В этот момент нас перебросили — такую информацию выдал монитор. Отвлекшись от своих рассуждений, я пробежался по системам и оглядел привычным взором рубку корабля. Около меня елозил на вертушке Ким, соединенный перепутавшимся проводом с машиной. Такое состояние было для него привычным, и он напевал нечто легкомысленное, ведя электронный диалог с аппаратной кольца. Вторым дежурным был Дев. Лицо мальчишки было более озабоченным, чем у его напарника. Брови время от времени сближались, и на лбу вычерчивалась трогательная серьезная складка.

Постепенно мое воображение наполнилось воспоминаниями о последних часах, проведенных на покинутом пять дней назад Плутоне, и сердце защемило, будто я пережил невосполнимую потерю. И причиной тому была Ирен. Каждый раз, когда она посещала нашу компанию, я внушал себе, мол, ты равнодушен. Но какое-то наваждение заставляло смотреть на нее неотрывно и смущаться, когда эта девчонка реагировала на мое внимание к себе. Если бы Ирен оставалась холодна ко мне! Но она одобряюще посмеивалась над моими остротами, и ее глаза порой прямо-таки восхищенно глядели на меня. Кровь стучала в моих висках, и однажды случилось то, чего я хотел и в то же время опасался больше всего — мы остались наедине. Клянусь чем угодно, это была чистая случайность. Мы шли веселой толпой по доку, но по пути все разбегались и разбегались по своим делам. Когда мы дошли до перекрестка, я предложил:

— Давайте пройдем через склад, так в два раза быстрее...

На что Ирен тихо засмеялась:

— Некрасиво завлекать девушку в тесные проходы меж ящиков. — И с этими словами она скользнула в узкий складской коридорчик.

Только тут меня повергла в дрожь мысль, что я оставлен с этим существом наедине. Слегка стыдясь, но в то же время оправдывая себя случайностью происходящего, я пошел за ней, и взгляд мой порой бесстыдно задерживался на ее красивых бедрах и ногах.

— Ирен! — совершенно неожиданно вырвалось у меня.

Она остановилась на более свободном пространстве, склонив голову немного набок и лукаво улыбаясь уголками губ:

— Вы хотите что-то мне сказать?

Это повергло мое тело в нервную дрожь, я чувствовал теплую волну, прокатившуюся по лицу:

— Почему вы так бежите? Давайте поговорим.

— Прямо здесь?

Она захохотала, но негромко. Я тоже неопределенно усмехнулся, осознав глупость своего положения. Но она взяла мою ладонь и погладила кончики моих пальцев:

— У вас такие нежные руки. Они созданы для игры на скрипке... Скажите, меня действительно это всегда интересовало, почему вы так часто говорите стихами?

— Это побочный эффект измененной психики. Те строфы, которые обычный человек способен сочинить в течение часов, в нашем сознании рождаются как бы сами собой.

— И что же родилось в вашем сознании сейчас?

С минуту я рассматривал ее лицо, и мне подумалось, что именно такой должна была быть Ева, первая женщина рая:

Так пошло от Адама и Евы,

И так будет уже до конца...

У любви оголенные нервы,

Утонувшие в счастье сердца.

И не в силах друг с другом расстаться,

Разомкнуть, разорвать, убежать...

Обреченные вечно скитаться,

Обреченные вечно страдать.

На едином дыханьи, на едином порыве,

Соткан край пониманья и мы звенья в том мире.

Бесконечна цепочка вместе связанных судеб.

Там нельзя ставить точку. Там все было и будет.

Разделены жестоким пространством,

Мы приходим друг к другу во сне.

И как хочется вечно остаться

В той прошедшей, короткой весне.

Только жаль, неподвластны мечтаньям

Матерьяльные наши тела...

Так устроена суть мирозданья,

Что дорога назад умерла.

На едином порыве, на едином стремленьи

В крае наших мечтаний заколдовано время.

Бесконечна цепочка — в ней события и люди.

Там нельзя ставить точку, там все было и будет.

