– В прошлый раз вообще выбраться не смогла, – перебила Настена.

Она с удовольствием оглядела потупившуюся новенькую. Даже вокруг обошла.

– А я своего в город отправила, к братьям, – объявила еще одна.

– Загуляют, Санька, без твоего присмотра. – Настена с сомнением покачала головой. – До чертиков ведь упьются. Опять в больницу как на работу ездить будешь.

– Пусть. – Санька передернула плечами. – Зато я здесь.

– Не понимаю вас. Зачем за алкашей держаться? – брезгливо вставила еще одна, самая статная, яркая и отточено-правильная во всем – от черт лица до жестов и походки. И, пожалуй, самая спокойная в этой компании. Все то и дело оглядывались, перешушукивались, вздрагивали от случайного шороха. Эта не боялась ничего, смотрела прямо и строго. Она знала, что делает, и зачем это нужно. Остальные как бы играли в опасную игру, эта же занималась делом – четко, бесстрастно.

– Тебе хорошо, Полинка, ты свободная, – завистливо проговорила грустноглазая светловолосая пышечка.

Порыв ветра разбросал ее длинные локоны, прижатая ткань обрисовала большую красивую фигуру. В ожидании назревающих событий девушка томилась, лоб хмурился, пухлая ножка водила ступней по траве. Получался знак бесконечности. Не факт, что девушка рисовала именно его, лицо было простым, взгляд – усталым. Жизнь с выпивохой радости не приносила, оттого, наверное, она бежала сюда – за эмоциями, которых не давала семья. Или еще за чем-то. Чужая душа – не только потемки, в комплекте – еще и минное поле. Постороннему и неподготовленному лучше не соваться.

– А по мне, – втиснула доселе молчавшая крепко сбитая молодка, – пусть пьет, но чтоб был.

Что ж, подобная мысль тоже имеет право на существование, я такое слышал неоднократно, хотя не понимал.

Настена снова кивнула. Остальные взглядами показали разброд мнений по данному вопросу.

– Мой сегодня будто почувствовал что-то, – подала голос еще одна, – все слюнявиться лез.

– И мой долго возился, – поддакнула другая, черноглазая и черноволосая.

– Может, вам уже и не надо было приходить? – съязвила молодка, похожая на спортсменку-штангистку, которая заявляла «чтоб был».

Брюнетка хвастливо подбоченилась:

– Может, и не надо.

Ей в бок прилетел локоть кого-то из соседок, но было поздно.

– Аська, это вы о… – новоприведенная младшенькая осеклась и прикрыла рот ладонью.

Чернявая Аська, чей мужик сегодня «долго возился», под испепеляющим взглядом Полины заговорила:

– Это мы, сестренка, о своем, о женском. Не бери в голову.

Ого, отметил я. Сестренка. Это как: по новой вере или по жизни? Если по вере, то вопросов нет, так многие друг дружку называют. Если же действительно сестры…

Кажется, старшая втягивает младшую во что-то сомнительное, причем той особо не нужное.

– Я, например, прихожу слушать, – продолжила та, у которой «будто почувствовал что-то». – Без голоса Альфалиэля жизнь становится невкусной. Здесь – шикарный ресторан, там – замызганная столовка.

– И опостылевшая готовка, – прибавила бойкая молодка. – Теперь, когда столько узнала, люди вокруг стали малы и пресны, как хозяйственное мыло. И так же противны.

– Хватит болтать, – прервала статная деловая Полина. – Все за хворостом.

Собравшихся как ветром сдуло. Новенькая собралась упорхнуть вместе со всеми, Полина перехватила ее за руку:

– Катенька, останься. Для тебя сегодня особый день.

Чувствовалось, что Катеньке неприятно быть центром внимания, и вообще она чувствовала себя неуютно.

– Я хотела помочь…

– Справятся. Тебе надо подготовиться.

– Уже? – Катенька испуганно ойкнула.

– Не бойся. – Полина обняла ее за плечи. – Я тоже боялась, и зря. Альфалиэль – не явь, это сон, который во исполнение мечты становится явью. Альфалиэль – божественная благодать, что вопреки логике снисходит на столь малых и никчемных существ, коими являемся мы, люди, со своими куцыми мыслями и грезами.

