Старые звезды окутывают все сиянием. Призрачно ярко светится Млечный Путь. Таинственно сверкают туманности и другие галактики. Мелькая, вертятся корабли, грациозные, как танцоры. Элен Китгредж ничего этого не видит. В ее вселенной — лишь сталь, приборы, показания, ручное управление, короткие команды из невидимых уст. В воздухе пахнет озоном. Раз или два содрогается корпус от дальнего взрыва.

В середине армады Магнуссона величественно движется «Туманность Орла». Ее планетоидные размеры, ее сотни живых космолетчиков и тысячи машин — они не для нападения, хотя она способна опустошить целый мир. Нет, их задача — создать такой барраж оборонительных ракет, снарядов, лучей, такую плотность защитных экранов, чтобы адмирал и его штаб оставались живы и могли принимать решения и отдавать приказы.

«Дзета Стрельца» защищена куда слабее. Ее цель — сбивать корабли противника.

Права древняя пословица, что первой жертвой битвы становится составленный штабом план. Магнуссон это знал и на это рассчитывал. У него была главная идея, поставленная цель, но он был гибок и предоставлял своим капитанам достаточную свободу.

Бленкирон же не мог придумать ничего другого, как держать свою армаду в стандартном строю или так близко к нему, как это удастся. Это увеличивало общую оборонительную способность его кораблей. Снизив в достаточной степени численность противника, строй должен был раскрыться, охватить уцелевших и обрушить на них смерть из каждого квадранта. Так гласила теория.

Магнуссон заманил его как раз туда, куда хотел, и подготовил это заранее. Его корабли находились на орбите вокруг Солнца Битвы в нормальном пространстве, затемненные, работа электрогенераторов была сведена к жизнеобеспечивающему минимуму. Они стали практически необнаружимы. Обнаруживающая себя часть флота была меньше. Флоту Бленкирона надо было бы осмотреться в поисках спрятанного резерва, но он был слишком занят, а к тому же Солнце Битвы окружено газом и пылью — остатком мертворожденной планетной системы, что затрудняло наблюдение. Когда Магнуссон решил, что момент созрел, он отдал приказ.

Его резервные силы резко вошли в гипердрайв — рискованно столь близко от звездной массы, но их двигатели были особенно хорошо отрегулированы, так что потери были невелики — и ринулись в битву.

В этом ударе участвовала «Дзета Стрельца» и получила снаряд в кормовую часть. Попадание было касательным, еле зацепило, и потому корабль не испарился. Но сектор двигателей был разрушен, и весь корабль заполнила радиация и летящие осколки раскаленного металла. По крайней мере так можно предположить. Единственное, что мы знаем, — что корабль погиб.

Бленкирон впал в панику. Не настолько, чтобы потерять дар членораздельной речи, но он видел, как разносят его флот, а что делать — не знал. Капитан его флагмана, некто Тецуо Огава, стал героем, спокойно подавая ему «советы». Потрепанным и разбитым, терранам удалось выйти из боя. В основном даже не очень нарушив строй. Большая часть кораблей спаслась.

Но флот потерял возможность продолжать бой. Магнуссон мог теперь наложить руку на весь сектор Альдебарана.

А тем временем «Дзета Стрельца», остывший и перекрученный кусок металла, дрейфует на субсветовой. В меньше других пострадавших отсеках компьютеры поддерживают нормальную температуру и циркуляцию воздуха. Но этого не хватает. Спасательное судно, рыщущее среди обломков битвы, не успеет подойти к нему на расстояние обнаружения — слишком огромны межзвездные просторы, — как эскадра должна будет идти вперед. Уцелевшие будут умирать от жажды — те, кто не изойдет кровью и рвотой от радиационного поражения.

Можно себе представить, что случилось с младшим лейтенантом Киттредж. Допустим, орудийный отсек треснул от взрыва. В вакууме космоса она потеряла сознание за тридцать секунд. Осколок металла в сердце или в висок был бы еще быстрее.

Победа адмирала сэра Олафа Магнуссона вошла в анналы военного искусства как образец.

