— Видеопортрет девушки, что ты прислала, вдохновляемое Аурейе был все время занят.

— И я тоже была и занята, и одинока, — мурлыкнула Пеле.

Теперь уже рассмеялся он и обнял ее за талию:

— Мы это поправим.

И они пошли дальше в обнимку.

Таргови отстал. Было очевидно, что ни о чем важном они по дороге говорить уже не будут, пока не окажутся в доме. И вообще они оказались теперь ближе к домам, и вскоре цинтиане заметят его на деревьях. Могут пойти сплетни.

Он спустился на землю и лениво побрел дальше. На душе у него было радостно. Удалось узнать больше, чем он смел надеяться. Захарийцы его не подозревают — пока что. Им понравилась мысль пустить их компанию к себе на остров. Что из этого выйдет — знают только боги, хотя и они могут не знать — протянет руку Джавак Огнеметатель и смешает карты судьбы.

В трехстах километрах от материка над оконечностью Захарии, как нос корабля, вздымался утес. От него на две сотни километров тянулся сам остров, достигавший в самом широком месте восьмидесяти километров с юга на север. Диана впервые увидела его, когда несший их аппарат вынырнул из облаков. Остров все еще был далеко впереди и внизу, но виден был весь из‑за особенности перспективы на Дедале.

— О–о-о–х! — выдохнула Диана.

— Красивый вид, правда? — отозвался Кукулькан Захари. Диана сначала не заметила, как его рука обвилась вокруг ее талии, а потом не возражала. — Как я рад, что сейчас такая погода и все видно!

Они вместе с Аксором и Таргови стояли в наблюдательном отсеке. Поскольку для перевозки воданита с удобствами нужен был приличных размеров воздушный корабль, Кукулькан нажал на необходимые пружины и вызвал пассажирский прогулочный самолет первого класса: все равно он во время войны не мог летать по планетарным линиям.

В той секции, где они стояли, только шпангоуты были из металла, а корпус был витриловый — толстый, прочный, но полностью прозрачный. Если не считать переборок впереди и сзади, наблюдатель словно парил над миром посреди неба.

Из‑за быстрого вращения Дедала люди в своей деятельности мало ориентировались на восход и заход Патриция. Полет проходил ночью, потому что так оказалось удобнее. Цвет неба менялся oт фиолетово–синего над головой, где мерцали несколько звезд, до бериллового над водой. На востоке громоздились облака, их гребни и пики подсвечивал холодный отсвет скрытой за ними луны, ниже они отливали аметистовым блеском, и в свете солнечного кольца блестели бронзой и серебром струи дождя. Вокруг острова лежал Фосфорический океан: не как нечто ограничивающее, а как бесконечная даль солнечного сияния, в необозримости которой терялось закругление планеты. Там море блестело дамасской сталью, а ближе переливалось всеми оттенками — от аквамаринового до бархатно–черного. Над этой тьмой клубился и вспыхивал зеленый огонь — свет крошечных клеток жизни, несомых прибоем.

Среди этого великолепия лежала Захария, прекрасная и загадочная. Она казалась смутной зеленой тенью со сложными контурами берегов, серебряными блестками вспыхивали реки, озера, полосы тумана. Недалеко от северного берега с запада на восток тянулась горная гряда, и ее пики розовели в ночном свете, склоны уходили в сине–черные лабиринты долин. Огни городов и поселков блестели алмазной пылью по всему острову. Светлячками обозначали себя движущиеся по воде или воздуху экипажи.

Самолет вздрогнул, и палуба чуть накренилась под ногами — аппарат начал спускаться.

Кукулькан обнял Диану чуть крепче, увлекая к переборке.

— Здесь нет компенсаторов ускорения, как на космолете, так что нам лучше занять свои места перед посадкой, — его голос был куда многозначительней слов. — Давайте выпьем по бокалу шампанского — впрочем, потом их будет еще много.

— Вы так, э–э, любезны, — проговорила Диана, запинаясь.

Его лицо осветилось улыбкой.

— Элементарная учтивость, донна, — сказал он, наклонившись к ее уху, так что дыхание его шевелило ее волосы. — Хотя в вашем случае… — рука Кукулькана соскользнула с ее талии; он налил вина в два бокала, вопросительно взглянув в сторону Таргови и Аксора. Это была лишь формальная учтивость, поскольку оба инопланетянина были равнодушны к вину. Но как это для него характерно, подумала Диана.

