Дома у него нет близких, которые встревожились бы из-за его исчезновения. Троюродные братья… После смерти родителей в автокатастрофе он с семнадцати лет жил один. И был слишком занят, сражаясь за получение образования и возможность прожить, чтобы у него возникли прочные контакты. Грег, вероятно, лучший его друг, хотя Грег так увлечён своим проектом, что ничего вокруг не замечает.
Итак, он свободен, если можно это так назвать, и может устроиться на работу за морем. Здесь, конечно, чуть подальше, чем за морем, и это гораздо более серьёзная перемена в жизни. Однако если он её примет, то легко сумеет подавить любую панику.
В сущности, хотя он только что осознал это, за время жизни в Килсите Рамсей уже начал адаптироваться к новому миру. Если он признает, что возврата для него нет, что дальше?
Судя по тому, что он узнал, он оказался в самом сердце отвратительной интриги. Для Мелколфа и его сообщников ПсевдоКаскар смертельно опасен, потому что может раскрыть, как они избавились от подлинного принца. Для Очалла он — возможность игры с новой пешкой…
Но он сам по себе! Он не Каскар. И именно его будущее они стараются исказить и изменить — а может, и совершенно уничтожить! Следовательно, отныне он сражается только за себя самого.
И…
Рамсей вскочил, глядя на дверь клетки. Кто-то идёт. Он не слышал никаких шагов, но был уверен, что в лаборатории обозначилось какое-то движение. И оно приближалось. Опять Мелколф, на этот раз готовый покончить с ним? Рамсей перевёл дыхание. Каким бы экзотическим оружием тот ни пользовался, Рамсея нелегко будет убить.
По-прежнему он не слышал ни звука, но знал, что кто-то приближается к нему.
Американец наклонился и взял стул за ножку. Он не знает, насколько эффективна такая защита, но больше пока ничего предпринять не может. Возможно, повезёт, и он успеет выбить трубку из рук Мелколфа. Конечно, если тот просто не остановится за решёткой и не поразит его лучом (если так действует это оружие), сам оставаясь вне пределов досягаемости.
В дверях короткого коридора, в котором располагались камеры, показалась фигура. Чёрно-белая… Рамсей знал во дворце только одного человека в такой одежде. Но стул он не опустил.
Оситес шёл медленно. Шаман пытался поймать и удержать взгляд Рамсея. В этом таилась опасность! Точно так, как он ощутил беззвучное приближение Просвещённого, инстинкт подсказал Рамсею, что нельзя позволять Оситесу смотреть ему в глаза. Рамсей опустил взор и смотрел на подбородок шамана, на его морщинистое горло.
Шаман подошёл к двери камеры.
— Пора поговорить, незнакомец, — голос его звучал хрипло. Он как будто не часто им пользовался.
— Может быть, — ответил Рамсей. — И что ты мне скажешь? Я твой пленник и поневоле буду слушать.
— Ты не мой пленник… — Оситес высунул руку из складок длинного рукава, прижал пять пальцев к двери. Та распахнулась. — Выходи, незнакомец…
Рамсей колебался. Что если он послушается, а его действия истолкуют как попытку к бегству, чтобы избавиться от него без лишних хлопот?
— У меня нет оружия, — голос Оситеса звучал устало. — И я не собираюсь тебя предавать.
Рамсей вспомнил слова Теклы.
— Даёшь слово-обязательство? — спросил.
— Слово-обязательство, — с готовностью ответил Просвещённый.
По словам Гришильды, такое слово нерушимо. Рамсей с грохотом уронил стул и вышел в узкий коридор.
— Идём! — Оситес уже повернулся и направился назад в лабораторию. Рамсей осторожно последовал за ним. Шаман дал слово-обязательство, но оно ведь не распространяется на остальных участников заговора против Каскара.
Они направились не к той лестнице, по которой в зал спустился Рамсей, а к противоположной стороне уставленною машинами помещения. На одной из скамей Рамсей увидел свою маску. Машинально он взял её: эта маскировка может снова ему понадобиться, особенно в Ломе, где его нынешнее лицо служит только помехой.
Здесь оказалась ещё одна лестница, более крутая и узкая. Оситес поднимался медленно, как будто усилия истощали его хрупкое тело. Рамсей нетерпеливо топтался в нескольких шагах за ним. Он постоянно оглядывался, всё время ожидая услышать звуки преследования.