Ирен, может быть, и не поверила, что это действительно импровизация, но она вдруг приблизилась ко мне и хотела поцеловать меня в щеку, но я в последний момент повернул голову, и наши губы встретились. Ирен не ожидала этого и на мгновение мы застыли, касаясь друг друга, но вот она отпрянула в сторону темного проема между небоскребов из контейнеров:

— Возвращайся. Может быть, я буду тебя ждать...

— Мистер! Эй, мистер, очнитесь! — веселый голос Кима заставил меня вздрогнуть. Грезы вспыхнули и погасли. — Вас вызывает полицейское управление системы Барнарда!

* * *

До сих пор все шло как по маслу. Мы без проблем и на удивление легко миновали кольца Проксимы, хотя обычно в это время там настоящие заторы на трассе. И надо же, что именно теперь что-то заставило обратиться к нам за помощью полицейское управление. Чертыхнувшись досадно, я включил монитор:

— Линкор номер ноль сорок девять на связи.

Полицейский оказался в чалме. Он имел мужественный вид, но испуг то и дело прорывался наружу в мимике лица и в дрожании голоса — у него, наверное, пересохло в горле. Впрочем, волнению имелись причины. Еще будучи на Земле, я слышал эфирные вопли поборников гуманизма, когда в Гааге шайка Осман-хана взорвала торговый центр. Это была, в общем-то, действительно тупая, кровавая акция, мотив которой так и остался для меня неясным. Но факт остается фактом. Из рассказа полицейского я понял, что большой отряд боевиков этой организации захватил крупную военную базу около планеты Аль-Анава. Правительственные силы при поддержке единственного нашего корвета и собственного эсминца подбили один транспортник мятежников, но два других, груженных оружием и продовольствием, улепетывают прочь из системы. В то же время часть бунтовщиков оказалась блокированной внутри самой базы. Корвет экспедиционного корпуса совершенно разбит и не может преследовать беглецов. Полицейский же эсминец привязан к базе и не может уйти, дабы не сбежали осажденные террористы.

— Вы что, хотите, чтобы мы вам помогли? — задал я, признаться, довольно глупый вопрос, дураку ясно, что в противном случае со мной на связь не вышли бы.

Полицейский промолчал.

— Но мы же не воюем с людьми... — добавил я почему-то неуверенным тоном.

— На карту поставлена судьба государственности исламской республики Аль-Анава. Если к власти придут оголтелые исламисты — это не понравится ни соседям, ни ООН, ни, тем более, экспедиционному корпусу.

Озадаченный, я повернулся к мониторам, чтобы спросить мнение остальных офицеров. Козер и Рысь ответили, мол, мы как ты, командир. Скорпион же угрюмо посоветовал послать всех подальше и не лезть в чужие дела. Однако я действительно понимал, что не вмешайся мы сейчас, дело может обернуться локальной войной. Нас начнут обвинять неизвестно в чем...

— Хорошо, мы придержим мятежников на базе, — обратился я к полицейскому, — а ваш эсминец тем временем догонит транспорты и разберется с ними.

До цели налета было полчаса ходу. Мы отправились туда на двух наших канонерках. Поскольку Скорпион огрызался мне, крайне не одобряя, по его словам, "маразматическую затею командира", я следовал в экипаже Рыси. Настроение у меня было не то, чтобы очень уж паршивое — к хамству Скорпиона я давно привык, но смутное чувство ожидающей меня утраты глодало душу.

— Эти мусульмане осложняют жизнь себе и другим людям с удивительной постоянностью, —пожаловался я Рыси.

Мой канонерщик ответил, вроде бы как обращаясь вовсе и не ко мне, стоя боком, глядя на монитор своего оператора и положив руку ему на плечо:

— ...

Предположив, что он разговаривает все же со мной, я возразил:

— Хотя, естественно, что не со времени сотворения мира. Всего-навсего полтораста веков. Мусульманство молодая религия.

На все мои дальнейшие стенания о том, мол, как же хорошо было лет пятьдесят назад, когда к нашему существованию еще относились с известной долей недоверия и поэтому старались не впутывать в жизнь общества, Рысь отмалчивался. И только перед самой базой он, устало опустившись на свою вертушку, посмотрел на меня странным взглядом: