Ее глаза, однако, бросают мне вызов, и зверь внутри меня хочет показать ей, что она принадлежит этому месту. Она заслуживает быть оттраханной, как кусок дерьма, коим и является. Эта часть меня хочет одновременно и ударить, и задушить ее, или же заставить истечь кровью.

Я спускаю вниз боксеры и с удивлением вижу, как она похотливо высовывает язычок и облизывает губы. Суки, которых я приводил в Дыру, наполняли комнату бессмысленной мольбой и плачем. Они обещали мне минет и анальный секс, будто у них был выбор, как будто я не получил бы это, в любом случае. Каждая из них, в итоге, прекращала скулить и бежала к выходу из Дыры. В конце концов, каждый раз я выбивал из них дерьмо и кончал на их лица.

Именно это я делаю.

В этом весь я.

Но Банни ведет себя так, будто собирается отведать вина, при чем лучше того, что она открыла сегодня. В этой отвратительной комнате она жаждет мой член. Ее способность — без наркотиков отгораживаться от всего, что есть вокруг, и концентрироваться на мне — очень возбуждает. И всего на долю секунды возникает желание вытащить ее отсюда.

— Сними эти тряпки, шлюха, — выплевываю я, поглаживая свой член.

Она удивленно приподнимает брови, но беспрекословно снимает свой бюстгальтер и трусики. Свет здесь, может быть, и тусклый, но даже так видно — ее гладкая киска блестит от соков, и я жажду попробовать ее.

Я, блядь, не пробую их. Не здесь. Не так.

Я причиняю им боль.

Кусаю их.

Трахаю их.

— На колени! — рычу я.— Хочу, чтобы эта маленькая попка была приподнята вверх.

Банни соблазнительно хлопает ресницами, и я думаю, что делать с ней дальше: отшлепать или трахнуть. Наконец, она принимает нужную позу. Ее маленькая задница безупречна. Я хочу отметить ее. Меня бесит, что это тупое ничтожество, Тревор, вообразил, будто сможет трахнуть ее.

Хотя у мужика есть яйца.

Когда, ворвавшись в ванную, я увидел на ее лице слезы, а в глазах отчаяние и ненависть к себе, я сошел с ума от ярости, которая никогда раньше не пробуждалась во мне. Мои кулаки снова и снова встречались с лицом этого мудака, пока кровь не окрасила белый мраморный пол. Джамалу и Дюбуа пришлось вдвоем оттаскивать меня от него. Я солгал Банни о его убийстве. Просто хотел шокировать ее. Напугать. К сожалению, она была счастлива. Чертовски счастлива.

Тревор стонал и булькал. Несмотря на то, что он был сильно избит, я знал, что он выживет. Я хотел, чтобы он жил, потому что это будет кайфом для меня — превратить его жизнь в ад. Убить его было бы слишком просто. Так что я оставил этого ссыкуна на полу, вымыл руки и пришел к ней.

Она моя игрушка.

Моя.

Сосредотачиваюсь на красивой «вещи» передо мной. Независимо от того, какими отвратительными именами я ее называю, не могу отрицать, что она не выходит у меня из головы. Мне нравится видеть ее сладкую улыбку и ее злющие зеленые глаза, когда в них пляшет озорство. Банни другая. С первой нашей встречи, когда положил на нее глаз, я предполагал это. В глубине души я знал, что буду наслаждаться ею по-настоящему; эта игра будет иной, не такой, как с прежними игрушками.

— Потрогай себя, — требую я, — но не кончай.

Ухоженными пальчиками Банни начинает ласкать себя между ног, и я постанываю от того, насколько сексуальной она выглядит, когда потирает свой клитор. Несмотря на мои правила и прочее, я собираюсь однажды попробовать ее. Не здесь, где-нибудь в доме — подальше от этой грязной дыры.

Она смотрит на меня через плечо и бросает вопросительный взгляд.

— Вот так?

В этот момент я дико хочу ее. Неуверенность в ее глазах заманчива, и я решаю, что мне нравится этот взгляд. Все остальные шлюхи обычно уверены в себе — как Банни, когда делала мне тот великолепный минет.

Но сейчас моя милая игрушка, кажется, волнуется.

— Ты отлично справляешься, — говорю ей охрипшим голосом. Я не ожидал, что скажу комплимент, но он сорвался с языка, прежде чем я успел об этом подумать. Когда ее лицо расцветает невиданной прежде гордостью от того, что она угодила мне, в очередной раз понимаю, как благодарно она реагирует на комплименты.

