У него за спиной раздались тихие шаги. Он обернулся и чуть не выронил из рук бокал — вошла Кит в легком вечернем платье черного цвета, перехваченном в талии ярким алым газом. Блестящие волосы украшала тонкой работы тиара, запястье обхватывал массивный, старинной работы браслет марсианского серебра.

— Милостивые прыгающие электроны! — изумился Флэндри. — Никогда так не делай, не предупредив заранее. Откуда вся эта прелесть?

Кит фыркнула и сделала пируэт:

— Это все Чайвз. Кто же еще? Он просто прелесть — и драгоценности прихватил с собой, а пока летели, в свободное время и платье сшил.

— Если Чайвз согласится принять вольную, — покачав головой и прищелкнув языком, сказал Флэндри, — то сможет открыть свое дело и будет обшивать шпионок, чтобы могли они соблазнять бедных офицеров вроде меня. Лет за десять он приберет к рукам всю Галактику.

Кит вспыхнула и быстро проговорила:

— А музыка тоже по его выбору? Мне всегда нравился этот скрипичный концерт Мендельсона.

— А, так вот это что! Во всяком случае, хорошая музыка для душещипательной сцены. Ну а я больше по части напитков. Перед ужином рекомендую вот это — «Ансан ауреа». В сущности, это легкий сухой вермут, просто на почве другой планеты терранский виноград стал значительно лучше.

— Я не… Я никогда… — Кит была в нерешительности.

— Что ж, самое время начать. — Он не смотрел при этом на обзорный экран, на котором стальным блеском отливала Черулия, но оба они знали, что не так уж много времени осталось у них наслаждаться жизнью.

Кит сделала маленький глоток, все-таки приняв бокал, и вздохнула:

— Спасибо тебе, Доминик. Я еще столько всего не пробовала. Они сели.

— Как только покончим со всеми этими делами, мы непременно должны это исправить, — сказал Флэндри, и ему стало тоскливо на миг, всего лишь на миг, и он успел добавить — Однако кажется мне, что в целом жизнь удалась тебе лучше, чем мне.

— Что ты имеешь в виду? — Ее глаза, глядевшие на него Поверх бокала, позолотил отблеск вина.

— Ну, это трудно выразить словами. — Его губы печально поползли вверх. — Я не питаю романтических иллюзий насчет жизни на новых планетах — насмотрелся на них. Мне куда приятнее пить поутру в постели горячий шоколад, чем скакать еще до света в поле, чтобы что-то там пикировать, вершки прорежать, корешки окучивать или чем там еще занимаются колонисты. Но нет у меня иллюзий ни насчет себя самого, ни того образа жизни, который я веду. У вас на новых планетах здоровый дух. Вы в большинстве своем не сгинете и долго еще проживете после того, как об Империи будут только рассказывать легенды вечерами у камина. И в этом я вам завидую. — Он оборвал себя. — Извини меня. Боюсь, разлив душевной желчи — просто профессиональное заболевание.

— О которой я толком так ничего и не знаю. О Боже. — Кит хихикнула. — Не думала, что алкоголь так быстро действует. Но правда, Доминик, мне так хочется, чтобы ты рассказал немножко о своей работе, а то я знаю от тебя только то, что ты служишь в военной разведке. А мне хочется знать, чем ты там занимаешься.

— Зачем тебе это? — спросил он.

— Чтобы лучше тебя узнать, — покраснев, выпалила она. Флэндри видел ее смущение и поспешил скрыть его от них обоих.

— Особо и рассказывать-то нечего. Я — оперативный работник, а это значит, что я подсматриваю под окнами, вместо того чтобы сидеть себе в кабинете да почитывать рапорты тех, кто подсматривает. Хорошо еще, что мой непосредственный начальник меня терпеть не может, так что большую часть рабочего времени я провожу вдали от Терры, чуть ли не все время по командировкам. Все старина Фенросс. Если когда-нибудь ему на смену придет какой-нибудь «отец родной», который ко всем подчиненным относится по справедливости, я захирею и пущу себе пулю в лоб.

— По-моему, это возмутительно, — в ее голосе звучал гнев.

— Что ты имеешь в Виду? Небеспристрастность? Но, девочка ты моя, что такое любая цивилизация, как не тщательно разработанная система особых привилегий? А я научился обходиться без них. Великие лягухи, неужели ты думаешь, что мне и впрямь нужна непыльная кабинетная работа и обеспеченная старость?