Гость поразил Диану. Ей приходилось встречать цинтиан — поскольку они бывали повсюду — но не часто, и не именно этого. Какое‑то мгновение они обменивались оценивающими взглядами. Это был самец, что было заметно. Будь на нем что‑нибудь, кроме сумки и собственного шелковистого белого меха, это было бы не так очевидно — вторичные половые признаки у цинтиан мало заметны. Двуногий, хотя руки были почти не короче ног, роста он был около девяноста сантиметров. Пальцы на руках и на ногах — их было по шесть — обладали почти одинаковой хватательной способностью. Пушистый хвост торчал вверх над круглой головой и остроконечными ушами. На тупоносом лице с длинными бакенбардами была естественная серо–голубая маска вокруг блестящих изумрудного оттенка глаз. Голос высокий, визгливый, речь на англике вполне разборчивая, хотя из‑за заостренных зубов приобретала какой‑то дребезжащий и шипящий оттенок.

— Не вы ли будете миледи Кроуфезер? — спросил он. — Разрешите самопредставление. Я буду Шан Ю из Лулаха. Присутствует ли ваш воданитский товарищ?

— Нет, — ответила она. — К сожалению, не знаю, когда он будет. Чем я могу вам помочь?

— Может быть, это я могу оказать вам услугу, миледи. Я слышал, что ваше товарищество находится в поиске реликтов Древних.

Ну что ж, подумала Диана, это понятно. Она — просто человек, каких много, но насчет Аксора не могли не пойти слухи.

— В общем, да. И пока что мы ничего не нашли. В общедоступных базах данных не обнаружено ничего, что было бы хоть как‑то перспективно. Воданит сегодня отправился говорить с местным священником своей церкви — на случай, если падре что‑нибудь известно. Я так поняла, что его приход занимает обширную территорию, — Диана криво улыбнулась. — Не сомневаюсь, что они двое устроили долгий богословский диспут.

— Нельзя ожидать найти много записанной информации о планете, где почти вся поверхность дикая и не поддается колонизации, — заявил Шан Ю. — Геологи, плотогоны и прочие исследователи без научных целей мало имеют желания составлять научные отчеты. Географическая разделенность общин препятствует распространению доступной информации, — он согнул хвост дугой. — Но я, быть может, могу навести вас на некоторые следы.

У Дианы подпрыгнуло сердце.

— Вы? Как? Сейчас?

— Покой, прошу вас. Я не квалифицирован лично, чтобы быть вашим проводником. Я буду капитан речного судна. Вскоре оно будет отплывать в Лулах. Плавая по великой реке год за годом, слышишь много историй, и в них я вспоминаю о говорении там и тут о впечатлительных руинах. Слухи о вас и еще более о вашем спутнике дошли даже до водных границ, и я подумал, что мне следует пойти побудить вас к дальнейшему поиску информаторов.

— А где?

— Ну, вдоль самой реки. В одном Лулахе есть много купцов, которые широко путешествовали по этой планете, много искателей естественного богатства, испытавших различные приключения на дикой территории. А еще за Лулахом… как бы там ни было, я могу перевезти вас туда и снова обратно, после того как вы откроете ноль и решите не искать шире. Хотите ли вы осмотреть мой корабль?

— А где он?

— В долине, возле Пас де ла Фронтера, где начинается навигация.

Диана думала недолго. Ей уже до чертиков надоел дешевый отель, где они с Аксором нашли себе жилье. Сперва ей нравилось шататься по Аурейе, разглядывая то, что того стоило, и, когда предоставлялась возможность, расспрашивая о непонятных строениях. Потом это себя исчерпало, и Диана просто сидела в номере и смотрела от скуки телевизор. К концу этих двух недель она уже просто не знала, куда себя девать.

Она даже начинала жалеть, что отказалась от предложения Гатто. Непосредственной причиной этого было то, что они с Аксором уже на Дедале, а если сейчас улететь, то они сюда еще долго не вернутся, если вернутся вообще. Почему тогда не остаться и не вести исследования, как изначально намечалось? Она была уверена, что комендант по–прежнему согласится обеспечить им место на корабле, если Дедал окажется тупиком — хотя в ожидании корабля придется отбиваться от его ухаживаний. Последние несколько дней почти подвели ее к решению — спрятать гордость в карман и обратиться к коменданту. Какая, черт побери, потеря времени — теперь исследования на Имхотепе придется начинать сначала.