Там, в Лулахе, он был столь же любезен. И, конечно, Пеле Захари — его сестра — тоже. Но она была сдержанна и официальна, а Кукулькан — душа нараспашку.

Да, конечно, Диана отлично знала, когда мужчина дает себе труд быть очаровательным. Вопрос был в том, насколько это ему удается, а ответ зависел от того, сколько истинного внимания под этими отличными манерами. Например, как бы искусно он ей ни льстил, Диана отвергла бы его немедленно и с презрением, если бы он пренебрегал ее друзьями. Но Кукулькан проявлял к ним истинное внимание, не только уделял им время, но и в самом деле слушал. Особенно Аксора — хотя, разумеется, ведь именно он принял на себя ответственность за решение впустить столь странного пилигрима. Однако и в этом случае Кукулькан мог вести себя просто как сотрудник по работе с персоналом — решительный и властный. В конце концов, это же странники просили их впустить, а не наоборот.

Кукулькан так не поступил. Он дал великолепный завтрак в доме Пеле и был радушен со всеми. Диана еще не разобралась в своих воспоминаниях об этом разговоре. Они были слишком увлекательными. Кукулькан бывал ВНЕ, путешествовал через всю Империю, от мира к миру… И в то же время Диана не могла забыть его замечание: «О да, нам нужна новизна — нам, захарийцам, особенно сейчас, в ситуации изоляции, нужна, как еда, как воздух и свет. Я начинаю верить, что вы ее нам доставите, и мы окажемся у вас в долгу».

Больше ничего сказано не было — разговор перешел на другие темы. Диана все пыталась понять, что же крылось за этими словами. Вправе ли она шпионить против него, предать гостеприимство и доверие? Но она дала обещание Таргови, своему брату, Таргови, сыну Драгойки, которая была ей как мать, когда умерла ее мать по крови, Мария — и если он не видел в этом ничего плохого, какой туг может быть вред?

Как она могла судить? Как она решилась бы судить?

Бокал Кукулькана зазвенел о ее бокал.

— За счастливые будущие дни! — провозгласил он тост.

Она улыбнулась в ответ и отпила куда больший глоток, чем рекомендовали бы правила хорошего тона. Терпкая жидкость полилась по горлу, пузырьки защекотали в ноздрях. Она почувствовала себя почти свободно — не испытывая никакой враждебности, она ощущала мышцы у себя под кожей и тигранский нож на поясе. Она надеялась, что все, что случится, кончится благополучно, но что бы это ни было, ее ждут приключения.

Бухта Перламутровая вдавалась широким полукругом в северный берег. Дугу обрамляли холмы Мениска, оставляя узкую полоску равнины между собой и водой. Сквозь них текла река Аверроэс, питаемая ледниками гор Эллады дальше к югу. Януа раскинулась на берегу и склонах холмов.

Это не был город. Кукулькан объяснил, что городов на Захарии нет. Большинство зданий на острове стояли сами по себе, обычно довольно далеко друг от друга. Их связывало воздушное сообщение и телекоммуникации, как будто дома составляли деревню. Однако на практике было удобно, чтобы определенные объекты располагались поблизости друг от друга — небольшой космопорт, обширное летное поле, гавань для водных судов, сопутствующие службы — а часто и многие предприятия и учреждения тоже естественным образом располагались в той же местности, а это означало еще большую концентрацию домов и фабрик. Вот такой район относительно концентрированного населения носил имя Януа. По обычным меркам он был достаточно разбросанным, расползаясь без каких‑либо четко очерченных границ на двести квадратных километров. Когда пилот повел лайнер вниз, Диана разглядела такую же смесь домов и леса, как в Лулахе.

Нет, поняла она, совсем не такую. Склоны холмов уходили вдаль террасами, на них виднелись цветники, посадки, изящные зеленые лужайки. Вокруг тянулись сады. Вдоль дорог или в рощах, иногда довольно обширных, росли деревья, явно искусственно посаженные и ухоженные. Они, как и вся прочая растительность, были терранских видов — насколько она могла судить. Судить, правда, она могла не очень, поскольку растительность планеты- матери знала в основном по картинкам, но Кукулькан ей сказал, что первые поселенцы всю местную растительность искоренили и обустроили новый дом согласно своим желаниям.