— Для начала выпустим его из корзины, — предложил Сева.

В дороге гусь вел себя очень прилично, подавал голос редко, сидел под шарфом нахохлившись, видно, чувствовал всю важность происходящего. Сева снял шарф, развязал веревки, и гусь выбрался наружу.

Разминаясь, размахивая крыльями, он громко загоготал.

— Голодный небось, — посочувствовал Саня. — А кормить его чем, знаешь?

— Понятия не имею, — пожал плечами Сева и снова подумал, что старушка была права, когда сказала про гусиные мучения. — Придется Веру разбудить. Она все знает.

Мужчинам Веру будить не пришлось, гусь сам разбудил ее своим гоготом. Она вышла на кухню и сразу узнала нового постояльца. Однако сохранила знакомство в тайне и выразила несказанное удивление по поводу нежданного появления у них на кухне такой необычной птицы. Гусь тоже не сообщил, что видит Веру не в первый раз.

— Его зовут Мартин, — представил гуся Саня, — он приехал от Ляли. Той самой Ляли Калашниковой, чьи стихи мы недавно читали. Мы надеемся пристроить его у кого-нибудь из соседей. А пока хорошо бы его накормить и определить на местожительство. Нужна консультация, Верочка, но я не хотел бы, чтобы заботы об этой птице упали на ваши плечи. Скажите, чем его накормить.

Едва взглянув на гуся, Вера поняла, что пора звонить Ляле и соглашаться делать ремонт. Самое время. Сантехнику Ляля, видно, сделала. Сейчас занимается ванной, раз гуся отправила. Теперь пора за побелку и оклейку приниматься. Гусь приехал посланником и напоминанием. Да еще надо узнать, купила она материалы или нет.

— Не беспокойтесь, никакие заботы на меня не упадут, — ответила Вера на деликатности Александра Павловича, — я не сегодня-завтра в Москву поеду, у меня там работа наклевывается. Я же вам говорила.

Услышав слова Веры, Сева почувствовал укол совести: он так больше и не поинтересовался работой для нее, удовлетворился отказом, и точка. А мог бы позвонить еще в два-три места… И что она делать собирается, тоже не спросил. Столько времени прошло, а он и не трехнулся. Забыл о своем обещании, совсем из головы выпустил. Ну да ладно. Ничего еще не упущено. Позвонит в редакцию, спросит, осведомится. Может, и появилась какая-нибудь работа.

— Очень будешь занята? Надолго? — начал он расспрашивать. — А то если появится работа в редакции, то…

— Вот когда появится, тогда и посмотрим, — спокойно отозвалась Вера, — а пока у нас гусь на очереди. Сейчас мы ему крупки насыплем. А главное — напоить его, гуси пьют много, без воды никак не могут. Место вы ему сами определите, Александр Павлович, но лучше бы в сарайчике, и соломки подстелить, чтобы уборки было поменьше.

Сева вместе с Саней отправились в сарай. Оглядев при свете керосиновой лампы, что там творится, Сева поежился.

— Может, мы его на кухне поселим, — предложил он, — там все-таки теплее.

— Загончик сделаешь, мыть будешь, сели, — согласился Саня.

Сева почесал в затылке. «Ляля — святая женщина, — подумал он. — Даже сковородкой меня не огрела!» И стал помогать Сане освобождать место в сарае. Место гусю выделили у теплой стенки, насыпали опилок, прикинули насчет температуры. Решили, что прохладно, но не слишком. Ночь переночует, а там видно будет.

— У меня еще банька есть, — похвастал Саня. — В ней теплее. Если не понравится, туда переведем.

Оказывается, не так-то просто птицу пристроить. Сева вспоминал сначала старушку, а потом все чаще Лялю, бормоча про себя: «Святая! Святая женщина! А какое терпение! Даже привязаться сумела! А я — скотина! Настоящая скотина!»

Поругав себя, он успокоился. Недаром батюшки учат, что первое дело — раскаяние. Раскаешься, и сразу душе облегчение.

В конце концов гусь был накормлен, напоен, пристроен, но недоволен, потому что продолжал квохтать, бормотать и жаловаться. Однако напившиеся горячего чаю, Сева и Саня после целого дня хлопот и переживаний спали так крепко, что ничьи жалобы и обиды не могли им помешать. Спали они дольше обычного.

Вера, пользуясь утренней тишиной в доме, позвонила Ляле, сообщила о своем согласии красить и клеить, чем воодушевила ту на новые подвиги. Ляля пообещала купить краску, обои и прочие необходимые для продвижения ремонта материалы в ближайшие дни. У Ляли все было записано, бумажку она не потеряла. Начинать ремонт договорились в понедельник.

