Знаешь ты, не по воле своей, в этот проклятый мир нас втолкнули.

Самый мрачный из всех лагерей. Лучше пулю, лучше пулю.

В темноте, духоте, узкий штрек. Мой снаряд выгребает породу...

Боже мой, я же ведь человек. Умоляю, верните свободу!

Только глух он к слезам и мольбе, кибер-стражник, исчадие ада.

Не уйти и не скрыться нигде. Мы получим свое. Так и надо.

Старичок затряс расчесанной белой бородкой, пожелтевшие от табака белки его глаз заблестели, и одинокая слезинка пробежала по морщинистой щеке, когда в помятый шлем у его ног полетела мелкая монета.

Монорельсовая дорога проходила непосредственно под поверхностью планеты. Если описывать ее, то это четырехгранный бетонный тоннель, внутри которого мчались автоматические вагоны без окон — ведь любоваться нечем. Кое-где, в понижениях рельефа, это сооружение выступало над каменистой пустыней и снаружи казалось безжизненным ныне творением рук, остатком древней, исчезнувшей цивилизации.

Вагон был все же грязноват и окрашен в унылый серо-зеленый цвет. Это был последний рейс, поэтому народу набралось лишь несколько человек. Около дверной панели пятеро работяг дулись в карты. Справа от нас смотрел телевизор полицейский чиновник. Около него задеревенел в стойке "смирно" кибер. А сзади то и дело спорили между собой двое мальчишек, которые никак не могли поделить игрушку. На них покрикивала мать. Поезд малость трясло, и на поворотах что-то повизгивало под ногами. Жан увлеченно мурлыкал себе под нос песенку и принялся разряжать и снова наполнять зарядами магазин бластера, пока я не прекратил это занятие, поскольку заметил, что наш сосед-полицейский искоса с неодобрением поглядывает в его сторону.

Минут через сорок езды вагон наполнился скрежетом — мы тормозили. Поезд дернулся еще пару раз и остановился. Из динамика послышался слащавый голосочек:

— Спирит-Сити, окраина норд. Не забывайте свои вещи.

Один из рабочих приподнялся, но его коллеги повисли у него на руках.

— Стой. Куда это ты спешишь? Не-ет... — Один из приятелей покрутил головой. — Играем уж до конца.

— Отвяжись, ты!

Тут меня и Жана с извинениями оттеснил кибер, спешивший к месту нарождавшегося конфликта. Работяги зашикали на стража порядка, собрали карты и, нацепив кислородные маски, один за другим попрыгали в темноту дверного проема.

Снаружи бушевал холодный, сбивающий с ног ветер. Солнце уже закатилось и на горизонте хмуро сгрудились, подсвеченные багровым, серые тучи.

— Опять мандражник задул! — весело сообщил самый молодой из рабочих, приподняв край маски. Его товарищи остались безмолвны, стоя под единственным отчаянно скрипевшим светильником около автоматического ларька. За полицейским прилетела авиетка. Мальчишек забрал мобиль их папаши. Вскоре и работяги укатили на вахтовом микробусе. Обозленный, что нас не встречают, я пошел к галофону. Из Исидограда я уже звонил Скорпиону и тот поклялся меня встретить.

Экран монитора вспыхнул, и я лицезрел своего канонерщика, сующего что-то в карман скафандра.

— Ты долго будешь держать нас здесь? — осведомился я грозным тоном.

Скорпион поднял голову и его брови поползли вверх, дескать наше появление для него неожиданность:

— А-а... Хм. Вы уже здесь? Бегу, бегу...

— Пошевеливайся уж, пожалуйста.

— Да, Фобос, кстати, тут такое дельце... — Скорпион, улыбаясь, приблизился к монитору, но я махнул на него рукой:

— Ты что, не можешь после все рассказать? Давай. Мы ждем. — И я отключился.

Жан тем временем сбегал к автоматам и теперь жевал шоколад, откусывая ломтик за ломтиком и испачкав губы. Порывы ветра вперемешку с песком бились в его открытое забрало, и мальчишка щурил глаза.

— Закрыл бы шлем, — сказал я, — холодно ведь.

— Не-а.

— Ну тогда иди ко мне.

Я встал спиной к ветру, заслонил Жана и положил свои руки ему на грудь. Мы оба всматривались в цепочку барханов на юге, над которыми мерцало зарево огней Спирит-Сити, и откуда должен был прилететь Скорпион.

