— Хочешь я отсосу твой большой член? — мурлычу я, чтобы уже начать вечеринку.

Он закатывает глаза и затаскивает меня в машину. Как только усаживает на сиденье, сразу же пересаживается напротив. Дюбуа закрывает дверь, и я начинаю согреваться в тепле автомобиля. Сегодня холодно и мое тело онемело. Тонкое пальто ни черта не греет и голые ноги под юбкой заледенели.

— Я хочу, чтобы ты была моей игрушкой, моей куклой, — произносит он скучающим тоном, вытаскивая сложенный листок бумаги из нагрудного кармана.

— Прекрасно, играй со мной, — говорю я. — Когда я получу деньги? Чего именно ты хочешь от меня?

Он прищуривается. В тусклом освещении автомобиля и сквозь туман в голове трудно понять цвет его глаз.

— Я хочу, чтобы ты была моей игрушкой в течение шести месяцев.

Я вопросительно приподнимаю бровь.

— За пятьсот тысяч?

Он кивает и ухмыляется, ожидая моего ответа.

— Можешь достать для меня героин? — спрашиваю прямо.

Его ноздри раздуваются, и он скалится.

— Я обещаю позаботиться об этой зависимости.

У богачей всегда есть выходы на хорошую наркоту.

— По рукам. Хочешь отсосу сейчас? Мне край как нужна доза. Давай уже начнем, Кен.

Мне смешно, когда я вижу, как у него вздуваются вены на лбу. Он злится, и это забавно.

— Подпиши этот договор, и мы сможем начать, — говорит он недовольным тоном. — И никогда, блядь, не называй меня Кеном, или я ударю по твоему маленькому грязному ротику.

Большинство нормальных девушек убежали бы от парня, сидящего передо мной. Я же имела дело с уродами и похуже. Такие люди, как мистер Сварливый Кен, ничто по сравнению с ними.

Закатив глаза, я беру у него ручку и бумагу. Отпечатанные слова будто танцуют на странице у меня перед глазами.

— Шесть месяцев? Игрушка для секса? Вы платите мне пятьсот тысяч? Не пропустила ли я что-нибудь?

Он ухмыляется и пожимает плечами.

— Типа того. Ты уверена, что не хочешь прочитать его?

Кожа начинает чесаться, отогреваясь в теплой машине, и я скребу ручкой бедро, чтобы облегчить зуд. Кажется, когда меня действительно начнет отпускать, я буду чесаться вся. Это только начало. Мне нужен героин и в ближайшее время.

— Без разницы. Звучит круто. Просто следите, чтобы я получала свою наркоту, — говорю я ему.

Он ждет, пока я пишу свое фальшивое имя, Джессика Рэббит, и передаю договор обратно. Я бы хотела оставить ручку себе, но он держит руку вытянутой. Фыркнув, я отдаю ему ручку. Он пробегает взглядом по бумаге, и затем подписывает ее.

— Готова отправиться домой и поиграть, Банни?

Я прищуриваюсь, услышав дурацкую кличку.

— Конечно, Кен. Давай играть.

Он вскакивает, замахивается для удара, но у меня темнеет перед глазами, и я уже не вижу, сделал он это или нет.

Эта женщина настоящее ничтожество.

Отвратительная, мерзкая и вульгарная. Она воняет потом, затхлым сигаретным дымом и мочой. У меня никогда не было такой грязной игрушки, и я задумываюсь над тем, что наиболее отвратительное могу заставить ее делать. При мысли об этом мой член твердеет. Конечно, сейчас не время. Еще много чего нужно сделать для того, чтобы подготовить ее к игре.

— Вы уверены, что не хотите выбросить эту и найти кого-то лучше? — спрашивает Дюбуа с переднего сиденья, пока везет нас в отель в Лондоне. От его раздраженного голоса я довольно улыбаюсь. У меня никогда не было игрушки, как эта. Она болтливая и наглая, и чертовски отвратительная. Я полностью заинтригован ею.

— Эта — превосходна.

Мои слова, похоже, убедили Дюбуа, потому что он успокаивается и не произносит ни слова за оставшиеся четыре часа езды до города.

— М-м-м-м, — стонет она, сползая с кожаного сиденья передо мной.

Приподняв бровь, я наблюдаю, как она просыпается. Прежде чем она потеряла сознание, я был готов ударить ее вопреки здравому смыслу. Конечно, мне нравится наказывать их, но не люблю терять самообладание с такой легкостью. Так что сейчас моя рука буквально чешется — так хочется наказать эту болтливую девку, чтобы она осознала, что это просто сделка.

