Я по-прежнему держалась настороже.

— Извините, Лиз, но если можно, я бы хотела еще совсем ненадолго задержаться в «Аббатстве», чтобы завершить все намеченные дела. Мне осталось еще собрать данные о геологии и климате долины Нейпы. Вы не могли бы потерпеть мое присутствие еще несколько деньков?

Если моя просьба была ей неприятна, то она и виду не подала. Подарив мне самую теплую, обворожительную улыбку, Лиз воскликнула:

— О Маргарет! Милости просим! Живите, сколько потребуется, если вам этого действительно хочется. Но вы и впрямь думаете, что после всего, что здесь случилось, вам стоит тут оставаться?

Насколько искренна она сейчас? Я не переставала удивляться с той самой минуты, как она появилась, чтобы избавить меня от допроса Богнора. Неужели я наконец вижу подлинную Лиз, а не только винодельшу и кинозвезду?

Лиз попросила врачей из госпиталя позвонить нам, как только Чарвуд придет в сознание. Те пообещали и слово сдержали. Придя в себя, Чарвуд сказал, что понятия не имеет, кто его ударил по голове. Расположение раны указывало на то, что удар был нанесен сзади. Я пришла к выводу, что мне необходимо встретиться с самим Джаконелло. И не стала тратить времени даром.

Вместе со сменой белья я уложила в сумку свою летную экипировку, кислородную маску, шлем, нейлоновый комбинезон, перчатки, карты Калифорнии (я купила их еще раньше для полетов на воздушном шаре) и рано утром отправилась в путь. Я решила никому не раскрывать своих планов. Поэтому сказала Лиз, что собираюсь сделать серию снимков виноградников с высоты птичьего полета и вернусь через два дня.

Мне предстояло проехать половину Калифорнии, чтобы добраться до пункта назначения — пятидесятикомнатной резиденции Джаконелло, копии старонемецкого замка на Рейне. «Мейн Кенигрейх», мое королевство, — так именовал Джаконелло свое обиталище. Ходили слухи, что на деньги, ухлопанные на строительство замка, можно было бы построить небольшой городок. Замок стоял в середине имения, размером в десять тысяч акров у подножия горы Сан-Рафаэль, примерно в тридцати милях от Санта-Барбары и в пятидесяти милях от побережья.

Перед отъездом я, через друга-журналиста из Лос-Анджелеса, удостоверилась, что старый миллиардер пребывает в своем замке.

Вскоре после захода солнца я добралась до мотеля на озере Качума в краю виноградников вокруг Лос-Оливос и Санта-Иннес. А утром подъехала к маленькому аэродрому в десяти милях от мотеля. Это не был аэродром в обычном понимании слова. Его единственная взлетная полоса заросла травой. Взлетали и садились в основном бипланы с открытыми кабинами, и то лишь для того, чтобы поднимать в воздух планеры. Я же, «заболев» воздухоплаванием, увлеклась не только монгольфьерами, но и планеризмом и уже налетала изрядное количество часов.

Позвонив заранее управляющему аэродромом и президенту местного клуба планеристов, я заказала себе планер, и теперь он уже ждал меня на поле.

Я надела свое снаряжение, закрепила на себе парашют и втиснулась в узенькую кабину. Задвинула плексигласовый колпак над головой и через пять минут взмыла в воздух.

Так же как и полеты на воздушном шаре, планеризм имеет свои особенности. Дернув за рукоятку в кабине, я отпустила буксировочный трос. Это произошло примерно на высоте пятисот футов. И вот я — одна-одинешенька в беззвучном мире. Если вы разбираетесь в местных погодных условиях, то вы сумеете «поймать тепляк» — столб теплого воздуха, иногда поднимающийся до больших высот. По ним планеры взбираются на высоту до тридцати тысяч футов и могут улететь за тысячи миль, как птицы.

