Ещё стражники, приветствующие принца. Один распахнул дверь. Рамсей прошёл в длинную комнату, одну её стену прорезан ряд широких окон, обрамлённых красным и золотым. На противоположной стене блестели зеркала в тяжёлых резных позолоченных рамах, врезанных в стену. Пол, по которому громко стучали сапоги стражи, — мраморный, потолок и части стен, не занятые окнами и зеркалами, покрывал красный лак с эмалированными табличками.
Серебряные подсвечники высотой с человека протянулись двумя рядами, между которыми и прошёл Рамсей. По бокам окон и зеркал к стенам крепилось множество консолей, изготовленных в виде странных голов, увитых цветами и папоротником; все они сверкали позолотой, эмалью и драгоценными камнями.
Зеркала многократно отражали всё это великолепие и казалось, что здесь не один зал, а целая сказочная анфилада, уходящая в бесконечность.
Ряды подсвечников заканчивались у помоста с двумя ступенями. А на помосте стоял трон размером с небольшой диван. Он не был накрыт балдахином, как тот, что Рамсей видел в Ломе. Но всё равно производил сильное впечатление со своей золотой спинкой и подлокотниками и алой подушкой сидения. Командир стражи отступил, и Рамсей понял, что трон теперь — его законное место.
Он решительно поднялся по ступенькам и сел на трон. Рамсей надеялся, что сделал это достаточно уверенно, как человек, привыкший к такому действию. И впервые увидел, что за ним действительно собралась целая свита.
У подсвечников неподвижно, как статуи, застыли стражники. Но пришли и люди в богатой одежде, которые могли быть придворными этого миниатюрного двора или дворянством Видина.
Рамсею отчаянно не хотелось согласно придворному этикету здороваться с прежними знакомыми Каскара. Играть роль принца настолько плохо подготовленным было бы очень опасно, но ничего больше не оставалось.
— Верховный советник! — провозгласил громкий голос от далёкой теперь двери (Рамсей посмотрел на путь, который только что преодолел: зал из-за зеркал не только расширился, но и словно ещё больше удлинился).
Вошёл человек в короткой куртке слуги, но богато расшитой, чтобы подчеркнуть его важное положение при дворе. В правой руке он сжимал серебряный посох. Он торжественно поднял его и трижды со звоном ударил по полу.
Обратив таким образом внимание всех собравшихся к двери, он отступил и пропустил человека, которого и искал Рамсей. Это был настоящий Очалл из его сна, только сейчас в нём не так сильно чувствовалась жажда власти. Может, во сне эмоции обостряются, чтобы можно было почувствовать внутреннюю сущность человека?
Очалл, конечно, всё равно производил впечатление, но всё же это не та подавляющая фигура, каким сделали его слухи или сны. Внешне его манеры по отношению к Рамсею выражали искреннюю почтительность.
Не на такую встречу рассчитывал Рамсей. Если бы он увидел Очалла, сразу выйдя из флаера, и сумел разгадать первую реакцию верховного советника на драматичное воскрешение Каскара, это могло бы дать ему хоть какой-то ключ к пониманию положения Очалла. Но сейчас у советника было достаточно времени, чтобы подготовиться к избранной роли.
Очалл прошёл между рядами подсвечников, его длинная верхняя одежда едва не касалась пола. На поясе не было никакого меча, но на мощной шее лежал золотой воротник искусной работы, усаженный драгоценными камнями. И с воротника на могучую грудь свисал большой золотой ключ, вероятно, символ его поста.
Лёгкий гул, заполнивший зал, когда Рамсей сел на трон, стих. Не слышалось даже слабого шороха ткани, когда собравшиеся меняли позу, ни скрипа обуви, ни даже дыхания. Как будто приход Очалла остановил всю жизнь двора; присутствующие прекратили существование, пока министр не примет решения.
Рамсей подозревал, что такой эффект сознательно готовился Очаллом, питал его ощущение власти. Но если советник ожидает, что тем призовёт к порядку новую марионетку, — нет! Инстинктивной реакцией Рамсея стало сопротивление этой подавляющей личности.
