По возвращении в Москву Василий II послал за Дмитрием Шемякой в Коломну «и пожаловал его»[373].
Одной из причин поражения Василия Юрьевича была его нерасчетливая уверенность в обеспеченности успеха. Когда он с конным войском переправился через Волгу и пошел на Нерехту, то главную свою ударную силу — 400 вятчан — отпустил от себя вверх по Волге к Ярославлю (центр сопротивления союзников Василия II). Ожидая, что во главе этой судовой рати будет сам Василий Косой, Василий II направил под Ярославль 7-тысячное войско во главе с ярославским князем Александром Федоровичем Брюхатым. Получив весть, что под Ярославлем на устье реки Туношны (в 15 верстах от города) стоит какая-то судовая рать, вятчане поспешили на помощь к Василию Косому. Соединиться с его силами они так и не успели. Им удалось только захватить князя Александра, которого они и препроводили на Вятку[374].
Но в целом битва на Черехе привела к разгрому сил, боровшихся против коалиции князей во главе с Василием II.
Умер Василий Косой в 1447/48 г.[375] Это был человек авантюрного склада. Несомненно обладавший задатками крупного полководца, он переоценил свои силы и ухитрился растерять своих надежных союзников. Его гибель в междукняжеской борьбе за власть была естественным следствием этого.
Победа над Василием Косым не означала еще установления единовластия Василия II. Одолеть старшего сына Юрия Дмитриевича ему удалось только вместе с коалицией могущественных князей-союзников, которые за оказанную великому князю поддержку рассчитывали получить вознаграждение и сохранить свои позиции в уделах.
Через месяц после победы над Василием Косым (13 июня 1436 г.) Василий II и Дмитрий Шемяка составили новое докончание[376]. И на этот раз Дмитрий Юрьевич признал себя «молодшим братом» Василия Васильевича. Он подтвердил переход удела Василия Косого (Дмитров и Звенигород) Василию II. Удел Константина Дмитриевича (Ржева и Углич) остался по-прежнему за Дмитрием Шемякой и его братом Дмитрием Красным. Возможно, в то же самое время составлены были договоры Василия II с другими его союзниками-князьями — Иваном и Михаилом Андреевичами. В «прибавку» к своей отчине князь Иван Можайский получил Козельск и Лисин. Андреевичи, как и Дмитрий Юрьевич, признали Василия Васильевича «братом старейшим»[377]. Так системой договоров подведены были итоги борьбы Василия II с Василием Косым. Победа московского князя тем самым получила правовую санкцию.
Флорентийская уния
Примерно пять лет сохранялся компромисс, достигнутый в 1436 г. Эти годы были наполнены подготовкой сторон к дальнейшему противоборству. Василию Васильевичу, по-видимому, казалось, что он поступился слишком многим, а союзники, очевидно, рассчитывали на большее.
Не урегулированы были отношения Москвы с Новгородом и Литвой. Нарастала угроза со стороны Большой Орды и ее наследников. Нужно было решить запутанный церковный вопрос, переплетавшийся с русско-византийскими отношениями. Серьезные осложнения внешнеполитической обстановки и внутрироссийские трудности не позволяли Василию II выступить против Дмитрия Шемяки. У галицкого же князя пока сил хватало только на то, чтобы не утратить независимость в своих внутренних делах.
Обострение борьбы Василия II с Василием Косым привело к росту самостоятельности Новгорода, осмеливавшегося проводить самочинные внешнеполитические акции против своих «ослушников». Еще зимой 1435/36 г. Новгород послал войска в карательную экспедицию против Ржевы. Речь шла о Пустой Ржеве, находившейся на притоке Великой. Этот небольшой городок с волостью издавна был очагом споров между Новгородом и Литвой. Он платил дань («ржевскую дань») Новгороду, но признавал власть Литвы. Впрочем, ржевичи платили дань нерегулярно («не хотеша дани давати»)[378]. Это и вызвало поход новгородцев на них. Новгородцы «казниша ржевиць и села вся пожгоша по Ръжеве по плесковьскыи рубежь»[379].
Тогда же, в предвидении нового столкновения с Василием Косым, Василий II попытался урегулировать отношения с Новгородом, памятуя, что в Новгородской земле были силы, готовые поддержать его противника. Разногласия Новгорода с Москвой касались прежде всего положения тех новгородских волостей, которые хотел освоить московский великий князь. Так вот, зимой 1435/36 г. Василий II «человаше крест» Новгороду, что он «отступитися» новгородской «отцины Бежичкаго верха и на Ламьском волоке и на Вологде». Эту заманчивую для новгородцев посулу великий князь подкрепил обещанием послать своих бояр на размежевание земель в 1436 г. на Петров день. Однако победа Василия II над Василием Косым сделала предполагавшуюся уступку земель для Москвы ненужной, и никаких своих «мужей» на развод земель летом 1436 г. великий князь не прислал[380]. Новгородский вопрос остался, таким образом, нерешенным.