— Осталось три дня, успею! — решительно заявила Ляля и повесила трубку.

Вере тоже нужно было подготовиться к ремонту, чего-чего, а нужного инструмента у Ляли, конечно, не будет, поэтому нужно было им запастись заранее.

Когда Сева и Саня сели завтракать, Веры дома уже не было. Саня отметил, что Сева великолепно выглядит. Вчерашней меланхолии, болезненного вида как не бывало. Приятель был свеж, весел и франтоват.

Сева и сам себя таким чувствовал. Поднявшись, он с удовольствием побрился собственной бритвой, надел свой самый любимый свитер, и жизнь ему показалась медом, и не простым, а горным, алтайским.

После завтрака он отправился навещать гуся и кормить его завтраком. Саня тоже решил заглянуть к постояльцу, как-никак и он за него в ответе.

— Слушай, может, ему в сарае обогреватель поставить? — спросил Сева, оглядев по-хозяйски сарай. — Мне кажется, ему холодновато.

При свете дня все казалось простым и ясным, не то что во вчерашних потемках. И сарай вполне подходящий, и все в нем более или менее аккуратно. А вчера Сева прямо-таки в панику впал.

— Конечно, холодновато, видишь, какие у гуся лапы красные. Точно от холода. Ты ему температуру измерь, — посоветовал Саня, — лапы попарь, чтобы насморк не схватил.

— Вам, писателям, все бы зубоскалить, — недовольно пробурчал Сева, поглаживая гуся. — Гусь — птица нежная, заботы требует.

Гусь ел и ни на кого не обращал внимания.

— Где бы ему травки взять? — озабоченно спросил Сева.

— Посади, скоро вырастет, — посоветовал Саня. — Интересно, как ты без него раньше жил? Может, тебе тут рядом раскладушку поставить?

Сева не ответил.

— Чем скорее мы твоего гуся пристроим, тем лучше. Некогда нам с ним возиться, понятно? Или он тебе дорог как память? — Саня не испытывал к гусю никакой особой симпатии, гусь себе и гусь, он прекрасно помнил, как тот щиплется.

— Память у меня и без гуся хорошая, — сообщил Сева.

— А как он щиплется, помнишь? — поинтересовался Саня.

Сева вспомнил, Саня понял это по выражению его лица.

— Ты своего отца Федора спроси, — посоветовал Саня. — Может, ему в хозяйстве гусь нужен. Заодно доброе дело сделаешь.

Сева вздохнул.

— Я Лариску, его жену, очень хорошо знаю. Она у нас на курсе вожаком-коноводом была. Не только гуся могла заездить, кого угодно. Ты лучше ему какую-нибудь старушку подыщи, — попросил Сева. — Я хочу его в надежные руки отдать. Попы, они все больше о духовном заботятся, а гусю любовь и забота нужны.

— Ладно, поспрашиваю, — пообещал Александр Павлович.

А про себя рассмеялся, уж больно тон у Севы был прочувствованный, даже напоминание о щипках не помогло. Ничего даром не проходит, и работа в Посаде тоже, не иначе Сева скоро будет проповеди читать. Но ничего не сказал. Вспомнил, что Сева просил у него Лялины стихи, и отправился за ними в кабинет. Может, и лучше, если Сева возьмется и сделает книжечку. Это как в азартной игре: новичкам везет. А если будет ни в какие ворота, он поправит. Ему самому, честно говоря, не до стихов. Сценарий нужно читать. К отцу съездить. Дел и проблем навалом. Еще гусь на шею навязался. Но и Ляле тоже нужно помочь. Хорошо бы Инна ответила поскорее. Он об Олежке волнуется…

Александр Павлович собрал Лялины тетрадки и отнес их Севе. Тот посмотрел недоуменно, потом сообразил, улыбнулся немного растерянно, взял и унес к себе.

Иринка разговаривала каждый вечер с Лялей по телефону и рассказывала ей то о тете Оле, то о тете Поле. Старушки взяли над ней шефство. Одна качалась с ней на качелях и кормила пирожками с яблоками, другая позволяла играть с котом в прятки и угощала бульоном с тефтельками. Иринка дружила с обеими. Тетя Оля, худая, подвижная, любила прогулки и водила ее в парк, там они и качались, и неизвестно, кто из них любил качели больше. Еще тетя Оля любила мороженое и зарядку, они ее делали утром до завтрака. С тетей Олей они все куда-то шли, торопились, спешили, а потом отдыхали на лавочке и ели мороженое, а потом снова спешили — надо ведь и погулять успеть, и в магазин, и погладить, и блинчики испечь!