– Если это случилось во вторник, то почему вы так долго ждали, прежде чем пришли к нам?

Она пожала плечами и начала грызть ноготь большого пальца:

– Я испугалась. И Шейла испугалась. Чем больше я думала, что это мог быть ОН, тем больше я боялась.

– А ваша подружка не заметила номер машины? – спросил Палатазин, занеся над блокнотом ручку. – Или еще какие–нибудь особенности внешнего вида машины?

Она покачала головой:

– Нет, все произошло слишком быстро.

Она взглянула в спокойные серые глаза этого немолодого, плотно сбитого полицейского, который так напоминал ей одного полицейского офицера по делам несовершеннолетних из Холта в Айдахо. Только у этого копа был смешной акцент, он был почти совсем лысым и на ярко–красном с голубыми горошинами галстуке у него было кофейное пятно.

– Но на самом деле это был не он, как вы думаете?

Палатазин откинулся на спинку своего поворачивающегося кресла. Вокруг его головы вились струйки сизого табачного дыма. Эта молоденькая проститутка была в точности такой же, как и любая их десятка тех, кого он опросил за последние несколько недель: поблекшая, напуганная, с достаточным количеством сообразительности, чтобы выжить на панели, но недостаточно сильная, чтобы порвать с такой жизнью. Выражение глаз у всех проституток было одним и тем же: острое, мерцающее презрение, которое маскировало глубоко спрятанную в душе печальную усталость. Все эти последние недели он сдерживался, чтобы не взять этих обитательниц мрачных улиц за плечи, встряхнуть и прокричать в лицо: “Разве вы не знаете, что вас ждет там? Убийцы, насильники, садисты и хуже. Многие вещи еще хуже, чем эти, о которых вы не осмеливались даже думать, потому что иначе эти мысли сведут вас с ума. Мысль о том, что скрывается в темных тайниках человечества, ждет вас в краю кошмаров, чтобы к удобный момент нанести удар. Самое фундаментальное ЗЛО, которое распространяется вокруг себя новое ЗЛО и пожирает иное ЗЛО, чтобы выжить…”

“Хватит”,– сказал он сам себе. Внутри у него все стянулось в тошнотворный узел, он понимал, что близок к пределу.

– Да,– сказал он Эми,– это мог быть и он.

– О, Боже,– выдохнула она, и кровь отхлынула от ее лица, пока она не стала похожа на восковую кукла, одна краска снаружи и пустота внутри. – В смысле… я раньше имела свидания со странными типами… но никто никогда не пытался… – Она коснулась пальцем своего горла, в воображении ее уже нарисовалась картина – как ухмылялся этот тип, когда она села к нему в машину, этот, в очках, жуткий…

– Эми,– сказал Палатазин, решив, что надо кончать с игрой в прятки. – У нас есть художник, который может составить портрет этого мужчины, который пытался подцепить тебя, по твоему описанию. Я не говорю, что это наверняка был Таракан – нет. Но возможность все–таки существует. Я хочу, чтобы ты сейчас пошла с детективом Рисом и дала информацию нашему художнику. Все, что сможешь припомнить: глаза, волосы, рот, нос. Договорились? – Он встал с кресла. Рис уже стоял рядом с девушкой. – Кроме того, припомните, припомните все подробности, касающиеся вида машины. Так, чтобы я смог бы сам увидеть ее в моем воображении, так же, как ее видели вы. Особенно обратите внимание на номер. Возможно, вы видели и запомнили хотя бы частично, но только сами сейчас этого не сознаете. Спасибо, что пришли к нам, Эми. Салли, ты проводишь Эми к Маку?

– Конечно. Пойдемте, мисс Халсетт.

Он открыл дверь кабинета перед девушкой, и разнообразные шумы полицейского отдела по борьбе с преступлениями, по расследованию убийств ворвались в комнату – резкие телефонные звонки, цоканье немилосердно эксплуатируемых пишущих машинок, щелканье выдвигаемых и задвигаемых на место картотечных ящиков, монотонное бормотание телетайпа. Девушка остановилась на пороге и посмотрела назад, на Палатазина.

– Я еще кое–что вспомнила,– сказала она. – Руки у него… Ладони! Они были очень большие, понимаете? Я их хорошо видела, потому что он сжимал руль.

– Он не носил каких–либо колец, перстней?

– Я… нет, кажется, не было.

– Отлично, превосходно. Салли, как только составите фоторобот, принеси его мне, ладно?

Салливан кивнул и вслед за девушкой вышел в широкий, покрытый линолеумом коридор. Палатазин, в висках которого стучал пульс надежды, вышел в другую обширную комнату, заставленную ящиками и письменными столами, и пробрался к столу, за которым сидела детектив Брашер, ожидая звонков от информаторов. Брашер, молодая женщина с волосами цвета песка и глубоко посаженными зелеными глазами, в которых уже начала появляться какая –то жестокость, трудилась над кроссвордом в утреннем выпуске “Таймс”. Она быстро спрятала газету, когда заметила, что к столу направляется капитан.

– Брашер,– сказал Палатазин. – Вы, кажется, не очень заняты. Мне нужно поработать с картотекой. Все, кто связан с делом Таракана и одновременно владеет “фольксвагенами”, кроме того, все, кто может проходить под именем Уолли или Уолтер, или использовать эти имена как прозвища и т.д… Кроме того, посмотрите картотеки по нападениям и изнасилованиям, по тем же параметрам. Срок давности – до трех месяцев.

– Слушаюсь, сэр. – Она сделала несколько пометок в блокноте и поднялась из–за стола. – Я ждала звонка от одного сводника…

– Пусть ваше место займет Хайден. – Палатазин сделал знак рукой мужчине за ближайшим столом. – Мне эти данные необходимы как можно скорее.

Он отвернулся от Брашер как раз вовремя, чтобы увидеть Гейл Кларк, входящую в комнату отделения. Палатазин почувствовал острый прилив раздражения и злости. Она опоздала больше чем на час, и именно в данный момент Палатазин чувствовал, что ему будет очень трудно выдержать обстрел пустыми и ненужными вопросами. Он несколько раз под различными предлогами отказывался встретиться с ней, отсылая журналистку в отдел печати и связи с прессой. В ответ газетенка “Тэтлер” опубликовала несколько на скорую руку сварганенных передовиц, касающихся недопустимого промедления, с которым капитан Палатазин ведет дело по поимке Таракана. В любое другое время Энди не обратил бы особого внимания, но именно сейчас все газеты города давили на мэра, который в свою очередь оказывал давление на полицейского комиссара, который обеими ногами надавил на шефа Гарнетта, который явился в кабинет Палатазина, жуя зубочистку, и потребовал ответа – почему это пустяковое дело до сих пор не раскрыто? Палатазину оставалось жевать собственные ногти и слоняться по отделу, словно опасно раздраженному медведю. Он знал, что его люди работают с полной отдачей. Но политиканы наверху теряли терпение. Поэтому указание комиссара было недвусмысленным: оказывать любые содействия прессе.

“Мало быть просто полицейским – кисло думал Палатазин, направляясь навстречу Гейл Кларк,– в наше время приходится быть еще и общественным деятелем, психологом, политиком и специалистом по чтению мыслей – и все это одновременно!”

– Вы опоздали,– сухо сказал он Гейл. – Что вам угодно?

– Извините,– сказала она, хотя видом своим ничего подобного не выражала. – Меня задержали. Мы могли бы поговорить в вашем кабинете?

– Где же еще? Но прошу вас, постарайтесь побыстрее. У меня много работы. – Он провел ее в кабинет, закрыл дверь и уселся за свой стол. Имя “Уолли” жужжало в его мозгу, как шершень.

– Скажу вам то же самое, что сказал людям из “Таймс” и “Леджера” сегодняшним утром: у нас до сих пор нет непосредственных подозреваемых, но несколько людей мы держим под наблюдением. И никаких сходных черт между Тараканом и Джеком–Потрошителем я не нахожу. Нет. Мы выпустили на панель несколько “подсадных уток”, но эти сведения, если можно, не для печати. Буду очень вам признателен. Договорились?