Советник Урсвик наклонился вперёд.

— Но если это так, нельзя ли разорвать его заклинание? Почему ты не сказал этого раньше? Как Просвещённый, ты можешь…

— Ничего я не могу, — гневно прервал его Оситес. — Душа Каскара давно погибла. Вы думаете, — он поднял голову, переводя взгляд от одного к другому, — я не пытался? Не знаю, какую силу призвал Очалл, но её невозможно сломить. Не думайте плохо о Каскаре: он всего лишь беспомощное орудие в руках целеустремлённого и злого человека. И теперь мы замышляем его смерть — и смерть ещё одного, совершенно невинного человека. И говорим, что это должно быть сделано ради блага Улада.

— Ты знаешь, что должно… — голос императрицы прозвучал почти умоляюще.

Оситес кивнул.

— Как ты говоришь, царственное великолепие, должно. Но от этого дело не становится менее злым и будет предъявлено нам, когда мы придём к Последним Вратам, — он поднял голову и закрыл глаза, плечи его обвисли под тяжёлыми складками бело-чёрной мантии. — Я представлю Неограниченной Силе все оправдательные доводы, какие смогу. Но деяние это тяжко…

Настала очередь Мелколфа повернуться в кресле. На его остром лице появилось еле заметное выражение отвращения, как будто Оситес несёт вздор, который младший выдерживает с трудом.

— Значит, нужно действовать немедленно? — спросил он.

Все посмотрели на императрицу. Немного погодя та кивнула, хотя выражение лица у неё было тревожное и она смотрела на Оситеса как-то неуверенно. Раньше такой неуверенности никто не видел.

— Преподобный? — она произнесла титул вопросительно.

Оситес опустил руку, закрывавшую глаза.

— Царственное великолепие, координаты уже введены в машину. Сны подготовили избранного, связали его со временем нашего мира.

— Кто он там? — проявил некоторое любопытство Бертал. — Правитель? Его там хватятся? Если у нас есть двойники в альтернативных мирах — а они должны быть, иначе наши эксперименты не получились бы, — живут ли они такой же жизнью, как мы? Петь ли там другой принц Бертал, другой преподобный, — он кивком указал на Оситеса, — другой советник?..

— Обстоятельства меняются в каждом мире, принц, — ответил Мелколф. — Думаю, в мире, куда мы посылаем Каскара, осталось очень мало принцев и императоров.

— Кто же ими правит? — спросил Бертал.

— Представители, избранные населением, я думаю. От нашего субъекта там мы получили лишь разрозненные сведения. Он был студентом, а сейчас ищет работу…

— И он двойник Каскара? — Бертал рассмеялся. — Не принц, а самый обычный человек, который должен трудиться своими руками, чтобы заработать на хлеб? Хотел бы я, чтобы Каскар узнал об этом! Хотел бы рассказать ему… — и он снова рассмеялся.

— Это не забавно! — голос Квендриды прозвучал холодно и резко, как удар бича. Принц снова покраснел. — Ты говоришь о человеке, которому предстоит умереть, и не нужно смеяться над его смертью. По словам Оситеса, тот, кто снами связан с Каскаром, гораздо достойней имперской короны, чем моя кровь. Я хотела бы спасти его, но это невозможно. Да, мастер, это должно быть сделано — и побыстрее, пока ещё жив мой сын, император Пиран. Мы не должны колебаться слишком долго.

— Это деяние… такое злое, — шаман глубоко вздохнул.

— Но предзнаменования также злые. Это правда, у нас нет выбора, но сказать «да» — я не могу. Вы все согласны. Я внутренне тоже согласился, да простит меня Сила!

— Значит, все согласны? — императрица, спрашивая, не смотрела на Оситеса.

Мелколф и Бертал быстро и уверенно ответили «да», немного погодя к ним присоединился Урсвик.

— Да будет так, — заключила Квендрида. — Будь готов, мастер. И побыстрее. Как вы все знаете, у нас мало времени.

Трое мужчин встали, поклонились старой императрице и торопливо удалились в тень за пределами света от шара. Оситес остался на месте.

— Друг мой, — императрица протянула к нему руку, — поверь, я понимаю, что сейчас в твоём сердце. Благодаря Неограниченной Силе, которой ты служишь, найден этот человек, которого мы приносим в жертву, и ты сам установил, что он связан с судьбой Улада. Долг — жестокий хозяин. Я произнесла слова, которые не сказала бы, если бы нашёлся другой путь достичь того, что должно быть достигнуто. Я приговорила свою собственную кровь, своего недостойного внука, потому что он только личина, за которой правил бы злой и жестокий человек. Это нелегко… Но я должна это сделать, чтобы всё созданное в мире и доброте не было уничтожено.