— Приветствую тебя, верховный советник, — он старался говорить вежливо, хотя в собственных ушах голос его прозвучал странно. Но он должен был постараться взять в свои руки инициативу в этой встрече. — То, что ты верно ожидал меня здесь, при моём дворе, я считаю доказательством твоей усердной службы короне…
Он не знал, откуда у него берутся такие напыщенные слова. Возможно, самый воздух зала меняет речь. Но только самые формальные и громкие фразы кажутся вполне уместными в таком окружении. Больше всего ему нужен был сейчас хоть малейший намёк со стороны Очалла, о чём думает верховный советник. Но Рамсей знал, что Очалл ничего не выдаст, у него всё холодно рассчитано и нацелено только на собственную выгоду. Если неожиданное появление Рамсея и поразило Очалла, никто этого не заметит.
Очалл чуть склонил мощную голову.
— Его высочество хорошо знает, что Видин ему верен. Где же ещё собраться его друзьям, когда странные дела происходят в Уладе и многое заставляет тревожиться даже самых верных подданных? Мы постоянно молились о безопасности его высочества. То, что ваше высочество сидит на собственном троне, не изменившийся, невредимый… — Очалл поднёс руку к груди, коснулся золотого ключа, — это наша награда за веру в Провидение. Теперь, после мрачных часов и дней, тёмные слухи и угрозы позади.
Рамсей увидел, как под прикосновением руки Очалла ключ слегка качнулся, вперёд, назад. Внимание Рамсея переключилось от лица верховного советника на ключ, на его движения, на лёгкие покачивания…
Назад и вперёд, назад и…
Рамсей замигал, с усилием отвёл взгляд. Верны ли его подозрения? Игра верховного советника с ключом не просто привычка? Что рассказывают об Очалле? Что он держал Каскара в своём плену чарами. Гипноз? Возможно, наследник был приучен отвечать на внешне невинные движения ключа. То, что и его внимание было привлечено к ключу так быстро, — хорошее предупреждение.
— Твоя забота о благополучии короны, — ответил Рамсей, думая, поймёт ли Очалл двойной смысл его слов, — всегда признавалась нами. Представители имперской династии знают глубину твоей верности, высокое чувство долга, которое всем нам служит примером.
Рамсей считал, что во всём этом миниатюрном дворе только у верховного советника может хватить храбрости задать вопросы о прошлом имперского принца, который совсем недавно был публично погребён с самой пышной церемонией, а теперь спустился с неба в свои владения живым. Однако Рамсей сомневался, чтобы Очалл стал задавать такие вопросы публично. В этом заключался его единственный шанс распространить пошире объяснение, которое он наспех придумал на пути в Видин.
— Дни сегодня воистину тяжёлые, — он улыбнулся Очаллу. — Иногда трудно отличить друга от врага. И те, кто хотел бы видеть меня лежащим рядом с предками, должны это знать. Именно благодаря тебе, верховный советник, меня не постигла такая судьба. Твой план сработал хорошо…
Он с внимательностью охотника следил за невыразительным одутловатым лицом Очалла. Сейчас у него не было другого пути достигнуть даже чуточку понимания со стороны верховного советника, вызвать его ответ. Конечно, человек, которого публично благодарят за спасение принца-марионетки, должен попытаться узнать, что же произошло. Как получилось, что Каскар уцелел, что он жив, дышит и провозглашает это заслугой Очалла.
— Я служу… — Очалл отвечал, не моргнув глазом. Выражение его лица Рамсей не сумел разгадать. — И горжусь своей службой, ваше высочество.
— Твоя гордость, но выгода всего Улада, — продолжал Рамсей. — А теперь, милорды… — он оторвал взгляд от Очалла. Так просто раковину советника не вскроешь. Придётся изобрести более энергичное нападение. — Милорды, ваша верность, верность всего Видина поддерживала меня в эти дни. В этих стенах я рассчитываю найти поддержку, которая поможет мне овладеть моим наследием. Потому что сила человека не только в его руке и в оружии, не только в уме, но скорее в вере в него окружающих. А теперь… — Рамсей чуть подвинулся вперёд на сидении широкого трона, — наступают дни, когда наша взаимная вера подвергнется испытанию. Не стану скрывать от вас события во имя тайны и безопасности. Вы слышали, что Каскар умер и погребён. Наверное, некоторые из вас присутствовали при этом в Ломе.