль его уже не выглядит самой важной. Вообще, ни у кого не получается самой важной роли. И ни без кого нельзя обойтись. Игорь ловит себя на мысли, что ему больше нравится поведение других людей, чем свое собственное. Сам он, откровенно говоря, едва вынес такой пустяк, как простоять два часа на мостике, да еще в полушубке. Игорь задумывается: стоит ли тогда вообще писать письмо? Ну конечно, стоит. Работать с такими людьми — тоже большая честь. И почему их никто не знает? Ведь перед таким человеком, как капитан Каховский, надо на улице шапку ломать! А он идет в своем потертом кожаном пальтишке, и никто даже не посторонится...

Игорь спохватывается, что отвлекся от основного дела. Правда, в рубке старпом, он не допустит, чтобы что-нибудь случилась, но на вахте все-таки третий. Значит, третий и должен все делать. Игорь подходит к карте. Так и есть. Он чуть не проворонил поворот.

— Пойду возьму пеленжок на бережок, определю местечко, — говорит Игорь. — Вроде пара ворочать.

— Да, почти, — соглашается старпом. — У вас уже отрабатывается штурманское чутье.

Игорь любит, когда его хвалят, но ему каждый раз почему-то становится совестно. Видимо, не привык.

— Надо думать. С каким старпомом плаваю! — И он поскорее выскакивает из рубки, чтобы не попало за дерзкую шутку.

«Нептун» подтащил «Аэгну» к Рыбачьей гавани и передал ее мелкосидящему портовому буксиру, чтобы тот отвел шхуну к ремонтным мастерским. Демидов побывал на борту «Нептуна» и подписал документы о спасении своего судна. Теперь спасатели получат премию, а он получит... Вернувшись на шхуну, Демидов заперся в каюте и лег спать, предупредив вахтенного, чтобы в течение четырех часов его не будили ни для кого и ни для чего.

«Нептун» вышел на рейд, дал два гудка и двинулся в сторону тортового порта. Как бывает в конце значительного и удачного плавания, в рубке собрались все штурманы. Матросы тоже поднялись и под командой боцмана скалывают лед с палубы и обивают с бортов исполинские сосульки.

— Вот мы и дома, — говорит Игорь. — Ушли, спасли, пришли, стали у стенки. Приходная вахта старшего помощника. Третий идет гулять.

— Не говори «гоп», Гарик, — смеется старший. — Мы еще не стоим у стенки. А вдруг аварийная? Тю-тю — и в море.

— Хватит, — мрачно заявляет Август Лееман. — Плаваешь тут с вами, жениться некогда.

— Жениться собрались, Август? — удивляется старший.

— Угу. Хватит тараканов смешить. Сегодня пойду и женюсь. У нас морякам — без очереди.

— А на ком, Август Эдуардович? — интересуется Игорь.

— Придешь на свадьбу, тогда увидишь.

В рубку входит Вера Владимировна. У нее в руках бланк.

— С подарками можете не торопиться, — шутит Каховский. Все поворачиваются к радистке.

— В порту места нет, — сообщает Вера Владимировна. — Пока распоряжение стать на рейде на якорь.

— Вот это финт! — восклицает Игорь.

— Совсем не финт, — говорят Каховский. — Шторм собрал сюда всех — и наших и не наших. Посмотрите, сколько судов на рейде.

— Нам-то могли оставить местечко...

— Давайте становиться на якорь, — приказывает Каховский. — Игорь Петрович, идите на бак.

— Есть идти на бак, — вздыхает Игорь. — И это нас, спасателей!

«Нептун» стоит на якоре. Солнце осветило город. Он как на ладони. Чистый, сверкающий, манящий. Даже море поголубело и уже не кажется таким холодным.

Игорь сидит в салоне, обедает и смотрит в иллюминатор. Он все еще не может понять, как это их, спасших людей и судно, промучившихся ночь в море, не пускают в порт! И почему никто, кроме него, не возмущается? Все так спокойны, как будто это безобразие — в порядке вещей. Спокойно жуют, разворачивают салфетки, отламывают кусочки хлеба... Игорь разражается речью:

— Спасатели — это особая категория людей. Это герои! Сегодня мы совершили подвиг. И сколько еще таких подвигов нам предстоит впереди? Может быть, через час нам снова придется идти в море, и никто не знает, сколько мы там проторчим. А нас не соизволили впустить в порт. Это просто бесчеловечно!

Горячая речь Игоря вызывает улыбки. Капитан Каховский поднимает голову от тарелки.

   — Молодой человек, позвольте вам кое-что объяснить. Забудьте слово «подвиг» на пять лет. Не бросайтесь им, пока вы еще молоды и не знаете, что оно означает. То, что мы сегодня сделали, — это не подвиг. Это наша основная работа.

Капитан Каховский снова принимается за борщ.

Солнце над городом. Люди опускают воротники. Лица у них теплеют. В городском сквере к замерзшему фонтану слетаются голуби. Выведенные на прогулку дети кидают им недоеденные булочки. Патрули внимательно следят за тем, чтобы матросы отдавали честь как положено, а не просто махали рукой.