— И все же, Доминик, такого человека, как ты, все время рискующего жизнью, посылают чуть ли не в одиночку бороться со всем Ардазиром только потому, что кому-то там не понравился! — Лицо у нее пылало, а на светло-карие глаза навернулись слезы.

— Трудно представить, как все было на самом деле, — сказал Флэндри с нарочитой важностью и добавил беспечно, причем вышло это само собой: — Да в конце концов, подумай только, какая привилегия досталась по наследству тебе — столько красоты, шарма, ума — и все одной маленькой девочке.

Она промолчала, но ее слегка трясло, и она судорожно осушила свой бокал.

«Спокойно, парень, — подумал Флэндри, и в нем пробудилась не сказать чтобы неприятная настороженность. — Чувственные сцены нам здесь совершенно ни к чему».

— Что вообще заставляет нас перевести разговор на тебя, — продолжил он тоном своих обычных разглагольствований, — А разговор об этом лучше всего вести за супом из цветной капусты с яйцом, который, как я вижу, нам несет Чайвз. Впрочем, и за любым другим тоже. Вот послушай, ты была помощницей метеоролога и тем зарабатывала себе на жизнь. Так? С солдатской прямотой скажу, что это звучит скорее как шутка. «Но может оказаться полезным», — добавил никогда не знающий отдыха внутренний голос.

Она кивнула, не менее его желая уйти подальше от того, к чему они только что подошли. Они с удовольствием поели и много о чем поговорили. Флэндри укрепился во мнении, что вовсе Кит не старомодная поселянка. Да, ей не были известны последние прелестные слухи сами знаете о ком да еще о том актере, зато она следила за погодой во все времена года на своей такой чуждой для него бурной планете, умела грамотно собрать машину, которой можно вверить свои жизни, ходила на охоту, занималась спортом, видела, как рождаются и умирают, а интрижки в их городе были столь же хитроумные и утонченные, что и вокруг императорского трона. Вдобавок было в ней, как и в большинстве колонистов с новых планет, простодушие — или назовем это оптимизмом, честью иди мужеством, — во всяком случае, она еще не впадала в отчаяние из-за судьбы человечества.

Но раз уж он оказался в хорошей компании, да и повод был особенный, то он все время подливал в бокалы и себе, и ей, так что спустя какое-то время он потерял счет выпитому.

Когда Чайвз убрал со стола и подал кофе и ликер, Кит живо потянулась за рюмкой.

— Мне вот этого надо, — сказала она не совсем отчетливо. — Мне всего попить надо было.

— Так и было задумано, — сказал Флэндри, принял поданную Чайвзом сигарету, и шалмуанец вышел. Флэндри посмотрел на Кит, сидящую спиной к обзорному экрану так, что звезды кучно светились у нее над тиарой.

— Нет, не верю, — сказала она после минутного молчания.

— Может, ты и права, — согласился Флэндри. — Так чему ты не веришь?

— Твоим речам, будто бы Империя обречена.

— Этому действительно лучше не верить, — мягко проговорил он.

— И не потому, что есть Терра, — начала она, всем телом подавшись вперед, и свет мягко ложился на ее обнаженные плечи. — То немногое, что я здесь увидела, было для меня серьезным ударом, но, Доминик, пока в Империи есть такие люди, как ты, мы можем сразиться со всей Вселенной — и победим.

— Повезло, — торопливо вставил Флэндри.

— Ну нет. — Взор у нее слегка затуманился, но она твердо смотрела ему в глаза, улыбаясь скорее нежно, чем весело. — На этот раз, Доминик, шутками не отделаешься. Вот видишь, как ты меня напоил, но… Но я соображаю, что говорю. Той планете, на чьей стороне будешь ты, еще есть на что надеяться.

Флэндри потягивал ликер. Неожиданно хмель дошел и до него, рассыпавшись бледными огоньками. Он подумал: «Почему не сказать ей все откровенно? Она поймет, а может, и заслуживает того».

— Нет, Кит, — сказал он. — Людей своей породы я знаю изнутри, потому что сам такой, а если бы каким-то чудом можно было стать другим, я бы на это не пошел. Но мы опустошенные, порочные, и на нас лежит печать смерти. А по большому счету, как ни скрывай это, какими бы удалыми, рискованными и даже высокомерными ни были наши забавы, единственный смысл жизни для нас — весело провести время. Боюсь, одного этого мало.