Альфалиэль, повторил я про себя, поерзывая в ямке. Не Альфавиль-виль. Ага. Теперь совсем непонятно.

– Альфалиэль всеобъемлющ. Это верх и низ, пустота и твердыня, душа и тело. Сейчас люди видят два пути, которыми можно следовать – восходящий и нисходящий, другими словами – духовный и телесный. Первый, как бы красиво ни выглядел и ни подавался, тоже ведет в никуда, он в упор не видит желаний плоти, отмахивается от чувств, как от мух.

– Знаю, – хихикнула Катенька. – Еще норовит прихлопнуть их, таких вредных и отвлекающих.

Полина согласно опустила веки.

– Именно. Поиск истины и счастья в ином мире, восхождение к небесному через отказ от всего земного. Вечная война со всем, что противоречит этим воззрениям. Таков этот путь.

– Как печально. Разве можно так жить – в сплошных отречениях и ограничениях? Тоска, правда?

Полина не согласилась:

– Для кого как.

– А второй путь?

– От самого основания – мирской, земной, чувственный, живой. Почитает множественное, а не единое. Отождествляет дух с чувственным миром.

– Звучит веселее, но как-то… паршивенько. – Катенька смущенно поежилась. – Тоже отталкивает. Словно коровья лепешка, покрытая шоколадной глазурью.

Ее кроткие глаза помутнели, на щеках проявились обаятельные ямочки. Пальцы теребили друг друга, не зная, к чему еще приспособиться. Девушка чувствовала себя неуютно.

Полина рассмеялась – так громко, что обернулись собиравшие хворост подружки.

– Альфалиэль, – сказала она, вновь став серьезной, – есть третий путь. Не восходящий и не нисходящий. Прямой. Горизонтальный. Он не выдергивает за шкирку из родной земли, как в баснях про Мюнхгаузена. И в шелухе убедительных слов не сливает под благовидным предлогом в навоз. Если все получится, ты почувствуешь это. Ты станешь иной уже сегодня. Сегодня – тот самый день, и очень скоро настанет тот самый час.

– Если все получится? – с упором на «если» тревожно повторила Катенька.

Она вздрогнула в объятиях Полины. Над ними чернел звездный атлас, кусты и окружающий лес напоминали узоры на стекле, изображенные в негативе. Безветрие делало их мертвыми и страшными.

– Ритуал вызывания пока несовершенен. Слишком много составляющих.

– Полнолуние, время от полуночи до зари… – начала перечислять Катенька.

– Да.

– Что еще?

– Коллективное взывание. Сквозьпространственные круги. Энергетический посыл. Живой огонь снаружи и внутри, в телах и душах. Именно так – и в душах, и в телах.

Катенька сосредоточенно ждала продолжения. Невысокая, ладненькая, она просто растворилась на фоне старшей подруги. Впрочем, подруги ли? Скажем так: наставницы.

– Еще? Да мало ли. Даже погода. Или случайный свидетель.

И снова взгляд – суровый и жуткий – в мою сторону. Спина похолодела, я вжался в землю по самые уши. Но, кажется, в устах Полины это являлось виртуальным предположением.

– Уже бывало? – спросила Катенька.

– Свидетель? – улыбнулась Полина. – Откуда здесь? Место выбрано с умом. Но чего в жизни не бывает…

И снова ее глаза интуитивно прошлись по моим кустам. Словно по коже. Льдом. Или включенным утюгом. Одновременно. Глубоко. С разных сторон.

На поляне поочередно появлялись девушки, раскладывая принесенные кучки дров и хвороста по старым угольям. Полное ночное светило достаточно обливало светом окрестности, чтоб я видел все как на ладони. Кроны сосен, мрачными зонтами скрывавшие собирательниц в своей тени, словно великаны охраняли поляну от непрошенных гостей. Но одного, увы проморгали, и этот один сидел как мышь, не шевелясь, боясь вздохнуть и тем более кашлянуть. И как назло, очень захотелось. Но я сдержался. Чудом. Очередным в моей жизни. Кажется, я даже начинаю к ним привыкать.

– Давай уже готовиться, – произнесла Полина более строго.

Мимо прошествовала Санька, она тащила вязанку выше себя ростом и недовольно качала головой.

– А что Настасья упомянула насчет шансов? – Ясный Катенькин взор взлетел на наставницу.

Полина вздрогнула.