И правда, конечно, была в том, что Господь уже услышал молитву Томаса Траслоу, так как страдания Траслоу были гораздо красноречивее любой литании, которую могло подсказать Старбаку его образование.

И все же Траслоу нуждался в успокоительном ритуале, в древних, с любовью произнесенных словах, и Старбак крепко сжал книгу, закрыл глаза и поднял лицо к подернутым сумраком цветам, но неожиданно почувствовал себя дураком и самозванцем и никак не мог вспомнить слова. Он открыл рот, но не смог произнести ни слова.

- Правильно, - сказал Траслоу, - не торопись.

Для начала Старбак попытался вспомнить отрывок из Писания. В горле у него пересохло. Он открыл глаза и неожиданно вспомнил стих.

- Человек, рожденный женою, - начал Старбак, но его голос звучал хрипло и неуверенно, поэтому он начал заново. - Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями [4].

- Аминь, - произнес Томас Траслоу, - да будет так.

- Как цветок, он выходит...

- Так и есть, так и есть, хвала Господу, так и есть.

- И опадает.

- Господь забрал ее, Господь забрал ее, - Траслоу раскачивался взад и вперед с закрытыми глазами, пытаясь собрать всю свою силу.

- Убегает, как тень, и не останавливается.

- Боже, помоги нам, грешникам, - промолвил Траслоу, - Боже, помоги нам.

Старбак внезапно онемел. Он процитировал два первых стиха из четырнадцатой главы книги Иова и неожиданно вспомнил четвертый стих, в котором спрашивалось: "Кто родится чистым от нечистого?" Ответ дался ему с трудом: "Ни один". Конечно же неосвященное семейство Траслоу было нечистым?

- Молитесь, мистер, молитесь, - умолял Траслоу.

- О, Господь Бог, - Старбак подставил закрытые глаза гаснущему свету, - вспомни об Эмили, служившей тебе, о твоей рабе, которую забрали из этого мира к твоей вящей славе.

- Так и есть, так и есть! - Траслоу чуть ли не стенал в подтверждение.

- Вспомни об Эмили Траслоу, - нескладно продолжал Старбак.

- Мэллори, - вмешался Траслоу, - так ее звали, Эмили Марджори Мэллори. Разве мы не должны преклонить колени?

Он стянул с головы свою шляпу и упал на мягкую глинистую землю.

Старбак тоже опустился на колени.

- О, Боже, - снова начал он, он помолчал какое-то мгновение, затем, словно ниоткуда, на него нахлынули слова. Он почувствовал наполнявшее Траслоу горе и в свою очередь попытался переложить это горе на Господа.

Траслоу стонал, слушая молитву, в то время как Старбак поднял лицо к зеленым листьям, словно его слова могли полететь на мощных крыльях за кроны деревьев, за пределы чернеющего неба, за пределы первых слабо мерцающих звезд туда, где правил Господь в своем ужасно задумчивом величии.

Молитва была хорошей, и Старбак чувствовал ее силу и удивлялся, почему он не может молиться о себе так же, как он молился об этой незнакомой женщине.

- О, Боже, - сказал он напоследок, и на его глазах блестели слезы, когда молитва подошла к концу, - Боже милостивый, услышь нашу молитву, услышь нас, услышь нас.

И затем снова наступила тишина, слышно было только шум ветра в листве, пение птиц и где-то в долине одинокий лай собаки.

Старбак открыл глаза и увидел следы слез на грязном лице Траслоу, странно, но этот низкорослый человек казался счастливым. Он наклонился вперед, запустив короткие сильные пальцы в грязь могилы, словно мог разговаривать с Эмили, схватившись вот так за землю над ее телом.

- Я отправляюсь на войну, Эмили, - произнес он, нисколько не стесняясь того, что обращался к своей умершей жене в присутствии Старбака.

- Фалконер - дурак, и я пойду не ради него, но среди его солдат есть наши родственники, и я пойду ради них. В так называемый легион вступил твой брат, кузен Том тоже там, и ты бы хотела, моя девочка, чтобы я присмотрел за ними, поэтому я пойду. И у Салли все будет превосходно. Теперь у нее есть муж, он позаботится о ней, ты просто подожди меня, дорогая, и я буду с тобой, когда Бог даст. Это мистер Старбак, он помолился о тебе. Он справился, не так ли?