Несколько минут назад мне хотелось порвать ее в клочья и избить. Разорвать ее кожу своим ремнем. Хотелось причинить ей много боли.

Теперь же я ужасно хочу оказаться внутри нее. Так сильно, что это причиняет боль, словно я какой-то озабоченный подросток. Не могу больше ждать.

Я просто пиздец как хочу ее.

— Банни, — рычу я и падаю на колени позади нее, — что ты делаешь со мной?

Она стонет, когда я убираю ее пальцы, заменяя своими. Ее тело реагирует на мое прикосновение, и вскоре она направляет свои бедра навстречу моим пальцам. Останавливаю ее, зафиксировав ее тело рукой, а затем членом начинаю дразнить ее киску. Ее дырочка жаркая и охренеть какая мокрая.

— Я трахну тебя прямо сейчас, — бормочу я и хватаюсь двумя руками за ее бедра. — Хочу, чтобы ты продолжала ласкать свою киску, пока я трахаю тебя. Хочу, чтобы ты кончила, пока мой член будет внутри тебя, маленькая игрушка. А потом я кончу в тебя.

Банни кивает и начинает ласкать себя дрожащими пальцами. Я приподнимаюсь и без предупреждения вхожу глубоко в нее, всей своей длиной, одним жестким толчком.

— Ах, — выдыхает она.

Без криков.

Без слез.

Без рыданий.

Просто тихий, наполненный удовольствием вздох от того, что я растянул ее. С каждым толчком мои яйца шлепают по ее пальцам, которыми она яростно работает, чтобы довести себя до оргазма. Вчера она была такой милой, когда злилась, что не в состоянии достичь оргазма самостоятельно. Интересно, сможет ли она достичь его сегодня.

Схватив ее за волосы, толкаю лицом вниз на грязный матрас. Я всех их трахал на нем. Игрушки чувствуют запах использованной киски той, что была перед ней. В свою очередь, и их запах останется на матрасе, для следующей игрушки.

И так далее, черт побери, и так далее, пока я не умру.

Но как же Банни?

От этой мысли мне становится не по себе, и я стискиваю зубы. Не хочу думать о том, что будет с ней после этого. Это только разозлит меня. Она моя на шесть месяцев, и я буду наслаждаться каждой секундой.

Время идет, Брэкстон.

Задыхаясь, она продолжает работать над своей киской, но все не кончает. Я уже готов взорваться внутри нее, и меня охватывает раздражение из-за того, что она не может кончить. Моя игрушка даже не пытается подделать оргазм, чтобы избежать наказания.

— Кончай, черт возьми!

Банни неистово работает рукой, когда я замедляю свои толчки. Она так сильно этого хочет. Стенки ее киски пульсируют вокруг моего члена и жаждут оргазма. На этот раз я практически не заинтересован в своем освобождении, а одержим тем, чтобы кончила она.

— Ты слишком много думаешь об этом, Банни. Просто отдайся волне. — Мой голос становится мягче.

Отчаянно всхлипывая, она хватается за грязный матрас ноготками свободной руки. Ее крики звучат приглушенно, потому что лицо вжато в вонючий матрас. Внезапно, меня чертовски бесит мысль о том, что вонь и чужие выделения осквернят ее совершенную молочную кожу.

Не хочу, чтобы моя блестящая игрушка испачкалась.

Резко выхожу из нее, быстро встаю и поднимаю ее на ноги. Прижимаю к себе, и прикосновение к ее ледяной коже пробуждает во мне здравый смысл.

Это, черт побери, неправильно.

Я не хочу ее так.

— Пойдем, — шепчу я, мой тон почти утешительный, — не будем делать это здесь.

Она испуганно смотрит на меня и дрожащим голосом говорит:

— Не там. Пожалуйста, не отводи меня туда. — Ее глаза наполняются слезами, и я в замешательстве. Моя игрушка предпочитает быть грубо оттраханной в Дыре, чем в своей спальне. И что-то мне подсказывает, что это не имеет ничего общего с ее прошлым шлюхи, и не значит, что она чувствует себя в Дыре более комфортно. Это значит, что она, по какой-то причине, ненавидит Комнату Принцессы.

Я киваю и подхватываю ее на руки. Остановившись, чтобы взять со стола ключ, я выхожу из Дыры и направляюсь к лифту. Нажав кнопку подвала, я прижимаю мою дрожащую игрушку к себе.