Я вскочил, охваченный ужасом, и бросился прочь из этого страшного места, подальше от этого чудовища. Но, стремглав сбегая вниз по крутой каменной лестнице, я ещё успел услышать, как он повторяет:

‑ У каждого свой путь к могуществу! Каждому суждено заплатить за него свою цену! Боги не спрашивают! Они всё решают за нас!

Уроки продолжались. Я повторял сложные заклинания. Я учил мёртвые языки, с трудом произнося слова, после каждого из которых мне хотелось сплюнуть и прополоскать рот водой.

Я учился – учился ради единственной цели. Я готовил смерть своего мучителя. Тщательно подбирал слова заклинания, ведь каждое слово стоило мне прожитого года жизни. Получилось длинное заклинание из 76 рун. Я показал его Учителю – ведь у меня не было причин скрывать свои намерения. Он долго и серьезно изучал неровные руны, решительно написанные детской рукой. Улыбнулся даже, разобрав последние 17 – я жертвовал годы жизни, чтобы конец моего врага был особо долгим и мучительным.

Он решительно вычеркнул 9 рун, предназначенных, чтобы определить его Истинное Имя.

‑ Придёт время, мальчик, и я сам тебе его назову, – наконец удовлетворённо произнёс он. Некромант никогда не зазывал меня по имени, обращаясь ко мне просто и обезличенно: «мальчик». Пожалуй, в этом он был прав. Моё прежнее имя осталось растоптанным на окровавленных плитах двора. А своё Истинное Имя, которое станет частью моего могущества, я выберу себе сам. Истинное Имя, дающее власть над его обладателем, не следует знать никому – тем более тому, с кем рано или поздно нам придётся сойтись в смертельной схватке.

Я использовал открывшийся у меня и с каждым днём крепнущий дар. С лёгкостью я разводил огонь в очаге, одним движением согревал воду для купания. Если мне было необходимо взять какой либо предмет, то теперь стоило лишь протянуть руку, и он послушно перелетал в неё. Конечно, я не преминул проверить на прочность окружившую замок волшебную стену. Она мне пока что была не по силам.

Воспоминания о том ужасном дне становились всё более стёртыми и блёклыми. Я ничего не забыл, но память уже не терзала меня острой болью. Я по-прежнему скучал о родителях и сестре, но порой ловил себя на мысли, что больше всего мне недостаёт общества моего маленького верного друга, моего щенка. Я стыдился этих мыслей, я гнал их от себя. Мне казалось, что тем самым я предаю память моих родных.

А потом был этот сон. Я уже стал достаточно опытен, чтобы отличать обычные сны от пророчеств, видений. Сначала был Свет – очень яркий, но не обжигающий и не ослепляющий – просто окутывающий мягким, надёжным теплом. В середине его, словно выступая из рассеивающегося тумана, появились очертания трёх фигур. Отец, мать, сестра. Лидия стояла между родителями, прижавшись одновременно к ним обоим. Рука отца покоится на плече матери. Лица их выражали покой и умиротворение. Они смотрели на меня с улыбкой, глаза их светились любовью. Губы отца оставались неподвижны, но я отчётливо услышал произнесённые им слова: «Не для того мы растили тебя в любви, Дитя Света, чтобы ты начал служение Тьме». Фигуры родных становились всё более неясными и размытыми, отдаляясь, уходя в окружающий их Свет. Раздался другой голос – мягкий и повелительный одновременно, зазвучали слова забытого ныне языка, самого прекрасного и мелодичного языка во Вселенной. Того самого, на котором когда‑то была произнесена короткая фраза: «Да будет Свет!» Я впитывал в себя звучавшие стихотворные строки, ещё не понимая смысла, но с ощущением – понимание придёт! Я понял главное – что бы там не воображал себе мой Учитель, мне суждено стать Светлым магом.

Следующий день был тем самым днём. Уроков не было. Ближе к вечеру колдун ожидал меня в своей келье.

‑ Ты готов произнести слова? – спросил он традиционно. И удивлённо вздрогнул, услышав мой звонкий ответ:

‑ Да, готов!

Подняв над головой обе руки, я произнес короткую фразу – всего из трёх разрешенных мне слов. Я не знал, что они означают, и не уверен, что смог бы когда-нибудь произнести их вновь.

