На кшгных рубежах Руси становилось неспокойно. Менг-ли-Гирей был практически бессилен удержать тех из своих мурз и сыновей, которые жаждали обогащения за счет грабежей соседей. 28 апреля 1512 г. под Вишневцами литовские и польские войска нанесли тяжелое поражение крым-цам. Эго направило их полки на русские земли. 8 мая в столицу пришла весть о том, что пятеро сыновей хана Менгли-Гирея (в их числе пасынки Нур-Салтан Ахмат-Гирей и Бурнаш-Гирей) пришли на белевские и одоевские места, на Козельск и Алексин. Угрожали татарские войска и Коломне.

Для отпора неожиданному набегу на юг направлена была рать во главе с Д. В. Щеней, М. И. Булгаковым и И. А. Че-лядниным. Козельск обороняли князья И. М. Воротынский и братья Федор и Роман Ивановичи Одоевские[568]. Опасность была столь велика и неожиданна, что великий князь был вынужден прибегнуть к помощи своих удельных братьев. 15 мая в Тарусу был отпущен князь Андрей, в Серпухов — Юрий. В «Рязань» наместником послан князь И. В. Шуйский, а вместе с ним воеводы князь П. С. Ряполовский и Ф. Ю. Кутузов. Речь, очевидно, должна идти не о Рязани (где княжил Иван Иванович Рязанский), а о Перевитске. Посылка туда войск имела целью не только защиту юга от крымского вторжения, но и предотвращение возможной из° мены рязанского князя.

Крымским царевичам достичь успеха не удалось, так как великий князь «утвердил землю свою заставами»[569]. Вероломное нападение крымцев как раз в то время, когда с ними были налажены дружеские отношения, а русские войска готовились к Смоленской войне, вызвало гнев Василия III. Следствием этого было то, что Абдул-Латиф, пожалованный Каширой по просьбе Менгли-Гирея, был согнан оттуда и посажен «за приставы»[570].

В июне 1512 г. Ахмат-Гирей с 50-тысячным войском направился, как и предполагали в Москве, на Рязань, но, узнав, что на Осетре стоит рать А. В. Ростовского, а на Упе — М. И. Булгакова и И. А. Челяднина, повернул восвояси. Русские воеводы последовали за ним в Поле до Сернавы (на Осетре) и до Тихой Сосны (за Дон).

Новый набег на Рязань крымские татары совершили осенью того же года. Бурнаш-Гирею удалось даже взять рязанский острог, но не сам город, у которого он стоял 6–9 октября, «земли Рязанские много пакости сотворив». Менгли-Гирей явно вел двойную игру. Василию III он писал, что вторжение царевичей произведено без его ведома, а Сигизмунду сообщал, что поход был произведен в помощь Литве[571].

Необходимо было начинать Смоленскую кампанию. Литва становилась серьезной угрозой. В январе 1511 г. туда собирался бежать брат Василия III Семен, а еще ранее литовские власти рассчитывали на поддержку князя Юрия. Без решительного удара по Литовскому княжеству справиться с внутренней оппозицией было трудно. Осенью 1512 г. Василию III пришла весть, что Сигизмунд «наводит» на русские земли крымского царя и что набег царевичей «на украинные места» был произведен «по королеву же наводу»[572].

В такой обстановке новая русско-литовская война становилась неизбежной. Частые посольства из Москвы в Вильно напряженную обстановку не разрядили. Они касались «порубежных» дел, и каждое из них старалось вину за всевозможные обиды возвести на противную сторону.

Так, в ноябре 1510 г. в Литву послано было посольство М. Ю. Захарьина и дьяка Третьяка Долматова, вернувшееся в марте 1511 г. с ответной миссией Станислава Глебовича. Переговоры велись о чем угодно — о беспрепятственном пропуске торговых людей, о более точном размежевании границ между странами и т. п. — только не о главных спорных вопросах. Дело явно шло к развязке.

