Рамсей не мог сказать, что его что-то привлекает в этом задумавшемся человеке. Очалл может быть страшным противником — но, возможно, открытым, в отличие от тех, кто интригой завлёк Рамсея из дворца в Ломе к поджидающему убийце. И вот в сознании Рамсея начал возникать план, еще неясный и туманный, как рисунки на картах из сна.

Вдруг Очалл исчез, как будто плотно закрыли окно между ними. И точно так же, как после снов в своём собственном мире, Рамсей обнаружил, что, вспотевший и дрожащий, сидит на узкой койке в серых предрассветных сумерках. Он тяжело дышал, но постепенно сердце начало биться в более спокойном ритме. Реакция, по-видимому, чисто физическая. На этот раз никаких остатков страха или беспокойства. Возможно, он начинал принимать новую логику, считать свой опыт нормальным — по крайней мере для нового Рамсея, который был Каскаром.

Каскар — что если он снова станет Каскаром?

План, который возник в сознании, когда он смотрел на задумавшегося Очалла, становился всё отчётливей и подробней. Меньше всего императрица и шаман хотят возвращения Каскара. Они послали его на смерть, когда он был в маске, снова и снова предупреждая, что глупо показывать своё лицо в Ломе, да и вообще в Уладе. Но лишь один человек в отряде узнал его или посчитал его сходство с покойным наследным принцем очень большим.

Если — только предположим — если люди, не интриганы из дворца, не вельможи, составляющие партии императрицы и Очалла, а простые люди империи — если эти люди увидят подлинного наследника, который избежал и власти верховного советника, и господства императрицы, — как они поступят? Возможно, возникнет третья партия и бросит вызов первым двум? Если бы только он сам больше знал о Каскаре!

Однако, несмотря на то, что он теперь в теле Каскара, ни частички личности принца не сохранилось, чтобы дать Рамсею хоть намёк, что делать и чего не делать. Он знает только, что вовлечён в игру других, и это вызывало у него возмущение.

Просвещённые — в чём причина этого видения и предсказаний? Происходило ли это на самом деле? Судьба и Страх — символы, которые сопровождают рыцаря снов. И странная хозяйка предсказания ясно дала понять, что он и есть рыцарь, то новое, что смешало все планы, сделало непредсказуемым будущее. Но за этими символами стоит Надежда — как Королева, а это знак власти и силы.

«Ты больше должен опираться на свои сны, чем на силу рук и быстроту разума».

Хорошо. Он видел во сне Очалла и, кажется, понял смысл своего сна. Он станет…

Рамсей напрягся. В дальнем углу комнатки, в которой он находился, шевельнулась тень. Он был не один. И — по опыту жизни в этом мире — он обрадовался, что за спиной у него стена, через которую никто не пройдёт незаметно. Он встал, посмотрел в лицо сформировавшейся фигуре и заговорил первым:

— Что тебе нужно? — вопрос его прозвучал резко.

Тот не ответил, только передвинулся на свет — серый свет из единственного окна слева от Рамсея. Рука — юноше показалось, что он узнаёт эту руку, — появилась рука и откинула вуаль. Перед ним предстала женщина, которая встречала их разбитый отряд. Когда? Часы… дни назад?

Лицо у неё было правильное, но невыразительное. Если бы не её движения, можно было бы подумать, что перед Рамсеем возникла статуя. Даже веки были полуприкрыты, словно скрывая блеск жизни под ними.

Но руки поглаживали вуаль, расправляли тёмную ткань на плече; она как будто небрежно гладит домашнее животное, а не ткань. Рамсей узнал эти руки. Эти длинные пальцы держали знаки Судьбы, Страха, Сна…

— Так, — это единственное слово она произнесла, не шевеля губами. — Я Эдайс, предсказательница.

Эдайс? Он слышал это имя — Эдайс! Это Просвещённая, с которой дважды советовалась Текла. Но у Рамсея нет оснований считать Теклу своим искренним другом…

— Ты рыцарь — ты сам выбираешь свой путь, — продолжила женщина. Тяжёлые веки не поднимались, она не встретилась с ним взглядом. В её позе сквозило какое-то равнодушие; она продолжала поглаживать вуаль, но Рамсей не собирался позволить, чтобы это выводило его из себя.

