Во время своей опустошительной деятельности охотники за кирпичами открыли по крайней мере два монетных клада. Там были 15 монет Менандра, греко-буддийского царя Северо-Западной Индии (около 160–140 гг. до н. э.), и более поздние, вплоть до времени Гермея, который правил спустя столетие.

В 1963–1964 гг. профессор Пешаварского университета А. X. Дайн тщательно обследовал весь этот участок и опубликовал в университетском сборнике «Древний Пакистан-II» результаты своих наблюдений, о которых следует рассказать хотя бы вкратце. В речной гальке на естественной поверхности участка он нашел квадратные медные монеты индо-греческих правителей Агафокла и Аполлодотора, о которых мало что известно, крме того, что они были ближайшими предшественниками Менандра и время их приходится на вторую четверть II в. до н. э. Соответственно монета Менандра, также медная и квадратная, была обнаружена в самом раннем структурном слое, лежащем выше наноса гальки. Профессор Дани безусловно нрав, приписывая основание города этому крупнейшему индо-греческому царю в середине II в. до н. э. Найдены и другие индо-греческие монеты, выпущенные Антиалкидом, с которым мы встретимся в следующей главе, Гелиоклом, Лисием, Телефом и Филоксеном. Из того же эллинистического слоя извлечен маленький терракотовый путти безупречного классического стиля. Так было установлено существование позднегреческого города.

По мнению профессора Дани, первоначальный план улиц оставался неизменным до начала III в. н. э., когда при кушанском царе Васудеве I город был перенесен на соседний участок. А до тех пор он побывал последовательно в руках скифов, парфян и ранних кушан, видимо, не понеся сколько-нибудь заметного урона в своем архитектурном облике. Можно добавить, предвосхищая главу VII нашей книги («Гандхара»), что до II в. н. э. здесь нет и намека на присутствие гандхарского искусства.

Теперь, следуя за Александром, оставим Пушкалавати и по древнему пути через Инд направимся к Таксиле, расположенной милях в 40 отсюда. Таксила была столицей владения или княжества, лежавшего на половине пути между Индом и Джеламом; когда войска захватчиков приблизились, ее князь не упустил случая заручиться их поддержкой против беспокойных соседей. Сын этого правителя, весьма дальновидный молодой человек по имени Амбхи, с помощью хорошо налаженной агентурной сети начал переговоры с Александром, когда тот находился еще за Индом, и вскоре, заняв место отца, принял завоевателей со всей учтивостью, которую они были способны оценить. Кавалерийский отряд из Таксилы присоединился к ним на переправе, где передовые части доблестного Гефестиона наводили мост и сосредоточили множество лодок и две тридцативесельные галеры. Там же были переданы от имени Амбхи 200 талантов серебра, 3 тысячи быков, более 10 тысяч овец и около 30 слонов. По обычаю, Александр принес на берегу реки жертвы богам и устроил состязания атлетов и всадников. Предзнаменования оказались благоприятными для переправы, и, когда войска вошли в Таксилу, там опять были возданы жертвы и состоялись игрища. Александр вместе с молодым князем Таксилы устроил в его дворце большой торжественный прием.

В первой половине нашего века сэр Джон Маршалл и его коллеги производили раскопки этого города. Благодаря их работе, длившейся около 20 лет, мы узнали кое-что о Таксиле тех времен[24], когда она встречала нового повелителя (рис. 20). Городская жизнь, несомненно, заинтересовала Александра и была запечатлена его историками. Впрочем, внешний вид города его вряд ли поразил. Вблизи городских ворот, на пустыре, складывали тела умерших, чтобы птицы и ночные звери очистили их кости. Там важно восседали грифы и кружили, пронзительно крича, коршуны. Неподалеку, как сообщили Александру, происходило сати — самосожжение вдов. Его провели по извилистым скверно вымощенным улицам, которые то вдруг расширялись, то сужались, то упирались в стену дома, далеко выступавшего из ряда соседних домов, Александру, привыкшему к четкой планировке греческих городов, столица эта казалась грязной деревней[25]. Хаотичность плана или, вернее, полное отсутствие такового определялись беспорядочной расстановкой домов и лавок. Их непрочные стены сложены были из неотесанных блоков песчаника разной величины; промежутки между блоками заполнены глиной и щебнем. Попадались тут стены из сырцового кирпича и стены, обмазанные глиной. Сквозь открытую дверь можно было увидеть, что внутри они оштукатурены и окрашены в алый цвет. Другой архитектурной отделки здесь, по-видимому, не знали. Ячейки примыкающих друг к другу жилых и торговых помещений получали свет от маленьких внутренних дворов или световых колодцев. Одна постройка, покрупнее прочих, была расположена с некоторой даже парадностью по сторонам квадратного двора. Часть дома представляла собою довольно обширный зал, крышу которого поддерживали три высоких столба, поставленных по его продольной оси и опирающихся на базы, сложенные из камней. Как показали раскопки, данные которых еще не опубликованы, только в центре города находилась постройка более или менее внушительного вида. Это было, вероятно, административное здание, возвышавшееся, как остров, в середине главной улицы, с абсидой неправильной формы на одной стороне, с поместительным поперечным залом, где стояли деревянные колонны, подпирающие кровлю, вроде тех, что описаны выше. Такие столбы — опоры на базах, сложенных из булыжника, здесь можно было найти в самых скромных домах.

