— Победит. Но белый дракон будет возвращаться снова и снова. Господин король, собери эти земли в единое королевство, если хочешь править по-настоящему.
Утер кивнул. «Для этого не нужны пророчества, парень. Каждый знает, что это должно быть сделано. Скажи мне что-нибудь, чего я не могу предвидеть сам. Тогда я возьму тебя под свою защиту, дам почётное место в своей свите…»
Мирддин покачал головой. «Господин король, двор и почёт, которые ты предлагаешь, не для меня. Твой брат однажды предложил мне вступить в его войско, но как пророку мне не нашлось места среди его подданных. Если ты будешь опираться на мои слова, твои люди будут недовольны. Мне лучше быть подальше от твоего двора. Но ты просишь о пророчестве, так вот оно.
У тебя родится наследник, но рождение его будет тайным. Это будет повелитель, какого наша земля не знала со времён императора Максима. Имя его будут помнить многие столетия. И если он выполнит то, к чему призван, эта земля будет благословенна превыше всех стран в мире.»
— У многих есть сыновья, — ответил Утер. — Кто сменит меня, сейчас не в этом дело. Да я и не узнаю, прав ты или солгал. Если хочешь показать мне своё волшебство, скажи ещё что-нибудь, колдун.
— Господин король, ты ожидаешь, что я вызову гром с ясного неба или превращу твою свиту в свору собак? Я имею дело не с тем, что ты называешь колдовством, а с Древней мудростью. Могу сказать тебе только одно: до конца следующего года я тебе понадоблюсь. Когда настанет этот момент, пусть твой вестник едет к месту, где стоял дом клана Найрена, и разожжёт среди развалин костёр. Я отвечу на твой вызов.
Утер рассмеялся. «Парень, не знаю, зачем ты можешь мне понадобиться. Мне кажется, силы твои незначительны, ты можешь лишь создавать иллюзии и заставлять людей видеть то, чего нет. Ты прав: мои люди не верят тебе, и тебе лучше быть подальше. Не знаю, каким ты станешь, когда повзрослеешь, но не думаю, что мы когда-нибудь будем иметь дело друг с другом.»
Он запахнул плащ и ушёл. Мирддин смотрел, как он уходит, и внезапно увидел мгновенное изменение. Высокий человек в алом плаще, с великолепным вооружением, вдруг оказался согбенным и сморщенным, лицо его посинело, сильные мускулистые ноги превратились в тощие кости, смерть смотрела через его глаза. И Мирддин понял, что не смерть в битве ожидает Утера, а предательство и медленный упадок. Он хотел предупредить короля, но знал, что слова его окажутся бесполезными.
Он вздохнул, размышляя о своём опасном и часто бесполезном даре. Лучше бы его не было. Он видит в лице человека его смерть и не может сказать ему об этом. Но Мирддин не отвернулся от Королевского камня, он положил руку на его поверхность, ещё раз подивившись, какая сила удерживает его здесь, заставляет выполнять поручение Небесного Народа. Зеркало объяснило, что камень — это маяк, но как он действует, Мирддин не знал. Он чувствовал только огромную скрытую энергию в нём, как и в других камнях этого места.
В хижине его ждал Лугейд. Друид уже собрал немногочисленные пожитки Мирддина, привёл и оседлал пони.
— Ты должен уехать.
Эта неожиданность поразила мальчика.
— Почему?
— Ищущие добрались до этого места. Ты сделал то, чему противились Тёмные, теперь они захотят убить тебя, чтобы ты не смог ещё чем-нибудь повредить им. Прошлой ночью в кругу танцевали Танцоры Тени. Но ни у одного из них не нашлось достаточно сил, чтобы воплотиться в тело. Однако я думаю, что если ты задержишься здесь, они вернутся. И с каждым возвращением они будут становиться всё сильнее, пока не станут серьёзной угрозой для мозга и тела.
Я не расспрашивал тебя об источниках твоей силы. Да ты и не должен мне рассказывать. Но предупреждаю тебя, Мирддин: возвращайся к этому месту и возобновляй свои силы. Те, кто учил тебя, должны и смогут, я надеюсь, защитить тебя от Тёмных.
— Идём со мной! — порывисто позвал Мирддин.
Друид покачал головой. «Каждому своё. Твои знания должен использовать только ты: ты для этого рождён. Нет, я останусь здесь.»