— Мне говорили, что иногда Просвещённые дают советы, которым лучше не следовать; их предсказания могут привести и к победе, и к поражению, и на них нельзя опираться, — он не знал, зачем она пришла, что пытается сказать ему.

В комнате постепенно становилось светлее. Каким-то образом свет из окна сосредоточивался на этих непрерывно движущихся, поглаживающих руках. Рамсей решительно отвёл взгляд, сконцентрировал внимание на неподвижном, как у статуи, лице.

— Мы предсказываем только возможность, — Эдайс подчеркнула слово «возможность». — От любого поступка, даже самого незначительного, расходятся круги последствий. И каждый может изменить подвижное будущее. Но есть и такие в этом рисунке — относительно кого невозможно предсказание. Такие, как ты, у которого нет в этом мире ни семени, ни корня.

— Зачем ты пришла? — он терял терпение, нежелание предсказательницы выразиться ясно раздражало его. — Ты наставляешь — или предупреждаешь?

— Ни то, ни другое. Если ты видел сон, то уже знаешь, что должно быть сделано, — голос отчуждённый, далёкий, как и смысл слов.

— Хорошо, — Рамсей решил применить шоковую тактику. — Не можешь ты по крайней мере указать мне направление? Где мне найти верховного советника Очалла?

Если он ожидал, что вопрос высечет искру жизни из её неподвижных черт, то был разочарован.

— Три дня назад, — спокойно и безмятежно ответила она, — он, по слухам, был в Видине. Видин подчиняется только принцу-наследнику Улада.

Рамсей обдумал эту информацию и не усомнился, что Эдайс говорит правду. Но если Очалл приехал в этот Видин — что он пытается там сделать? Считает, что Каскар жив, или только надеется, что сможет обвинить в смерти Каскара своих врагов и натравить на них тех, кто сохранил традиционную верность наследнику?

— А где этот Видин? — уже задавая вопрос, Рамсей понял, что принял решение. Он постарается отыскать Очалла, узнать, каков этот человек на самом деле, а не по слухам и словам его врагов.

— На юге. Флаер ждёт твоих приказаний.

Они как будто рады от него избавиться, подумал Рамсей.

Может, его появление спутало и какие-то их собственные планы. Или его побуждают к действиям в целях, в которых их обвиняли в прошлом, — чтобы изменить цепь событий в собственных интересах?

Эдайс впервые за всё время прямо взглянула на него. Глаза у неё оказались очень странные: в них вместо обычных человеческих зрачков словно горели огненные точки. Но он увидел их только на мгновение. А может, ему и вообще показалось. Она уже стала обыкновенной женщиной.

— Не сомневайся в своём месте в большой игре, — впервые в ровном монотонном голосе прозвучали следы эмоции. — Никто не может управлять рыцарем снов… Помни об этом для своей собственной защиты — никто! — она произнесла последнее слово подчёркнуто, как предупреждение.

Очевидно, Просвещённые хотят, чтобы он ушёл. Рамсей улыбнулся. Есть определённое удовлетворение в том, что он стал помехой для Всемогущих. Ему это понравилось. Но он с удовольствием примет и любую помощь, какую способны предоставить прорицатели, шаманы и хозяева снов.

— А мои товарищи? — спросил он. — Что будет с ними?

Он обязан жизнью Дедану. И даже занятый собственными проблемами, не забыл об этом.

— Они выздоравливают. Тантант извещён, — послышалось ли ему в ответе Эдайс лёгкое раздражение? Неужели она подталкивает его к немедленным действиям? Это впечатление переросло в уверенность, когда женщина добавила:

— Тебе принесут еду, одежду, всё необходимое, — и сделала лёгкий жест рукой.

Не сказав больше ни слова, она повернулась, вернулась в угол, покрытый тенью, и исчезла за занавесом, который предварительно раздвинула.

И как будто её уход послужил сигналом, появился человек в более коротком чёрно-белом одеянии шаманов. Он принёс поднос с накрытыми блюдами. Он ничего не говорил — возможно, служение Просвещённым сопровождается каким-то обетом молчания, — но красноречивые жесты подсказали Рамсею, где его ждут ванна и свежая одежда, а потом и еда из фруктов, сладкого хлеба в виде маленьких булочек и терпкого напитка, от которого стало прохладно на языке и приятно тепло в горле.