Сумели все же некоторые ловцы припрятать от алчных тиунов и для себя немного мехов. Теперь они у гостя.

Послал своего толстяка-челядника Путяту поглядеть, не идет ли Векша. Тот взбежал на прибрежный холм, долго щурившись, глядел в сторону селения.

- Не видно, - сказал вернувшись.- Разве может вон там, у костра?..

Гость подождал еще немного, потом поправил шапку, все время сползавшую на глаза, одернул кабот и решительно зашагал на поляну. Уже отдалившись, крикнул сердито челяднику:

- Гляди, чтобы течение челн не унесло! - Не унесет - я в него сяду.

"Эге, тут-таки он", - еще издали увидел гость в кругу высокого Векшу. Подошел, дернул юношу за рукав, молвил укоризненно: - Пора, пора в дорогу, скоро уже небо вызвездит...

Векша подхватил с травы свитку, поцеловал руки отцу и матери, поклонился друзьям, перепрыгнул напоследок через костер, чтобы отогнать от себя все недоброе, злое, если оно к нему привязалось, и пошел вслед за гостем.

- Не задерживайся там, возвращайся поскорее, - наказывал отец.

- Береги себя, дитятко мое, - просила мать, утирая слезы.

- Гляди, девушек наших не осироти! - кричали в шутку ему юноши.

- Да чужачки не приводи! - бросали вдогонку и девушки.

 В Тетереве уже спадали весенние воды. Еще недавно они заливали луга и болота, бурлили на излучинах. А сейчас то тут, то там выступали островки, выбрели на сухое толстоногие кудрявые вербы-печальницы и яворы стройные, на нижние ветви которых нацеплялись пучки почерневшей прошлогодней осоки и длинных раздавленных стеблей камыша. Угомонилось своенравное течение.

Гостю, видимо, не раз доводилось плавать по Тетереву, он знал каждое селение, каждую весь [деревня] у реки. Даже тогда, когда тех еще и видно не было, показывал на берег: "Там, за леском Порубичи. Тут, под горой, Яружичи..."

Векша все спрашивал, скоро ли они выплывут в Днепр. Гость обещал: "Скоро, скоро", - а на самом деле вышли к нему лишь около полуночи.

Это произошло немного неожиданно для Векши. В тот миг он так глубоко задумался, замечтался, что даже глаза прикрыл. Когда же почувствовал, как течение крутануло челн, а весло начало заносить, и раскрыл глаза, то долбленка уже стремительно мчалась вдоль правого, окутанного сумраком берега широкой реки. Левого совсем видно не было.

- Вот мы и на Славутиче! - сообщил гость, хотя мог этого и не говорить.

Векша и сам догадался. "Ого, какой он могучий, какой красивый, этот Днепр!.." - восхищенно озирался вокруг Векша. Прошло немного времени, небо начало светлеть, а звезды блекнуть. Опершись на рулевое весло, Куделя поднялся и покричал встречным рыбакам, не слыхали ли они, из каких земель уже проплыли гости на Киев. Рыбаки ответили: новгородцы прошли четыре дня назад, лю-бечане и смоляне еще раньше.

- А черниговцы? - спросил гость.

Про черниговцев рыбаки не ведали, ведь те плывут по Десне, а Десна вливается в Днепр под самым Киевом. Разве того не знает Куделя?

Вести обеспокоили гостя.

- И надо ж было так промедлить! - белух корил он себя. - Недаром говорят: хочешь овцу стричь, опереди волка. Так и вышло. Все забрали тиуны загребущие. Сколько времени пришлось потратить, пока меха раздобыл. А теперь еще, может, и в поход запоздаем.

Этой весной Куделя с опозданием тронулся из дома - болезнь сына задержала. Княжьи и боярские люди уже успели собрать со смердов дань, да и другие гости побывали у Ловцов. А после них, известно, что наменяешь. Вот Куделя и задержался на своем промысле.

"Неужели мне не посчастливится увидеть ту Греччину?" - закручинился и Векша.

Старался, греб, чуть не выталкивал челн из воды, словно этим мог предотвратить неудачу. Мешковатый Путята еле успевал махать за ним веслом, даже вспотел, бедняга. Зато Куделю, видно, пробирала утренняя прохлада. Он зябко подергивал плечами, кутался в теплый кабот.

После завтрака гость, склонившись на связки мехов, подремал чуток, потом разрешил подремать Векше и Путяте.

