Здесь уместно вспомнить, что основой колониальной политики Александра, как впоследствии и римлян, строительство новых городов или перестройка старых по греческому образцу[13]. Он завоевывал, созидая. Он разбрасывал города, словно сеятель, предпочитая пустынные, малообжитые области Азии. Было сказано об Александрии Дальней на Яксарте, но «Дальней» или «Последней» называлась она только потому, что Александр признал персидскую границу вдоль Сырдарьи границей своих завоеваний на северо-востоке. Географически же самая дальняя Александрия заложена в 426 г. до н. э., когда Александр на последней стадии своего похода перевалил Гиндукуш и проник в глубину Пенджаба. Там, на левом берегу реки Джелам, была основана Александрия Букефалия в память знаменитого боевого коня Букефала. Точная дата основания города не установлена.

Плутарх сообщает, что Македонец построил более 70 городов. Верна ли эта цифра, трудно сказать, однако можно не сомневаться, что число их было велико. То были города греческого типа, как Египетская Александрия и Александрия Эсхата, и перестроенные туземные или поставленные рядом со старым городом, как, вероятно, Новые Бактры. Были также пришедшие вскоре в запустение гарнизонные городки, небольшие крепости, находившиеся (впрочем, не всегда) поблизости от местных селений. Достопочтенный Вильям Тарн с помощью сложной и совершенно ненужной аргументации доказывал, что такой крепостцою был Кандахар, и, хотя общеизвестно, что в имени этом зашифровано древнее подлинное название — Александрия, понизил его до Александрополя, неосновательно утверждая, что упомянутый город «не мог быть основан Александром», а был «в лучшем случае простым военным поселением». Не тратя лишних слов, я ставлю здесь точку и обращаюсь к новым научным данным, которыми, к сожалению, не располагал Тарн, когда писал цитированные выше строки.

Эта Александрия была построена если не на месте Кандахара, то невдалеке от него, в Арахозии, теперешнем Белуджистане, обширном районе, ограниченном с юга гористыми увалами Кветты. На основании догадок, которые не стоит приводить здесь, Тарн уверяет, что город, «без всякого сомнения», заложен был в Газни, милях в двухстах северо-восточнее Кандахара. Никаких археологических находок, подтверждающих существование Александрии-Газни, не обнаружено, что естественно, поскольку систематических поисков там никто не вел. Между тем в отвергнутом сэром Тарном Кандахаре были обнаружены в 1958 и в 1963 гг. две очень интересные надписи, и это заставляет взглянуть на дело с новой стороны. Обе надписи содержат титул великого буддийского монарха Ашоки из династии Маурьев, который правил большей частью Индии примерно с 268 по 233 гг. до н. э. На северо-западе владения его включали Арахозию, пограничную область, отданную преемником Александра Селевком первому царю из династии Маурьев — Чандрагупте, внуком которого был Ашока.

Чтобы определить место этих надписей в череде исторических событий, нужно вспомнить, что Ашока, царь с душою святого фанатика, начал свое правление тем, что уничтожил в Ориссе сотни тысяч ни в чем не повинных людей, а потом, приняв буддизм, с таким же рвением бросился в филантропические предприятия, беспощадно осыпая благодеяниями своих подданных и соседей. Первая из надписей — билингва, выбитая на камне по-гречески и по-арамейски. Арамейский был государственным языком ахеменидской Персии и в надписи, оставленной в этих краях, вполне уместен. Греческий, однако, занял две трети надписи; это законченный текст из 14 строк. Арамейский текст начертан менее крупными буквами, также закончен и составляет восемь строк.

Этот двуязычный памятник не датирован, но его содержание прямо связано с отдельными статьями четырнадцати больших наскальных эдиктов, которые император-буддист позаботился распространить по всей своей огромной империи, и особенно в ее северных и северо-западных областях, около 255 г. до н. э. Анализ великолепных строгих литер греческого текста, сделанный Луи Робером, дает основание говорить о той же дате — III в. до н. э. с некоторым смещением к середине столетия. Язык и стиль бесспорно и последовательно эллинистичны, а манера соединять фразы словечком kai «и» ость обычная условность языка эллинского жречества. Перед нами подлинная Эллада in partibus.

Наш вывод, однако, не распространяется на смысл воззвания — а это именно воззвание. В нем выражены понятия Востока, а не Запада, индийские понятия. Тексты гласят: «Миновало десятилетие, и царь Пиядаси (т. е. «Благодатный», один из титулов Ашоки) явил народам благочестие. И тем подвигнул народы к добродетели, и все процвело окрест. И царь не посягал более на жизнь существ, и все иные, даже царские охотники и рыбаки, не смели убивать. И те, кто от рождения не умел владеть собой, ныне одолевают слабость свою по мере сил своих. И послушны отцу и матери и старшим своим против прежнего обычая. И впредь, поступая так, будут жить во благе и удостоятся похвалы во всем».

Дух умиротворенного всеобъемлющего бескорыстия, по существу негативного, царил на родине Будды. Переводчик-экспатриант не сумел высказать его во всей полноте на своем сжатом и энергичном греческом языке. С помощью типично западной фразеологии он дал скорее толкование, нежели зеркальное отражение санскритского или пракритского оригинала, несомненно лежавшего перед ним. Но пусть содержание насквозь восточное — форма текста истинно греческая. Заключительные его слова, как отмечал Луи Робер, воспроизводят традиционное благословение, которым приветствовали свою клиентуру эллинские прорицатели, что известно по эпическим и литературным примерам.

То же и в соседней, более многословной, арамейской версии. Здесь на языке ахеменидской бюрократии с небольшими, но существенными вариациями вновь сказано о сострадании, милосердии, на сей раз применительно к персидскому мышлению. Дюпон-Соммер указывает, что этот текст несколько ближе, чем греческий, к индийскому оригиналу (и не удивительно!), но составлен так, чтобы его могли понять на местах. Таковы все эдикты Ашоки. С греками или ионами он говорил на прекрасном греческом языке, с персами — как персидский чиновник на старорежимном lingua franca, который все еще существовал в этой стране многих наречий.

Так или иначе, билингва на скале близ Кандахара демонстрирует убедительно и не без пафоса сложный состав культуры этой области три четверти века спустя после Александра. Тут греки с их наиболее совершенным общественным строем, который оставался неизменно греческим даже вдали от родины[14], даже под воздействием чуждой и могучей философии. Тут персы, которые не менее решительно, чем греки, утверждали свое понимание традиции и стиля. И за всем этим Индия со своей догматичной, но благотворной этикой, выработанной на основе того учения, что первым в истории приобрело вселенский характер. Привычное противопоставление греческого «иноземному», или «варварскому», готово было исчезнуть. Мы видим, как возникает на его месте (в этом районе мира, несомненно, благодаря политическому давлению режима Маурьев) новый сплав национальных культур. В целом это один из счастливых и разумных моментов истории человечества и человечности.

Сеть и еще документ. В 1963 г. в Старом Кандахаре был найден в развалинах строительный камень с надписью (рис. 10). Надпись представляет собою двадцать две длинные строки греческого письма, срезанные со всех четырех сторон, что, однако, не помешало узнать и в этом тексте парафраз двух статей больших наскальных эдиктов царя Ашоки, а именно XII и XIII. Надпись, несомненно, украшала стену какого-то общественного здания. Но сопутствовала ли ей, как в надписи 1958 г., арамейская версия, неизвестно. Перевод ее выглядит так: «…благочестие и умение владеть всеми школами мысли; кто овладеет своим языком, тот овладеет собою. И пусть не восхваляют себя и не позорят ближних своих, ибо это суета. Пусть поступают по правилу и возвысят себя и узнают любовь ближних своих. И если не будут поступать так, унизят себя и восстанут на них ближние. Те, кто восхваляют себя и хулят других, те своекорыстны и хотят стать отдельно от всех и не знают, что причинили вред себе. Подобает воздать друг другу должное и научиться друг у друга. Подобает высказывать понимание во всех поступках и делить с другими то, что узнали сами. И тем, кто поступает так, следует сказать все это, дабы и впредь хранили благочестие во всех делах.