Резкое обострение обстановки в Великом княжестве Литовском имело влияние и на позицию русских земель по отношению к претендентам на великокняжеский престол в Литве. 1 сентября 1435 г. Свидригайло потерпел тяжелое поражение от Сигизмунда Кейстутовича на реке Свейте (у Вилкомира). Псковский летописец писал, что «за много лет не бывало такого побоища в Литовской земли»[381]. Свидригайло бежал с поля боя в Полоцк «на 30 конях» вместе со своим союзником Юрием Лугвеньевичем[382]. Летом 1436 г. от Свидригайла отложились и союзные ему Полоцк и Витебск.
Перемену обстановки в Великом княжестве Литовском учли старые союзники Свидригайла. С Сигизмундом поспешил заключить мирное докончание бывший верный доброхот Свидригайла великий князь тверской Борис Александрович[383]. 31 декабря 1435 г. с Польшей заключили мир Прусский и Ливонский ордена, обещавшие порвать с Свидригайлом. Не отстал от них и Новгород, понимая, что его противостояние Москве возможно при сохранении прочных тылов на западе. Зимой 1436/37 г. новгородцы отправили своих послов к победителю на Свенте и заключили с Сигизмундом мирный договор[384]. Это, конечно, не означало, что новгородские власти готовы были к открытому сопротивлению Москве. Отнюдь. Они хотели остаться в положении буфера между Западом и Востоком. Поэтому, когда весной 1437 г. к ним из Москвы прислан был виднейший боярин Василия II князь Юрий Патрикеевич за «черным бором», они заплатили ему этот тяжелейший для них побор[385].
Существенные перемены, оказавшие влияние на ход борьбы за единовластие на Руси, произошли в «Поле». В ходе перегруппировки сил в Орде против Улу-Мухаммеда выступил один из сыновей Тохтамыша — Сеид-Ахмед. Сферы влияния обоих царей были различными. Если Сеид-Ахмед захватил на время Крым, а потом обосновался на Днепре, то Улу-Мухаммед кочевал в приволжских степях. Очевидно, именно ордынцы Сеид-Ахмеда в конце 30-х годов XV в. больше других татар опустошали русские окраины и «украйные села поимаша»[386]. Наверное, именно они не только в 1437 г. приходили на Рязань, но и в 1437/38 г. «воеваша Рязань и многа зла учиниша»[387]
Осенью 1437 г., потерпев поражение от Сеид-Ахмеда, Улу-Мухаммед с небольшими силами («царю в мале тогда сущу») пришел в район города Белева («седе во граде Белеве, убежав от иного царя»). Он поставил там городок и решил в нем зимовать («от хврастиа себе исплеть, и снегом посыпа и водою поли, и смерзеся крепко»)[388].
373
ПСРЛ. Т. 26. С. 192.
374
ПСРЛ. Т. 37. С. 86.
375
ПСРЛ. Т. 5. С. 269; Т. 26. С. 208.
376
ДДГ. № 35. С. 89–100.
377
ДДГ. № 42. С. 123–125; № 43. С. 125–126.
378
ПЛ. Вып. 2. С. 46.
379
НПЛ. С. 417–418.
380
НПЛ. С. 418
381
ПЛ. Вып. 2. С. 132. По Псковской летописи, за Свидригайла стояли «смолняны и пригороды их, и кыаны, и видбляны, и полочаны, и Немець, и местерь рызкыи со всею силою своею, а из заморьа рать поиде на князя Зидимонта, а Зидимонт скопи Ляхи, Литву и Жимоиты» (ПЛ. Вып. 2. С. 131). Возможно, состав войска Свидригайла указан неточно, ибо рижский магистр занимал тогда уклончивую позицию, а одной из причин поражения Свидригайла было то, что он выступил против своего противника, не сумев обеспечить участие в борьбе своих старых союзников.
382
Kolankowski L. Dzieje Wielkiego Ksiestwa Litewskiego za Jagellonów. T. 1. 1377–1499. Warszawa, 1930. S. 206–207.
383
ДДГ. № 37. С. 106.
384
НПЛ. С. 419.
385
НПЛ. С. 419.
386
ПСРЛ. Т. 12. С. 23.
387
ПСРЛ. Т. 12. С. 25–26.
388
ПСРЛ. Т. 6. С. 150; Т. 26. С. 192. По Никоновской летописи, Улу-Мухаммед согнан был «с Поля» Кичи-Мухаммедом (ПСРЛ. Т. 12. С. 63).