Сейчас он сидел у открытого нараспашку окна и слушал перешёптывание дождевых капель. Капля за каплей они наполняли душу Драко тоской и одиночеством, словно были отзвуком бурь, что бушевали у него внутри. А ведь раньше он всегда был окружён людьми, которые уважали его, которые хотели завоевать его расположение. А что теперь? Как только Драко потерял всё, что имел, они забыли его имя. Даже не было возможности вернуться в Малфой-мэнор, потому что семейное имение Малфоев было сожжено адским пламенем, и остались только угли.
«Значит, жизнь на чистом пергаменте?» — спросил сам себя Драко.
Ничего больше не осталось, что может быть связано с прошлым кроме людей, и тут он подумал:
«А что если стереть себе память и уехать из Лондона, забыть, кто я есть на самом деле, отпустить гранитные плиты, что прижимают к земле, именуемые воспоминаниями? Это могло бы послужить прекрасным шансом для начала новой жизни».
Да вот только кому он нужен, кроме сбрендившего старика и грязнокровки Грейнджер. Хотя даже она не приходила уже целых три дня.
Драко поднялся на ноги и стал расхаживать по комнате; странные мысли сегодня лезли ему в голову, наверное, это всё из-за непрекращающегося дождя.
Когда он обходил свою комнату уже в пятый раз, дождь внезапно прекратился, и запели птицы.
— Странно, — произнёс он.
На балкончике башни астрономии стоял седовласый старик Альбус Дамблдор с поднятой в небо палочкой.
— Адуэрсус Нубибус* — произнёс низкий голос волшебника. Из его палочки вырвалось несколько жёлтых искр.
Небо тотчас прояснилось, и выглянуло солнышко, осветив своими лучами весь Хогвартс. Дамблдор улыбнулся и обратился к Снейпу, стоявшему неподалёку:
— Думаю, нам всем не помешает немного тепла, — сказал он.
Снейп кивнул.
— Северус, что вы думаете о новом положении Драко Малфоя? — спросил старик, не сводя глаз с неба.
— Это печально, профессор, не думаю, что он сможет с этим смириться, — ответил Снейп привычно холодным голосом.
— Согласен с вами, мой друг, он слишком сосредоточен на себе. Мир во всей красоте открывается лишь тем, кто умеет заботиться о других. Ведь когда видишь улыбку благодарности на прежде печальном лице, душа твоя радуется, а когда душа переполнена радостью, мир открывает тебе двери счастья.
Снейп молчал.
— Вот, к примеру, мисс Грейнджер, — продолжил Дамблдор, — она пытается доказать младшему Малфою, что жизнь не закончилась. А ведь они всегда ненавидели друг друга.
— Всё намного проще, профессор, мисс Грейнджер пока сама не знает, но в её сердце поселилось нечто большее, чем просто желание помочь пострадавшему, — сказал, наконец, Снейп.
— О, Северус, откуда у вас подобные сведения? — произнёс Дамблдор, даже не удивившись его осведомлённостью.
— Такое сразу становится заметным, — сказал Снейп.
Мимо них пролетела стайка радостно щебечущих птиц.
— Мне хорошо известно это чувство, — добавил он с грустью.
— Что ж, может, мы можем помочь мистеру Малфою? — Дамблдор развернулся к Северусу Снейпу и посмотрел на него.
— Если есть и шанс… Профессор, вы же не думаете, что Драко…
— Именно, Северус, именно об этом я и думаю.
«Как было бы здорово сейчас прогуляться по садам Малфой-мэнора», — думал Драко, закрывая окно. Слишком сильным показался ему запах полевых цветов, говорящих ему, что жизнь продолжает свой бег, а он остановился посреди пустынного шоссе, становясь помехой для её движения.
Он услышал знакомые шаги за дверью и поспешил открыть ее прежде, чем раздастся стук.
— Я думал, что ты уже не придёшь, — сказал Драко, впуская Гермиону внутрь.
— Я была занята, — ответила она.
— Что у тебя на этот раз? — спросил он равнодушным голосом.
— Я принесла немного зёрнышек, — бодро произнесла Гермиона.
— Зёрна? Грейнджер, я не хомяк!
— Иногда ты на него очень похож, — рассмеялась она. — Но я принесла зёрен не тебе, а птицам.
— Опять ошибка, я не живу в курятнике.