Едва оторвавшись от буксировщика, я «поймала тепляк» и стала по спирали взмывать все выше и выше. Поднявшись на тысячу футов, я нашла другой, более сильный «тепляк», восходивший с восточных склонов гор. Он понес меня над широкой долиной Сан-Хоаким. Я продолжала набирать высоту и с пяти тысяч футов заметила узкую дорогу на восток из Лос-Оливос, которая, как мне было известно, вела к джаконелловскому «Мейн Кенигрейху». Дважды мне повстречались другие планеры. Один подлетел довольно близко, и пилот помахал мне рукой. Я же молила Бога, чтобы они держались от меня подальше, — я нисколько не нуждалась в их компании.

Было уже 11.30. Еще полчаса я откровенно наслаждалась упоительным полетом. Наконец я увидела невероятное сооружение — владение Джаконелло. Его цитадель поражала своими внушительными размерами, здания были увенчаны башенками и шпилями, там и сям виднелись отдельные павильоны, которые, как мне было известно, он соорудил для своих музейных коллекций, картин и скульптур. Перед главным входом в замок отливала серым каменным блеском вымощенная плитами площадка.

«Тепляк» вознес меня на высоту в 7500 футов, но и оттуда я могла разглядеть высокий забор с электрическими проводами, едва скрываемый живой изгородью из вечнозеленых растений. Забор окружал все имение наподобие тюремной ограды. Через каждые четверть мили стояла металлическая сторожевая вышка с телекамерами и прожекторами. У главных ворот я увидела фигурки людей, издали напоминавшие муравьев, и догадалась, что это — охранники в форме.

На мое счастье, расположение замка и планировка примыкающей к нему территории оказались точно такими же, как на виденной мною фотографии. Замок стоял на ровном, как стол, предгорье. Здесь был разбит огромный, тщательно распланированный парк в стиле XVIII века. По бокам длинного центрального газона тянулись словно по линейке вычерченные цветники, обсаженные коротко подстриженным кустарником, а в центре каждого цветника красовались величественные и, надо полагать, подлинные греческие и римские статуи.

Я парила над всем этим великолепием, затем пролетела к горам, темневшим позади замка, там развернулась и начала спиральный спуск. Ветер дул с гор, и спустя несколько минут я уже шла на посадку, целясь на длинный зеленый парковый газон. Точно рассчитав, чтобы не задеть крыльями статуи, я наконец приземлилась. Нос моею планера замер в нескольких ярдах от вымощенной каменной брусчаткой площадки перед парадными ступенями замка.

Полдюжины охранников немедленно выросли словно из-под земли. Один из них — на вид самый свирепый — попытался откинуть плексигласовый колпак и схватить меня за руки. Но я сама резко откинула колпак, ухитрившись при этом дать ему по рукам, и не торопясь выбралась из кабины. Окруженная стражниками, я отстегнула парашют, пропуская мимо ушей вопросы типа: «Что вам тут надо?» — а затем сняла шлем и встряхнула волосами, что их безмерно удивило, ибо они явно готовились увидеть мужчину. На секунду воцарилась гробовая тишина, а я наслаждалась своим триумфом. Но тут охранники, к которым успели присоединиться садовники, дворники и прочая дворцовая челядь, неожиданно расступились, подобно Красному морю перед Моисеем, и я увидела перед собой отвратительного, уродливого восьмидесятилетнего старика с предельно кислым выражением на одутловатой физиономии. Его вывезли из гигантских резных дверей замка в кресле на колесиках и скатили на землю по рампе, сооруженной рядом с широкими мраморными ступенями. Он поднялся с кресла. Стайка слуг помогла ему сделать несколько коротких шажков по направлению к гостье, буквально свалившейся с неба.

Началось испытание моей смекалки.

Первый его вопрос, обращенный ко мне, прозвучал вполне обыденно:

— Извините, вы кто такая?

Тон был достаточно вежлив, но и скрывавшаяся за ним враждебность сомнений не вызывала. На бесцеремонность старика я решила ответить в том же духе и выпалила:

— Тот же самый вопрос я могла бы адресовать и вам.

Судя по выражению его физиономии, он не поверил в мою неосведомленность.

— Вы не знаете, с кем говорите? — прошипел он.

— Не знаю, — сказала я. — Но если вы здесь — самый главный, а похоже, что это именно так, то прикажите всей этой публике отойти подальше. Хватит с меня неприятностей с планером в воздухе, а тут еще ваши люди, кажется, вознамерились его доломать.