Лестница шла прямо вверх. Тонкая светлая линия над головой говорила о приоткрытой двери. Возможно, их ждут. Наконец Оситес, тяжело дыша, добрался до выхода. Рамсей взбирался сразу за ним.
Рамсею не дали времени поразглядывать богато убранное помещение. Оситес подошёл к высокому креслу резного позолоченного дерева с балдахином, скрывавшим того, кто сидит на этом троне.
Женщина казалась на этом большом троне очень маленькой, но была окружена таким ореолом величия, что ни в малейшей степени не производила впечатление слабой. Напротив, трон казался для неё самым подходящим сидением.
На её плечи был наброшен меховой плащ, хотя Рамсею показалось, что в комнате жарко. Голову прикрывал шарф из золотой материи, скреплённый кольцом с драгоценными камнями. На виду оставалось только лицо. Руки, худые, как птичьи лапы, спокойно лежали на коленях. Большой палец правой руки отягощало кольцо с печатью, такое же, как у Теклы, тяжёлое и массивное, впившееся в плоть. Были и другие кольца, все с крупными камнями.
Маленькие ноги в мягкой обуви прочно стояли на подножке трона. Всё вместе производило впечатление непререкаемой власти. Рамсей не сомневался, что перед ним старая императрица. И с любопытством разглядывал её лицо. Какова она, эта женщина, которая решила избавиться от собственного внука во имя долга перед страной?
Возраст заострил черты её лица. Если когда-то она и обладала красотой, сейчас от неё не осталось ни следа. Но ей и не нужно быть красивой. В любом обществе она сразу привлечёт к себе внимание. На Рамсея она подействовала, как никто в жизни. Но юноша решил не показывать этого. Что касается его самого, она враг.
Они были одни. Быстрый взгляд показал Рамсею, что здесь только Оситес и Квендрида. Что там говорила Текла? Что эти двое считают его угрозой, но не согласятся на его убийство? Остаются трос: Бертал, новый наследник, советник, и Мелколф. Где они сейчас? Означает ли отсутствие трёх младших участников, что среди заговорщиков произошёл раскол? Если так, то как Рамсею использовать это в своих целях?
Он почувствовал на себе пристальный взгляд императрицы. И встретил этот взгляд спокойно, без того инстинктивного опасения, с каким смотрел на Оситеса. Молчание становилось напряжённым, но Рамсей решил, что первым не заговорит.
Заговорила императрица.
— Что ты за человек? — она задала вопрос резко, словно ожидала немедленного ответа.
— Я самый обычный человек… — Рамсей поколебался, потом добавил уважительный термин, с которым, как он слышал, обращаются к немногим оставшимся королевам его мира: — Мадам.
Квендрида сделала нетерпеливый жест рукой.
— Каким-то образом ты приобрел важное значение, — возразила она. — Иначе ты бы не оказался здесь.
— Вы хотите сказать, мадам, — Рамсей постарался говорить как можно спокойней, — что для вас я был бы полезнее мёртвым?
Рот под крючковатым носом дрогнул. На вызов ответил Оситес.
— Ты дерзок… — в голосе его звучало предостережение.
— А что ещё мне остаётся? — Рамсей удивился, что сумел найти эти слова; похоже, только такие и пригодны в этом обществе. — Мне сказали, что я мёртв. И как будто сразу в двух различных мирах. Но раз я мёртв, что мне остаётся, кроме дерзких речей?
К удивлению Рамсея, императрица неожиданно хрипло рассмеялась.
— Прекрасно сказано, незнакомец. У тебя быстрый язык и ум, — она чуть запнулась, — и твой ум отличается от того, то нам известно. Что же нам с тобой делать?
— Что мне делать, — поправил он. — Выбор принадлежит мне, мадам.
Императрица молчала, разглядывая его. Потом спросила, спросила вежливо, но не очень заинтересованно:
— И что же ты собираешься делать, мальчик?
Рамсей пожал плечами.
Пока то мне не давали ни малейшей возможности выбора, мадам. Мелколф сказал, что вернуться в свой собственный мир я не смогу. Если поверить ему, мне нужно найти место здесь.