Повисло тяжёлое молчание. Мне слышался скрип – тяжёлые раздумья колдуна, и я едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.

‑ Да будет так… ‑ произнёс наконец он, и в его голосе впервые послышалась неуверенность.

Едва он произнёс эти слова, что‑то неумолимо изменилось – в комнате, в замке, в окружавшем нас мире. Словно в затхлом и неподвижном воздухе каменных стен внезапно пронеслась струя свежего ветра. Он вздрогнул, ощутив это.

‑ Что? Что ты пожелал? – резко спросил он. В его мёртвом, обычно лишённом всяких эмоций голосе я впервые услышал плохо скрытое смятение и страх.

Я расхохотался ему в лицо, показав свои ладони, окутанные мягким белым светом. И более ничего не ответил.

Следующие несколько дней уроков не было. Я наслаждался нежданно наступившими каникулами – читал, играл, или просто, заложив руки за спину, неспешно бродил по замку. Временами я проходил и мимо кельи своего наставника – и слышал шум передвигаемых предметов, шелест торопливо переворачиваемых страниц, невнятное бормотание. Колдун искал ответы на беспокоившие его вопросы – и не мог их найти. Я тихо усмехался – торжествующе, но беззлобно.

Так прошло пять дней. Я не торопился, ожидая, когда он сам придёт ко мне. И это случилось.

Он отыскал меня в уголке запущенного сада. Несколько минут молча стоял за спиной, наблюдая за моими действиями.

‑ Что это? – спросил он наконец, и его голос звучал гораздо глуше, чем обычно.

Я легко поднялся на ноги, вытирая о штаны перепачканные землёй пальцы.

‑ Это цветы, Учитель, ‑ ответил я очень просто и мягко. – Неужели ты успел забыть, как они выглядят?

Он замер безмолвно и неподвижно. Он был в смятении. В устроенном им островке смерти – живые  цветы. Этого не могло быть. Но это – было. Учитель не понимал не источников, ни границ моего могущества. Наверное, этого не понимаете и вы. Я создал живой цветок в созданном величайшим из чёрных магов мире смерти и безвременья. Я нашёл лазейку в его сложном и совершенном заклинании. Нет, я не мог разрушить заклятье целиком. Образно говоря, я нащупал слабый камень в монолитной на вид стене, и мне удалось его расшатать. Крепление, связывающее его с соседними камнями, ослабло, и если мне удастся расшатать и их, получится лазейка для побега.

Я не стал долго созерцать его остолбенение. Я вернулся к прерванному занятию – взрыхлил землю вокруг цветов, полил их из обломка глиняного кувшина.

‑ Мы должны продолжить наши занятия – услышал я наконец. - Я ещё не всему успел научить тебя…

‑ Позже, Учитель, ‑ не оборачиваясь ответил я. – Позже. У меня ещё столько дел…

Обернувшись через минуту, я никого не заметил за своей спиной. Ушёл незаметно? Растаял в воздухе? Мне безразлично! Я продолжал ощущать накапливающуюся во мне новую силу.

Кстати, вы, наверное, недоумеваете, почему я не попытался сбежать, раз уж имел такую возможность. А какой в этом смысл? Он всё равно сумел бы меня отыскать.

Я не пришёл к нему ни на следующий день, ни днем позже. Я знал, что он сам явится ко мне. И он пришел вновь – ещё более мрачный, осунувшийся. Он даже ростом казался меньше.

Надо сказать, в момент его появления я сидел, болтая ногами, на зубце одной из наших башен – не на той, где колдун оборудовал свою лабораторию, а на другой, расположенной в противоположном конце замка. Он застал меня за весьма интересным занятием – я во всё горло распевал песню, услышанную как‑то раз от останавливавшихся заночевать в нашем замке наёмников. И песня была… так себе, мягко говоря. Мой отец, услышав подобные песенки из уст своего наследника, непременно велел бы высечь меня.

Я сразу почувствовал его приближение, но какое-то время не подавал виду, что заметил его. Наконец я соизволил повернуться:

‑ Вы меня напугали, Учитель. Зачем так внезапно подкрадываться?

Он не выглядел раздражённым или смущённым. Он выглядел… потерянным.

‑ Мы должны продолжить наши уроки, – произнёс он наконец после долгой паузы.