Моя кровь все еще кипит. Кен, твою мать. Я настолько далек от хорошего и славного парня, насколько это вообще возможно. А еще я не пластиковый и не блондин.

Все во мне кричит, что я монстр!

Дикие непослушные черные волосы на голове соответствуют непослушным мыслям. Голубые глаза становятся серыми, когда я злюсь, то есть почти всегда. У меня острые скулы и точеный подбородок. Я, блядь, пугаю большинство женщин своим жестоким, расчетливым взглядом. Помнится, некоторые из моих новых игрушек даже писались от страха в моем присутствии.

И это происходило даже до того, как я прикасался к волосам на их маленьких головках.

Как только узнают меня, они понимают, что я еще большее чудовище, чем то, которое пытаюсь изобразить внешне. Внутри я настоящее зло. У меня есть больные, извращенные фантазии и средства, чтобы воплотить их в реальность. И игрушки являются частью игры. Мне безумно нравится играть.

— Возьми себя в руки, шлюха, — усмехаюсь я.

— Я думала, у тебя есть манеры. — Услышав ее хриплый голос, я выныриваю из своих мыслей и концентрируюсь на ее теле.

Она осторожно садится и убирает спутанные светло-розовые волосы со своих глаз. Сучка до сих пор под действием той дряни, что приняла, прежде чем я нашел ее. В прошлом когда-то ярко-зеленые глаза закрыты, а длинные, покрытые коркой туши ресницы нависают над ними. Ее макияж выглядит отвратительно — слой поверх слоя, размазанный на лице, — и мне интересно, когда в последний раз она мылась.

— Куда мы едем? — Она начинает скрести ногтями свое бедро.

Я не обязан ей отвечать, но решаю побаловать игрушку.

— Лондон.

Она кажется довольной моим ответом и смотрит в окно, продолжая чесать ногу.

— И все-таки, откуда у тебя пристрастие к шлюхам, Ke… эм… Как мне тебя называть?

Блядь, ну, спасибо, что не назвала меня Кеном. Не хотел бы портить ее лицо, прежде чем взгляну на него должным образом. Последний раз я был к этому близок.

— Меня зовут Брэкстон Кеннеди. Ты должна называть меня сэр, или господин.

Она капризно приподнимает темные брови. Большинство шлюх просто кивают и подчиняются. Этой же приходится заставлять себя быть покорной. Как только ее отпустит, с ней станет труднее справляться.

И это делает мой член охрененно твердым.

— Что, если я буду звать тебя Бракс?

— Тогда я сделаю тебе больно.

Ее зеленые глаза вспыхивают, когда она встречает мой скучающий взгляд, и я борюсь с улыбкой. Мне уже нравится, как она возбуждает меня. Причинять ей боль будет сплошным удовольствием.

— А если я нечаянно назову тебя так? Может быть, ты скажешь мне, как именно сделаешь мне больно? Просто, чтобы я была готова, — говорит она со злостью и добавляет с сарказмом, — Сэр.

Она снова начинает чесать свои бедра, и мне интересно, раздерет ли она себе кожу. Ее кровь будет повсюду, а ее еще даже не проверили. Было бы паршиво подцепить что-то от шлюхи, не успев даже трахнуть ее.

— Прекрати чесаться, — приказываю я с раздражением. — Это злит меня.

Она сжимает губы и скрещивает руки на груди.

— Есть хочу, — надувает губы шлюха.

Мою грудь пронзает неожиданная резкая боль — чертовы воспоминания из прошлого сами собой всплывают в голове, и я вынужден проглотить желчь, подступающую к горлу.

— Я накормлю тебя. Иди сюда, Банни.

Ее ноздри раздуваются, реагируя на имя, но она, не колеблясь, ползет на коленях к моим раздвинутым ногам. Могу поспорить, она отсосала бы мне, если бы я попросил. Но я не прошу.

— Закрой глаза и открой рот.

Банни кладет ладони на мои колени, и мне тут же хочется отпихнуть ее подальше от себя. Игрушки могут касаться меня только в том случае, когда я приказываю им сделать это, а не тогда, когда они, блядь, хотят. Но ее урчащий живот успокаивает мою внутреннюю ярость, и я игнорирую ее жест. Пока что. Объясню ей правила позже. Потянувшись в боковой отсек, я беру бутылку воды и банан.