Пребывание в «Ущелье возмездия» продлилось Несколько дней. И явилось для обитателей Земли несколько мрачным, но поучительным посвящением в условия жизни той планеты, куда они залетели. Выздоравливавшие раненые марсиане не покидали пещеры, но оставались помогать своим земным гостям и делом и словом. И два чуждых мира с поразительной быстротой научились понимать один другой. Лица марсиан обладали какой-то чудесной прозрачностью в смысле обнаружения работы их мысли, были скорее стеклами, прикрывавшими сложный механизм души, нежели масками, как у людей Земли. На этих лицах ясно проступало каждое душевное движение, каждая едва зарождавшаяся мысль; все представления и понятия материализовались в мимике и жестах.

Из всего явствовало, что ни один из ныне живущих марсиан не слыхивал ни выстрела, ни взрыва до того, как фон Хюльзен приветствовал их своей гранатой. Событие это разбудило в них лишь жуткие воспоминания о далеких сказочно-варварских временах, когда взрывчатые вещества, подражавшие действию грома и молний, опустошали Марс, как ужасающие грозы. Тысячи лет тому назад Красную планету постигла беспримерная катастрофа. Не всеобщий потоп, который стер все грани между материками и-океанами на Земле, но подобная грозному урагану война, опустошившая почти всю планету Народы и государства восстали друг на друга с оружием, о видах и силе которого сохранились лишь смутные рассказы. Действием его стирались с лица Марса не только целые полчища, а даже огромные города: безграничная желтая пустыня, была ничей иным, как прахом погибшей культуры, разрушенных городов с их стенами, сводами, куполами и башнями. Разрушение было столь грандиозным, что восстановить разрушенное оказалось невозможным. Песок и щебень погибших зданий заглушили всякую растительность, и опустошенные пространства так и остались, навсегда пустыней. Лишь одно небольшое племя уцелело от общей участи, не было уничтожено всепожирающим чудовищем безумной всемарсовой войны. И оно навеки изгнало из своего обихода молниеносное оружие. Самое устройство его было забыто, как ненавистное и презренное, колдовство. Применение смертоносного оружия против людей вменялось с тех пор в смертный грех на Марсе. Зато все имеющиеся в распоряжении его обитателей средства уничтожения были направлены на борьбу с вредными животными и растениями, наносящими ущерб мирной плодоносной природе, С незапамятных времен поняли марсиане беспощадную войну не только со всеми видами хищных зверей и ядовитых гадов, но и с самыми малыми вредителями, которые портили растения или изводили людей.

К стыду для своей земной родины, узнали гости, что на Марсе давным-давно уничтожены все мелкие паразиты, с, которыми еще приходится бороться на Земле людям. Сколько ни выжигали они на войне свои окопы огнем, ни обкуривали их серой, житья не было от нательных паразитов. Обитатели Земли в мировую войну миллионами истребляли цвет собственного семени, оставляя вшей Торжествовать победу. Марс давным-давно был очищен не только от вшей и т. п, нечисти, но и от комаров и всяких москитов. Никакая летучая или ползучая нечисть не нападала на них в «Ущелье возмездия». И бывшие воины с досадой вспоминали о том, что земные люди, достигшие высшего совершенства в дьявольском искусстве истребления себе подобных, не додумались обратить оружие против истинных врагов человечества. Что, если бы, напротив, люди сообща употребили свои миллиарды на истребление вредных насекомых и вредных животных?!

Аванти часто говаривал, что верит в воплощение дьявола, когда видит стенного клопа. Для него не было ничего отвратительнее клопа, заползающего в его постель, пятнающего своими укусами его кожу и отравляющего своей воныо ему воздух. Платяные вши, избирающие для своего размножения самые укромные уголки человеческого тела, комары, впрыскивающие яд взамен высосанной крови, назойливые мухи всех сортов вплоть до зловредных холерных, все эти паразиты были для Аванти живыми воплощениями бесов. Он объявлял себя сторонником миропонимания Зороастра, считавшего самым благословенным культурным деянием — истребление на Земле всякой нечисти, растительной и животной.