Траслоу рыдал, но теперь вытащил пальцы из земли и вытер их о свои джинсы, прежде чем похлопать себя по щекам.

- Ты хорошо молишься, - сказал он Старбаку.

- Думаю, вашу молитву услышали и без меня, - скромно ответил Старбак.

- Никогда нельзя быть полностью уверенным, правда? А Бог скоро оглохнет от молитв. Из-за войны. Поэтому я рад, что мы сказали свое слово прежде, чем его уши утонут в потоке слов, когда начнутся сражения. Эмили понравится твоя молитва. Ей всегда нравились хорошие молитвы. А теперь я хочу, чтобы ты помолился о Салли.

О, Боже, думал Старбак, это уже слишком!

- Что я должен сделать, мистер Траслоу?

- Помолиться о душе Салли. Она разочаровала нас, - Траслоу поднялся на ноги и натянул на голову свою широкополую шляпу. Он смотрел на могилу, пока продолжал свой рассказ.

- Она не похожа ни на свою мать, ни на меня. Не знаю, каким дурным ветром ее принесло к нам, но она появилась, и я обещал Эмили присмотреть за ней. Ей всего пятнадцать, и у нее уже будет ребенок, видишь ли.

- О... - Старбак не нашелся с ответом. Пятнадцать! Ровесница его младшей сестренки Марты, а ведь он все еще считал ее ребенком. Нат подумал, что в свои пятнадцать даже толком не знал, откуда дети то берутся. Ему казалось, что они появляются по распоряжению властей путем неких суетливых и суматошных обрядов с участием женщин, докторов и церкви.

- Она говорит, что это ребенок молодого Декера. Может и так. А может и нет. Так ты говоришь, Ридли был тут на прошлой неделе? Меня это беспокоит. Он вертелся вокруг моей Салли, словно у нее течка. Откуда мне знать, где она ошивалась, я как раз на прошлой неделе уезжал по делам.

Сперва Старбака подмывало объявить о помолвке Анны Фалконер и Ридли и, следовательно, непричастности последнего к беременности Салли, но что-то ему подсказало - Траслоу отреагирует на подобную наивность лишь горькой усмешкой. Поэтому он благоразумно промолчал.

- Она непохожа на мать..., - произнес Траслоу, адресуясь не столько Старбаку, сколько самому себе. - В ней есть какая-то дикость, что ли? Может, в меня, но точно не в Эмили. Но раз она говорит, что беременна от Роберта Декера - пусть будет так. Он ей верит, обещает жениться - пусть и это будет так, - Траслоу нагнулся и выдернул сорняк, выросший на могиле.

- Салли теперь там, - объяснил он Старбаку, - с Декерами. Она сказала, что не может жить со мной, но на самом деле она не вытерпела боли и смерти матери. Теперь она беременна, так что ей нужно супружество, свой дом, а не прозябание на средства от милостыни. Я пообещал Эмили, что присмотрю за ней. И я присматриваю. Отдам Салли и ее парнишке участок, пусть ребенок растет здесь. Я им не нужен. Салли со мной никогда не уживалась, так что пусть заберут эту землю и будут надлежащей семьей. Вот чего я хочу от тебя, мистер Старбак - чтобы ты обвенчал их надлежащим образом. Они уже едут сюда.

- Я не могу их обвенчать! - запротестовал Старбак.

- Если у тебя получилось отправить душу моей Эмили на небеса - получится и обвенчать мою дочь и Роберта Декера.

Великий Боже, подумалось Старбаку, и каким же образом объяснить Томасу Траслоу его вопиющее заблуждение касательно разницы между церковной и светской властью?

- Для надлежащего бракосочетания, - продолжил настаивать он, - ей следует отправиться к мировому судье и...

- Власть Господа превыше любого судьи, - Траслоу зашагал прочь от могилы. - Салли будет обвенчана слугой Божьим, а не каким-то адвокатом, которому лишь бы денег стрясти.

- Я не рукоположен!

- Не надо таких отговорок. Ты меня целиком устраиваешь. Я ведь слышал твои слова, мистер Старбак, и если Господь не прислушается к твоим словам - значит, он вообще ни к чьим не прислушается. И если моей Салли суждено выйти замуж, я хочу, чтобы ее обвенчали по всем законам Божьим. Я не хочу, чтобы она снова беспорядочно гуляла. Когда-то она была взбалмошной, но ей пора осесть. Так что помолись за нее.