На рыночной площади, если верить археологии, торговали в основном изделиями местного ремесла. Александр побывал и там. В одном углу рынка он заметил группу девушек, тесно сбившихся и, конечно, щебетавших, как стайка ласточек. Ему объяснили, что их родители слишком бедны, чтобы собрать приданое для свадьбы, и девушки будут проданы. Таков был древний обычай, параллели которому можно найти и во временах, не столь от нас отдаленных.

В более почтенной нищете и неподалеку от города проживали философы, о которых владыка Таксилы с излишней, может быть, поспешностью сообщил Александру. Падкий до всего нового и удивительного, Александр призвал своего штатного мудрена Онесикрита, ученого-дилетанта и киника, и велел ему пригласить во дворец неизвестных мыслителей. До нас дошел обстоятельный отчет о том, как исполнил это поручение Онесикрит. Философы приняли его довольно прохладно. Один из них не без иронии предложил Онесикриту раздеться (вероятно, они и сами были голые, как положено святым людям в Индии) и затем приблизиться к ним с должным смирением. Другой спросил напрямик: «Зачем Александр пришел издалека?», явно желая сказать, что никто не звал его сюда. Словом, с Онесикритом обошлись не очень любезно. Тогда за дело взялся князь Таксилы. Только после его уговоров одни философ явился, наконец, к Александру и преподал ему урок местной мудрости. Он бросил на землю ссохшуюся жесткую шкуру и наступил на ее край, отчего другие края поднялись. Он обошел шкуру со всех сторон, но, с какого бы края ни наступал на нее, результат был тот же, пока философ не встал посредине шкуры. Тогда она распрямилась и нее края оказались прижатыми к земле. Это поучительное действо должно было показать Александру, что империей следует управлять из центра, а не забираться на окраины вроде Таксилы. Нет, не такого приема ожидал гордый пришелец с Запада у мудрецов Пенджаба.

Эти и другие впечатлении вносили приятное разнообразие в монотонный церемониал приемов и официальных пиров. Но пребывание Александра в Таксиле имело далеко идущие последствия, что подтверждается вещественными доказательствами. До его прихода культура Таксилы, как и ее архитектура, вряд ли могла поразить воображение. И вот сюда является целая армия, несущая в походных сумах добычу со всей Азин. По стопам этой армии, как увидим далее, шли беженцы — мастера, художники разгромленной Персидской империи, искавшие новых заказов и новых покровителей на золотом Востоке. И не случайно мы находим здесь предметы роскоши, изощренного ремесла лишь начиная со времени Александра и его преемников. В одном из городских домов, мимо которого проходил, может быть, завоеватель, археологи нашли кувшин, содержащий 1107 серебряных монет, а также несколько украшений из золота и серебра. Среди монет, большей частью местных, продолговатых или, как их еще называют, типа «вогнутый брусок», был персидский сикль[26] с изображением Великого царя, вооруженного луком и стрелами и скачущего на коне по своей империи, затем две монеты Александра Македонского и одна Филиппа Аридея, приблизительно 317 г. до п. э. В том же слое обнаружен еще один клад продолговатых серебряных монет, золотые и серебряные бусы и подвески и две превосходные греко-персидские геммы; на обеих вырезан лев, терзающий оленя. Все это прямые последствия кампании 326 г. до н. э.