— А Танцоры Тени? — Мирддин взглянул на ряды стоящих камней. При свете солнца от каждого из них тянулась тень, но в них не чувствовалось угрозы. Мирддин знал, что Лугейд говорит о тех призраках, которыми хотела его запугать Нимье в ночь их встречи.
— Я для них не интересен, они посланы за другой добычей.
Мирддин подумал об одиночестве в пещере. Ближайшим его соседом будет разрушенный дом клана.
— Ты интересен для меня, — сказал он. — Мне трудно будет жить в горах с дикими зверями.
— В тебе говорит страх, — строго ответил Лугейд. — Каждый человек идёт своей дорогой в жизни; лишь изредка он может встретить другого. Ты должен привыкнуть к своему одиночеству в этом мире.
И Мирддин покинул Место Солнца, оставив позади недавно привезённый камень и зная, что его ждёт впереди одиночество — судьба тех, кто владеет Древней Силой. Пустынными тропами вернулся он на горный склон, где находилась ведущая в пещеру расщелина.
На этот раз ему было гораздо труднее протиснуться в щель: он сильно вырос. Наконец он пробрался во внутреннее помещение, где по-прежнему гудели и щёлкали установки. Утомлённый физически и духовно, он сел перед зеркалом.
— Ты вернулся, — заметил голос, такой же монотонный, как и всегда. — И маяк теперь на месте. До сих пор ты выполнял то, для чего родился.
Мирддин не знал, откуда зеркалу известно об его успехе. Может, оно читает его мысли? Это предположение ему не понравилось. Неужели он лишь слуга чужаков, раб, которому не позволены собственные желания или действия? Тогда злополучно его рождение: человек не должен рождаться для судьбы, которую не может изменить.
— Дело сделано, — ответил он без всякого выражения.
— Отдыхай и жди, — послышалось в ответ. И Мирддину вновь показалось, что он освободился от какого-то принуждения, которого раньше и не сознавал. Он замигал и потянулся, как будто проснувшись от долгого сна. Потом вышел из пещеры, глубоко вдыхая горный воздух.
Он не вернулся в разрушенный дом клана. Напротив, в горах он построил себе хижину из камня и ветвей. Приближалась середина лета, и Мирддин принялся готовить запасы на зиму. Он собирал травы и корни. Однажды он разыскал одичавшую корову, убил её и прокоптил мясо.
Когда на шкуру, которую он забросил за куст, слетелись вороны со всей округи, оспорить у них добычу явилась дикая кошка с котятами. Вороны тщетно испускали боевые крики. Мирддин дождался, пока шкура не была очищена от мяса. Потом он выскреб и обработал её, как мог. Впоследствии внутренности всех животных, которых ему удавалось убить, он оставлял для своих крылатых и пушистых соседей.
Это была трудная жизнь, лишённая даже тех скромных удобств, какие давал дом клана. Мирддин похудел, вырос, кожа его потемнела на солнце. Наступил день, когда он хорошо заточенным ножом впервые выбрил подбородок и одновременно подрезал сильно отросшие волосы.
Одежда стала ему мала, и он сшил новую из грубо обработанной шкуры. Самые толстые части шкуры пошли на изготовление обуви.
Короткое лето приближалось к концу. Нужно было готовиться к холодам. Каждое утро Мирддин поднимался на камень, откуда видны были развалины дома клана. Он находился слишком далеко, чтобы видеть подробности, но каждый раз он убеждался, что сигнала Утера всё ещё нет.
Почти неохотно навещал он зеркало, но голос редко заговаривал с ним; большинство его вопросов оставались без ответа. За работой он напевал, вспоминал узнанное и разговаривал вслух, чтобы не забыть человеческую речь.
Однажды он нашёл запутавшегося в кустах ворона. Птица в ужасе кричала. Освободив её и не обращая внимания на удары клюва, Мирддин увидел, что у неё сломана лапа, и начал лечить её.
Когда лапа зажила, ворон не захотел улетать. Он часто сидел на бревне, которое Мирддин прикатил к хижине и использовал как рабочий стол. Здесь он плёл ивовые корзины, в которых хранил зерно дикой ржи.
Мирддин назвал птицу Вран и удивился, когда ворон принял предложенную ему пищу и ответил на резкие крики, которыми Мирддин подражал птице. Утром, когда Мирддин выходил из хижины, Вран подлетал к нему, садился на плечо и негромко кричал, как будто рассказывал что-то на незнакомом языке.