Под свист шальных пуль, под лопанье надоедливой шрапнели саперы возводили мост. Выглядел он неказисто, но был достаточно прочен, надежен даже для пропуска пушек.
Минули сутки, и переправа началась. С каждым часом тесней и тесней становилось на правобережном плацдарме. Первыми переправились роты Архангельского и Верхнеуральского полков. На подходе были и остальные партизанские части.
Длинными вереницами тянулись к Бердиной Поляне госпитальные двуколки, обозы, подводы беженцев. По небу гуляли тучи, дожди размывали хлюпкие проселки, превращая их в непролазное месиво грязи. Переброска тылов к переправе отняла трое с лишним суток, и только 25 августа главком смог отдать приказ о решительном «расширении плацдарма на правом берегу реки Сим для свободного маневрирования с целью продвижения к железной дороге».
С потерей Бердиной Поляны белогвардейские генералы не на шутку встревожились: а не нацелятся ли дальше партизаны на Уфу, и спешно направили в расположенные на дальних подступах к городу села Урунда, Родники и Слутка значительные силы. Узнав об этом, Блюхер после недолгих размышлений пришел к выводу, что начинать бои за расширение Симского плацдарма наиболее целесообразно с удара именно в сторону этих сел.
Принимая такое решение, главком преследовал цель отвести внимание противника от своих истинных планов, уверить его в опасениях за судьбу Уфы и выиграть тем самым время для последующего стремительного маневра на север, к железной дороге.
…Общее наступление назначено на утро 26 августа. Накануне вечером на Симский плацдарм переправились томинцы. За один дневной переход они покрыли путь от Ирныкшей до Бердиной Поляны. На левом берегу Сима оставался лишь Богоявленский полк. Риск был немалый, но Блюхер пошел на него: калмыковцы не подведут!
Итак, наступление на рассвете. Все предрешено, все расписано до мелочей. Едва лишь займется заря, двинутся с плацдарма на запад в сторону Уфы одновременно три партизанских полка. На Слутку пойдут первоуральцы и архангельцы. Левее их, держа направление на Родники, будут наступать бойцы 17-го Уральского полка под командованием Алексея Кононова. В резерве — конные группы полков и казаки-разинцы Александра Карташева. У бойцов-верхнеуральцев Ивана Каширина — своя, особая задача.
Перед боем Василий Константинович заночевал у старых друзей — в Уральском отряде Ивана Павлищева. С ними же и в атаку поутру поднялся, пошел на врага во главе передовой цепи. Сделал это не в пылу азарта, не ради хвастовства. Не в его характере было метаться на поле боя и подменять собою других командиров. Лишь в крайних случаях Блюхер разрешал себе быть в общей цепи. И теперь бойцы, увидев в своих рядах главкома, поняли, что их задача предельно ответственна и бороться за ее безусловное выполнение надо, не жалея ни крови, ни самой жизни.
Начав атаку, партизаны не открыли беспорядочной пальбы. Блюхер и прежде учил: «Не допускать мотовства патронов». Огонь на ходу вели лишь лучшие из стрелков.
Трудно было теснить сытых, не изнуренных тяготами боев и походов хорошо вооруженных солдат противника. Лишь к полудню после множества жарких схваток партизаны сумели пробиться к увалам. За ними — последние линии белых окопов. Выбьешь из них противника и дорога в Слутку и Родники открыта. Но выдохлась, обессилела красная пехота. Не получился завершающий удар.
Блюхер отослал ординарцев в тылы — вызывать из резерва разинцев. Помедлив немного, поднялся в рост и, рванувшись вперед, прокричал:
— Не бойсь, товарищи! Нажмем еще, а там помогут! За мной, товарищи!
Заглушая дружным «ура» тяжелый свой шаг, партизаны пошли за главкомом. Вот и увалы. Еще бросок и навостряй штыки. И тут-то раздалось позади могучее цоканье копыт. Казаки-разинцы вихрем неслись на подмогу. Скомандовал зычно Карташев:
— Шашки вон! В лаву марш-марш!