Плыли весь день и еще одну ночь. Векша, хоть уже и притомился порядком, все время подсоблял сильному днепровскому течению нести челн, упрямо загребал веслом. Не внимал даже тому, что Путята враждебно косился на него, а то и толкал тихонько локтем в бок: мол, уймись, сам отдохни и мне передохнуть дай.

- Можно не гнать, успеем, - повеселел гость, узнав на рассвете под Вышгородом [старый русский городок под Киевом], что караван черниговцев с Десны прошел только вчера.

Вскоре совсем развиднелось. Векша греб молча, не сводя глаз с окутанного дымкой утреннего окоема, где полноводный Днепр соединялся с беспредельностью неба. Днепр вольно и просторно катил свои волны до самого Русского моря [древнее название Черного моря]. А там, за тем морем, - сказочная Греччина.

- Гляди, - показал гость Векше на высокие холмы. - Справа, вон там, возле дубравы, наш Киев. Свернем в Почай-ре-ку - и уже дома. - Хижин сколько!.. - подивился юноша. - И все на виду.

- Земле Русской нет причин от мира прятаться, - с гордостью молвил гость.- Ее врата всегда отворены настежь для тех, кто без меча к ней идет... Даже далекие варяги [норманны; так в старину русичи называли скандинавские народы] заходят в Киев, странствуя в Греччину. А кое-кто из них уже и осел у нас, служит князю в дружине.

- Рыбальством, наверное, люди живут? - спросил Векша, глядя на длинную вереницу челнов и развешанные на берегу сети.

Куделя усмехнулся:

- Одной рыбой жив не будешь, молодче... Кто рыбальством, кто ратайством, а больше ремеслом да торгом. Этого вот, - поднял сумку, в которой зазвенели изделия киевских умельцев, - в воде не поймаешь, на ниве не засеешь и на охоте не добудешь. Да разве только это!.. А узорочье [золотые и серебряные изделия, украшения] всякое хитромудрое, чужинское, а паволока [дорогая ткань], а пряности - они не грибы, в бору не растут. Нужно их издалека привозить.

Свернули в тихую, но полноводную реку, которая текла под самым городом и вливалась в Днепр.

Из-за пущи, темневшей далеко-далеко по ту сторону реки, несмело выглянуло невыспавшееся солнце. Позолотив высокие деревянные башни на горе, седоватый дым, вившийся над жилищами, стройные мачты на ладьях у берегов, оно умылось прохладной утренней росой, утерло свое румяное лицо пушистым облачком, зависшим на краю неба, взбодрилось и полетело торопливо на невидимых крыльях все выше и выше.

И враз ожили киевские причалы. На берегу зашевелился люд, расцвели на ладьях выбеленные дождями и солнцем крапивные паруса, загромыхали весла, зазвучали гулкие оклики-приказы кормчих.

Увидев в толпе бледного худого юношу, махавшего им руками, гость велел гребцам причаливать к нему.

Лишь только уткнулись в берег, юноша схватил челн за длинную цепь и вытащил на песок.

- Ну, как ты, сыночек? - спросил гость, выходя из челна.- Не болел больше?

- Нет, - улыбнулся юноша.

- Все живы-здоровы?

- Живы, - ответил, с любопытством разглядывая Векшу.- Вас все дожидаемся. - Наши когда отбывают? - Через два дня.

- Ладно. Берите поклажу!

Векша взвалил на плечи чуть ли не все меха, какие были в челне, и двинулся вслед за хозяином и его сыном. Путяте досталось всего несколько связок и сумка.

Всюду на берегу на длинных жердях, на кустах и просто на траве сушились сети, вентери, бредни и иная рыбацкая снасть. Возле них группами и в одиночку сидели, греясь на солнышке, усталые, вымокшие рыбаки.

Вблизи отарой ютились приземистые закопченные хатенки. В крохотных двориках ухали по железу молоты, глухо, будто гигантские бубны, гудели бочки, вился кверху черный смоляной дым, пахло гарью.

Тут, видно, жили ремесленные люди. Здесь полые воды еще не спали. Некоторые хатенки стояли в воде, и хозяева плескались там, перетряхивая свои намокшие пожитки. "Бедствуют и тут люди", - подумал Векша. Однако чем выше поднимались они по широкому проулку, тем зажиточнее становились дома. А жилище гостя и совсем уже было не сравнить с теми, что внизу. Большой двор, огороженный высоким частоколом. В одном конце двора стоял ладный дом с несколькими резными окнами и широкой дверью. За домом - небольшой сад. В другом конце - клети, погреба.