— Малфой, может, хватит уже? — хватаясь за живот, сказала она, стараясь унять смех.
— Тогда я требую подробностей, — спокойно сказал Драко.
— Я думала, что тебе надоело сидеть здесь и слушать шум дождя, мы можем прогуляться, — объяснила Гермиона. — Заодно покормим птиц.
— Так бы сразу и сказала, а то я подумал, что у тебя травма какая-то после войны.
— Ты же не против прогулки?
— Нет, мне необходим кислород.
Гермиона подождала, пока Драко наденет мантию, и они направились в парк.
***
— Так чем ты была настолько занята, что не прибежала изливать ко мне свою жалость? — растягивая слова, спросил Драко.
Они уже шли по каменной дорожке в парке, что находился недалеко от озера. На улице было свежо и прохладно, птицы кричали громче, чем обычно, капельки стекали с листьев деревьев, под которыми проходили Гермиона и Драко.
— Неужели тебя это и так интересует? — недоверчиво произнесла она.
— Конечно, интересует, — без обычной язвительности ответил Драко. — Не уж то ты готовишься к свадьбе с Уизли?
— А ты теперь следишь за моей личной жизнью? — в голосе Гермионы промелькнуло бессилие при упоминании о Роне.
Она не видела его уже несколько дней, а он, вероятно, не стремился её найти.
— У тебя просто какой-то талант отвечать вопросом на вопрос, Грейнджер.
— Возможно.
— Впрочем, это, наверное, очень скучно и неинтересно, — произнёс Малфой, притворно зевнув.
— Да, — не стала спорить она.
Драко и Гермиона сделали ещё несколько шагов прежде, чем она приметила лавочку в окружении кустов сирени. Уверенный взмах палочки высушил влажную деревянную поверхность.
Гермиона потянула Драко за руку, и они сели.
— Почему здесь пахнет чесноком? — спросил Драко, уловив резкий запах.
— Что? Каким чесноком? — не поняла Гермиона.
— Твои руки пахнут чесноком, — понял он, когда Гермиона зашелестела пакетом с зёрнами, размахивая руками. — Ты резала чеснок сегодня?
— Это было три дня назад, для настойки. Как ты?…
— Я его чувствую очень отчётливо, — перебив её, сказал Драко.
— С того момента я раз двадцать мыла руки, как ты его можешь чувствовать? — удивилась Гермиона.
— Не знаю, просто слышу его запах за запахом лаванды и орхидей.
— Да, у меня лавандовое мыло, — подтвердила она. — Постой, у тебя обострилось обоняние?
— Уже давно.
— Ты, наверное, чувствуешь все запахи? — восторженно спросила Гермиона.
— Да, но не все они одинаково приятны, — проговорил Драко. — Но запах чеснока мне нравится.
Гермиона поднесла свои руки к носу и принюхалась.
— А я ничего не чувствую, — сказала она.
— Знаешь, я абсолютно не понимаю смысла твоей так называемой “помощи”, — произнёс Драко, выделив последнее слово.
— А я понимаю и вижу этот смысл, — улыбнувшись, сказала Гермиона.
— Ну, только ты его и видишь!
— Ты просто уже не замечаешь, что тебя окружает всё тот же живой и прекрасный мир.
— Я не могу его замечать, ведь я же ослеп! — раздражённо воскликнул Драко.
— Не обязательно смотреть для того, чтобы увидеть, — сказала Гермиона тихим голосом.
— Ты вообще понимаешь, что ты сказала?
— Хорошо, сделаем по-другому.
Она взяла его руку в свою и насыпала в неё горстку зёрен — на ладонь сразу приземлились два воробья и стали клевать зёрнышки.
— Понимаешь, это и есть жизнь. Всё вокруг — жизнь, — сказала Гермиона, не отпуская его руку.
— Это всё красиво звучит, конечно, но мы не в сказке, — насмешливым голосом сказал Малфой.
— Для того, чтобы ощутить радость жизни, не нужно жить в сказке, — рассмеялась она. — Наш мир — это прежде всего то, как мы его чувствуем.
— Что ты хочешь этим сказать? — смущённо спросил Драко.
— Если я постоянно буду говорить, что меня окружают мрачные, неинтересные люди, и буду бесконечно жаловаться на погоду, в конце концов, мой мир выцветет и превратится в пепелище. Я перестану замечать и ощущать то прекрасное, что существует, — медленно и спокойно объяснила Гермиона.