Не все его товарищи соглашались с ним. Турок Кемаль-бей защищал ту точку зрения, что все живое является порождением единой всемогущей силы и имеет одинаковые права на жизнь. Поэтому клоп, с опасностью для собственной жизни присасывающийся к своей жертве, ничуть не инфернальнее аиста, таскающего из пруда живых лягушек, или ласточки, глотающей налету комаров, или человека, убивающего больших И сравнительно высоко-развитых животных, чтобы пить их кровь, есть их мясо и использовать их шкуру. Одна жестокость стоит другой. Природа приспособила одних животных питаться животного, других — растительною пищей. Какой способ питания более греховен? Человек победил остальных зверей потому, что он самый ловкий и самый умный хищник. Что иное вся цивилизация и культура, как не иллюзия самовозвеличения человеческого! С ужасом вспоминаем мы древние варварства, пытки, Колесование и дыбу, выставление напоказ отрубленных голов и истерзанных тел. Но «казни» отнюдь не отменены. Ежедневно в помещениях, наводненных кровью, убиваются тысячи больших безобидных животных. Их обескровленные головы, и выпотрошенные, распяленные туши выставляются напоказ за зеркальными витринами рядом с продуктами самой утонченной культуры: жемчугами, бриллиантами и шелковыми тканями, великолепными мехами и щегольской обувью из содранных шкур. Повсюду нож мясника кромсает невинных крупных животных, кровь которых с виду не отличить от человеческой. Хотя людоедство и удалось почти совсем искоренить на Земле, нам этим нечего особенно хвастаться, раз человек продолжает оставаться хищным зверем, который щадит лишь себе подобных и, по праву победителя, пожирает другие породы. Если с точки зрения человеческой клоп — воплощение дьявола, то для всего животного мира человек — еще худший дьявол.

Аванти Возражал ему, что культура всегда есть борьба. Возделанное и засеянное поле необходимо полоть. Человечество не может совершенствоваться, не освобождаясь от зверских инстинктов и не ведя войны с вредителями. Культура уже очистила Землю от многих вредных растений и животных. Но борьба должна вестись систематически, как на Марсе, где мясоедство давно оставлено, как пережиток варварства, Человек должен очищать природу и себя самого от всякого зверства, от хищнических инстинктов и от всех вредных животных и растений. Турок спрашивал:

— А не является ли всякая истребительная война, будь она направлена против людских племен или против животных пород, выражением хищнических инстинктов?

— Нет, — отвечал Аванти, — потребность в очищении, облагорожении и идеальном совершенствовании диктуется не животного натурою.

— Даже тогда, когда эта потребность выражается просто в истреблении всего надоедливого и назойливого? У животных, как и у человека, тоже есть инстинктивная потребность избавиться от своих паразитов. Но я не вижу ничего идеального в том, что обезьяна ловит и пожирает своих вшей! Одна природа создала всех. Всемогущая животворящая сила — аллах или бог, или как вы ее ни назовете — достаточно великодушна, чтобы терпеть на своем теле даже вшей. И нет никакого благородства в стараниях избавиться от паразитов или других мучителей. По-моему, Марс просто ограбил себя, уничтожив часть созданий, общей матери-природы.

— А если она как-раз нуждается в нашей человеческой помощи для истребления этих паразитов на ее теле? — улыбаясь спросил Аванти.

— То, что вы называете паразитами, имеет такое же право на жизнь, как мы сами, — серьезно стоял на своем турок. — Быть может, и нас можно сравнить лишь с паразитами на теле аллаха? Берегитесь, как бы он не раздавил и не уничтожил нас. Мы не имеем никакого права рассчитывать на большую заботливость сверху, чем сами оказываем внизу.

— Неужели кто-нибудь из нас тоскует здесь по земным паразитам? Я во всяком случае нисколько! — заключил Аванти.

Кризис миновал. Умирающий медленно возвращался к жизни. И лишь теперь началось истинное искупление. Преступник старался шаг за шагом вернуть раненого к жизни, овладеть его привязанностью, завоевать его сердце. Фон Хюльзен посвящал все свои силы уходу за больным. Он и днем и ночью был около него, умывал его, одевал, кормил, перевязывал его рану и ревниво старался сам оказывать ему все, даже самые мелкие услуги. Он, так сказать, няньчил свою жертву, как мать пестует свое беспомощное дитя. Лишь теперь он вполне понял всю глубину и смысл этого вынужденного ухода преступника за жертвой, положенного правосудием на Марсе в основу принципа искупления.