В городской администрации Спирит-Сити существует такая должность, как инспектор по профилактике. В обязанности этого человека входит объяснение новоприбывшим правил поведения в круговерти местной, довольно-таки неспокойной жизни. Сколько себя помню, это место всегда занимал один и тот же чиновник — Ян Семенович. Правда, поначалу он был капитаном, а теперь уже щеголял погонами подполковника. Человек он в своем роде ненавязчивый и с ним иногда было интересно побеседовать, поскольку его речь — это одно из уникальнейших явлений человечества. Вообще-то, в Спирит-Сити официально говорили на двух языках: русском и польском (английский — это само собой). Белорусы, украинцы, сербы и остальная братия постепенно ассимилировались и примыкали к одной из двух языковых прослоек. Конечно, как русская, так и польская речь тут то и дело перемежалась словечками из других славянских говоров, но это происходило спонтанно и не вошло в привычку. Ян Семенович же умудрился создать собственный язык, на котором он разговаривал, по крайней мере, в служебное время. Это был винегрет из трети украинского, трети русского, четверти польского языков, а оставшиеся слова он черпал с миру по нитке вплоть до хинди. Поэтому вам должно быть понятно, что непривычному человеку крайне тяжело вникать в суть разглагольствования Яна Семеновича, и, как следствие, новенькие нередко попадают в переделки. Хотя раз уж этот блюститель нравственности проработал на своем месте сорок с гаком, значит руководство им вполне довольно.

Когда бюст Яна Семеновича возник над косяком, мы со Скорпионом собирались отчалить на завтрак.

— Так! — произнес бюст.

Ян Семенович оглядел меня с ног до головы, потом прищурился на моего товарища и кивнул главой:

— С тем гарным хлопчиком мы уже гутарили, а вот с вами, молодой человек... Фобос, кажется? (Я подтвердил). С вами еще нет.

Скорпион предложил, мол, нельзя ли после завтрака — уж больно кушать хочется, но в ответ услышал, что едальня никуда не убежит. В течение пятнадцати минут Ян Семенович пронзал меня взглядом ласковых серых глаз и рекомендовал, дескать, перши: не стоит ходить туда-то, други: не стоит гутарить о том-то, ну и тому подобное. Я подобострастно поддакивал, сознавая, что именно таким образом могу побыстрее закончить эту формальность. Наконец, инспектор дошел до последнего пункта:

— Ну, на запомятку. Чтобы на базе спиртного було усе в норме!

— А где она? — После паузы раздался из-за моей спины заинтересованный голосок Скорпиона.

— К-кто она? — Ян Семенович недоуменно потупился, сбитый с толку таким неожиданным вопросом.

— Ну, эта, база спиртного? — Канонерщик изобразил невинное личико.

Инспектор сначала растерялся, затем нахмурился и обратился ко мне, вероятно, от возмущения перейдя на нормальную речь:

— Господин Фобос! Я буду ходатайствовать перед командованием экспедиционного корпуса по поводу запрещения посещать вам впредь Спирит-Сити. Никак не могу понять, что вас тут привлекает. Слетаетесь, понимаете ли, как мухи на... Это... — Он энергично потряс пальцем. — И каждый раз ваши сослуживцы чудят. Ладно, если бы только старшие офицеры, но вы, господин Фобос, вы привезли в этот балаган стрелка.— Ян Семенович порылся в бумажках. — Жана! Он же совсем мальчишка!

Я сделал извиняющуюся мину, одновременно наступив пяткой на ногу Скорпиону:

— Обещаю вам, что Жан не будет ходить по городу один, а мы пробудем здесь совсем недолго.

Ян Семенович больше не глядел на меня, а сокрушенно качая головой, листал свои записи. Экран погас.

— Больно ведь, наверное! — тут же обиженно закричал Скорпион. — Ты вон в скафандре, а я в тапочках.

— Нечего не по делу блистать своим остроумием!

— А что он издевается над нами!

— Можешь потерпеть, ничего с тобой не случится!

— Я жрать хочу! Мы пойдем когда-нибудь завтракать или нет?

Таким образом, мы в хорошем настроении пошедли в едальню... Тьфу, то бишь пошли в столовую.