Ты знаешь, в каком жалком состоянии пребывала наша земля, когда на трон сел мой супруг. Каждый лорд воевал с соседями, голод и смерть шли по стране рука об руку. Ни один мужчина, женщина или ребёнок не чувствовали себя в безопасности. Мой супруг призвал все силы, способные противостоять этому хаосу. Он призвал тебя и других Просвещённых, он вырастил Рощи, в которых вы учите миру и осуществлению. Он укротил непокорных лордов, заботился о торговле городов, он превратил Улад в прекрасную улыбающуюся страну.

А после него Пиран продолжил дело отца с той же волей и самоотверженностью. Но болезнь, одолевшая моего сына, подорвала силы его тела и ума, она победила его. Тут появился этот дьявол Очалл. Он стал так силён, что добился ключа верховного советника, и никто не смеет противиться ему. А Каскар — Очалл захватил и Каскара, как змея захватывает добычу, лишил его собственной воли.

Я пребывала в глубоком отчаянии, потому что знала — и твои предсказания подтвердили это, — что случится с Уладом, когда станет править Каскар. И тут Бертал и Урсвик привели ко мне Мелколфа, и я снова обрела надежду. Не на свой род — теперь он прервётся, но на землю, которую обязана охранять. Да, я живу долгом, а не сердцем, старый друг. И если это деяние действительно ляжет на душу огромной тяжестью, когда я приду к Последним Вратам, я могу оправдаться только всей своей жизнью.

Шаман поднял глаза, полные печали.

— Леди, — негромко проговорил он, — я стоял рядом с тобой, когда ты выходила замуж за нашего повелителя, я давал имя твоему сыну, который лежит сейчас, истощённый и беспомощный. Я хорошо знаю, что долг давит на твои плечи такой же тяжестью, как на мои — Сила. Мы давно сделали свой выбор и должны придерживаться его. Я не сомневаюсь, что это деяние спасёт Улад, который создал твой Дом. И буду умолять Силу, чтобы из зла возникло добро, потому что другого пути у нас нет…

— Другого пути нет, — медленно повторила она. — А теперь я должна пойти к Пирану и смотреть, как жизнь постепенно покидает его, молиться, чтобы он жил, несмотря на всю его боль и мучения, пока мы не обезопасим страну. И этот долг тоже тяжко лежит на мне.

Она сжала подлокотники трона, неловко приподняла тело, словно оно онемело и ей с трудом давались простейшие движения. Оситес тоже встал, но не пытался ей помочь: он хорошо знал её гордость, правительница не позволит признать слабость стареющего тела.

С усилием она выпрямилась, и теперь спина у нее была прямой, голова, в вышитом шарфе с бриллиантом величия, высоко поднята. Императрица прошла в затенённый конец комнаты, двигаясь целеустремлённо и энергично, Оситес шёл рядом, но не касался её.

Ещё один сон! Рамсей Кимбл сел в постели среди спутанных измятых простыней, словно только что закончил схватку. Он вспотел, хотя ночной воздух был холоден; его чёрные волосы прилипли ко лбу. Осмотрелся, слегка удивившись знакомому окружению своей спальни. Он не в том, другом мире, который казался ему таким реальным. Рамсей включил лампу для чтения, потянулся за блокнотом и ручкой, которой заложил нужную страницу.

— Записывай, как только проснёшься, — посоветовал ему на прошлой неделе Грег. — Чем дольше ждёшь, тем больше подробностей забудутся.

Рамсей положил блокнот на колени и принялся писать.

«Большая комната, — неразборчиво писал он, — какие-то машины… никогда раньше таких не видел. Два человека… — он старательно припоминал подробности, — один молодой, в странной одежде, что-то вроде леотарда[1], плотно обтягивающей, цвет… — Рамсей закрыл глаза и попытался сосредоточиться на воспоминании, которое уже начало ускользать. Да! — Цвет зелёный, тёмно-зелёный. Поверх этого трико что-то вроде тесною жилета… без рукавов… до середины бедра… но не настоящий жилет, потому что он не открыт спереди. На груди рисунок — похоже на жемчужины и золото… очень сложный».