Пропустила пехота вперед кавалерию, дала разгуляться в полную волю застоявшимся коням. Через четверть часа разинцы были уже на улицах Слутки и Родников. Враг панически бежал. Красные казаки Карташева, пролетев по пятам отступающих версты три, вернулись назад. Приказа развивать преследование в сторону Уфы не поступило.
Этим коротким и сильным рывком на запад партизаны вновь спутали карты неприятеля. Дорога для движения в ранее избранном северном направлении была пробита. Туда уже летели конники Ивана Каширина. В том и состояла их особая задача со строго обязательным выполнением.
Произведя на ходу перегруппировку сил, Блюхер повел и остальные части в прорыв на север.
Поздним вечером 26 августа Симская переправа перестала существовать. Пропустив по мосту все обозы и арьергардный отряд Калмыкова, саперы собственноручно сожгли первое свое инженерное сооружение. Пути назад не стало.
Кто воевал, знает, как преодолевают пехотинцы опасные заграждения на переднем крае противника. Только что двигались осторожно, тоненькой ниткой по узкому горлу прохода. Минута — и развернулись в широкую цепь, летят в полный рост к окопам врага, с каждым шагом убыстряя бег.
Форсировав Сим, партизаны Блюхера, как могучий поток, прорвавший плотину, разлились по башкирской равнине и устремились неудержимой волною к остальному полотну Самаро-Златоустовской дороги.
Разрабатывая план прорыва через железную дорогу, главком учитывал, что бои на каком-либо одном участке окажутся крайне невыгодными. Имея в своем распоряжении отличнейшую транспортную артерию, противник легко будет маневрировать резервами и без труда закроет ими брешь, где бы та ни появилась. Нужно выбить из рук врага этот сильнейший козырь. А если так, выход один — вести наступление на максимально широком фронте и перерезать дорогу одновременно в нескольких местах.
Своим приказом от 27 августа Блюхер определил конкретные задачи на прорыв каждому из отрядов. Верхнеуральцы И. Д. Каширина наносят главный удар, нацеливая-его из деревни Алаторка на станцию Иглино. Уральский отряд И. С. Павлищева наступает правее каширинцев и овладевает разъездом Чуваши и деревней Кубово-Чувашская. Архангельцам приказано занять село Ново-Троицкое, разъезд Кудеевку и разрушить мосты к востоку от него. Таким образом, боевые действия должны были развернуться одновременно на участке в сорок с лишним верст.
Готовя столь серьезную операцию, Блюхер ни на минуту не забывал и о тех опасностях, которым могли неожиданно подвергнуться его отряды с любой из других сторон вражеского окружения. Поэтому и пускал вперед для решающего штурма лишь ударную тройку. Томинцы выходили в резерв. Задача бойцов Калмыкова оставалась прежней — прикрывать действия армии с тыла.
К вечеру 28 августа партизанские части сосредоточились в исходных районах. На стоянках задымили костры. Повара нареканий не имели. Потчевали бойцов круто сваренной, приправленной салом кашей, хлеба дали по полкраюхи на брата, а к чаю даже липового меда раздобыть сумели.
После ужина все собрались поротно. Слушали обращение главкома:
— …Боевикам и командному составу приложить все усилия для выполнения задачи по прорыву. Помните, товарищи, неудача поставит нас в безвыходное положение. Успех и только успех сулит нам выход из окружения и возможность скорого соединения со своими красными войсками…
«А где они, свои-то?» — сколько раз возникал у каждого этот вопрос, но никто не мог ответить на него определенно.
Теперь же отпала эта неизвестность. Изучив все разведданные, Главный штаб сумел определить линию красного фронта и ответить бойцам, что конечным пунктом их похода по вражеским тылам, по всей вероятности, окажется район между городами Красноуфимском и Кунгуром. Там сейчас держат упорную оборону регулярные части Красной Армии. Туда и спешить партизанам.
Беседы надолго не затянулись. Главком приказал всем перед боем хорошо выспаться. Собирался и сам отдохнуть. Но около полуночи прибыл Томин с докладом о том, как протекал рейд группы казаков-разинцев к селу Юрмаши, лежащему верстах в десяти-двенадцати юго-восточнее Уфы.
— Клюнуло, говоришь? Откатились белочехи. Хорошо! Назавтра забросим крючок и покрупнее.