Осенью 1512 г. пришло новое известие: король бросил в темницу великую княгиню Елену Ивановну, сестру московского государя[573]. Вскоре после этого она и умерла. Все Это переполнило чашу терпения, и Василий III послал «разметные грамоты» (или «складные») Сигизмунду, в которых ему объявлялась война. Великий князь указал, «не дожидаясь приходу царева и королева в свою землю, дело делати с королем по зиме»[574]. Решение начать кампанию зимой, следовательно, было вызвано опасением «единачества» Литвы с Крымом. Возможно, это был просчет: русская армия не имела еще достаточного опыта для ведения военных действий в зимних условиях. Великий князь возлагал, очевидно, надежды и на внезапность удара.

14 ноября к Смоленску отправились передовые отряды известного нам уже по псковским событиям князя И. М. Репни-Оболенского, в то время вяземского наместника, и конюшего И. А. Челяднина с задачей взять смоленские посады и, не задерживаясь у города, двигаться по направлению к Орше и Друцку. С ними должны были соединиться войска, шедшие к Бряславлю от Лук во главе с луцким наместником князем В. С. Одоевским и князем С. Ф. Курбским. Подтягивались также к Холму новгородские полки князя В. В. Шуйского в сопровождении тысячи псковских пищальников[575].

Василий III буквально накануне своего выезда из Москвы предусмотрительно поспешил направить в Турцию посольство Михаила Ивашкова (Алексеева) с поздравлениями по поводу вступления на престол султана Селима[576]. Путем установления дружеских отношений с Портой московское правительство думало вынудить Крым воздержаться от дальнейших враждебных акций. 19 декабря 1512 г. великий князь вместе с братом Дмитрием, царевичем Петром, воеводами князьями Д. В. Щеней, А. В. Ростовским, И. М. Воротынским и другими выступил в поход. В Можайске, куда великий князь прибыл 28 декабря, к нему присоединились из Дмитрова князь Юрий, из Волоколамска князь Федор Борисович да Шейх-Аулиар с городецкими татарами. В январе великий князь был уже под Смоленском. На Москве были оставлены братья Василия III Семен и Андрей.

Одновременно с движением основных сил русского войска в тыл с юга начато было наступление на Киев силами Василия Шемячича и приданных ему великокняжеских воевод. Впрочем, это движение носило по преимуществу отвлекающий характер[577].

О смоленских походах исследователь располагает двумя первоклассными источниками — Повестью о Смоленском взятии, помещенной в сборнике с Иоасафовской летописью[578], и рассказом о взятии Смоленска и битве под Оршей в Устюжском летописном своде[579]. Откуда попали к Устюжский свод исключительно интересные сведения о литовско-русских войнах начала XVI в., остается еще не вполне ясным.

Выполняя указания Василия III, воеводы И. М. Репня и И. А. Челяднин обошли Смоленск, соединились с В. С. Одоевским и, пока великий князь находился под Смоленском, совершали рейды в районы Орши, Друцка и Борисова, доходя даже до Минска, Витебска и Бряславля. Осада Смоленска, продолжавшаяся шесть недель, не дала никаких результатов, несмотря на артиллерийский обстрел крепости. Только один приступ в январе 1513 г., по польским сведениям, принес потери московскому войску в 2 тыс. человек[580]. Сотнику Харузе для псковских пищальников выдали по распоряжению великого князя три бочки пива и три меда. Те ночью начали штурм крепости. Но даже артиллерийская поддержка и участие в штурме «посохи» (пехоты) и пищальников не могли оказать действенной помощи псковичам, которым так и не удалось ворваться в Смоленск[581]. Когда наступила оттепель и паводок, «а корму конского скудно бе», великий князь снял осаду и направился в Москву, куда прибыл в самом начале марта. Ни успешные действия под Минском и Бряславлем, ни сожжение посадов Киева не могли компенсировать главного: поход в целом окончился неудачей[582]. Уроками его было то, что великий князь понял необходимость усиления армии за счет артиллерии, обеспечения тыла от вторжения крымцев и, наконец, переноса начала военных действий на лето.