Так случилось, что в семье Омыча родился леворукий ребенок. Его сразу отобрали у родителей и отправили жить в сельскую местность, учиться в сельской школе и работать на плантации риса.
Обычно люди, погоревав какое-то время, смирялись с судьбой, но родители Омыча не могли забыть своего мальчика, который работал теперь на плантации риса.
Посовещавшись, они написали письмо Главному гному с просьбой забрать мальчика домой и обещанием не выпускать его в общество, чтобы он никого не смущал своей леворукостью. Мало того, что родители осмелились обратиться с просьбой к самому Главному гному, так еще письмо оказалось длиннее положенного на целых две строчки! Главный гном отреагировал мгновенно, и вскоре родители Омыча исчезли, словно их и не было.4 Оставшись один, Омыч начал искать хоть какого-то общения. Надо сказать, что с детства у него открылся талант к стихосложению. Он аккуратно складывал стихи из отцовской библиотеки в стопочки и ставил одну стопочку на другую, так что вырастал целый замок стихов. Когда стопочки начинали раскачиваться, Омыч перекладывал их в другом порядке, пока однажды один том не упал ему прямо в руки и на глаза не попались такие строки:
Когда я беру книгу правой рукой,
в душе моей наступает покой,
ибо я поступаю как все гномы,
которые с законом знакомы.
Стихи поразили Омыча своей однобокостью и прямотой, и ему сейчас же захотелось написать совсем другие стихи — неясные, как ручей, такие, что пела ему мать в детстве. Так у Омыча открылся дар к сочинительству, и он начал сочинять стихи и поэмы, исписывая по нескольку тетрадей в день. Стихи были примерно такие:
Мой брат леворукий, о где ты?
Где мои мать и отец?
Нигде я не слышу ответа -
печальный жизни конец.
или:
Линия горизонта — кто провел тебя?
Удаляешься, когда к тебе я иду.
Так и счастье мое ускользает,
Никак его не найду…
5 Омыч понимал, что стихи его несовершенны и ему нужен Учитель. Но где найти такого? И вот однажды вечером он набрел на Поэта, который нараспев читал непривычно длинные строки:
когда душа поэта говорит,
сама природа слушает, молчит
и ловит слово…
в дуновеньи ветра,
приливе волн,
причастии рассвета
ей чудится призыв к свободе и блаженству,
все на земле стремится к совершенству!
Так Омыч познакомился с Пиитусом (Лысым, как звали его все за глаза) и начал ходить к нему домой на поэтические семинары. 6
Вы, может быть, спросите: а почему Лысый не преподавал в университете? Так я вам отвечу: потому что гномский закон запрещал лысым и рыжим людям преподавать в школах, колледжах и университетах. Любая непохожесть вызывала у Главного гнома подозрение в неблагонадежности. Если же кто-то нарушал этот запрет и вел занятия в какой-нибудь студии, даже и безвозмездно, то его отправляли на плантации риса. Поэтому Лысый преподавал поэзию тайно, и верные его ученики оберегали своего Учителя от любых подозрительных лиц. Омычу, у которого таинственным образом исчезли родители, а младший брат работал на плантациях риса, они поверили сразу. «К Лысому входим по одному, как стемнеет, — предупредили его. — Пароль: „Старье берем?“ Ответ: „Берем все, что плохо лежит!“» Омычу пароль показался странным, отдававшим воровским жаргоном, но зато он хорошо маскировал происходящее на квартире Учителя.7
Омычу очень нравилась таинственность поэтических собраний, на которых Пиитус читал стихи великих поэтов, работавших теперь на плантации риса. Все, что говорил Учитель, он запоминал мгновенно и навсегда. Прослушав пять лекций о стихосложении, где Пиитус подробно объяснял особенности сонета и рондо, ударника и раешника, хокку и танка, Омыч, почесав в затылке, спросил:
— А как все-таки лучше писать?
— А как Бог на душу положит! — махнул рукой Пиитус.
И Омыч сразу же согласился: действительно, Бог не может положить плохо, Бог положит на душу самое лучшее! От Пиитуса Омыч услышал и фразу, которую в тот же вечер проверил у себя дома. Фраза эта звучала так: РУКОПИСИ НЕ ГОРЯТ!8
К тому времени у Омыча набралось несколько общих тетрадей, исписанных длинными поэмами и стихами, которые он никуда не отправлял, так как они не подходили по размеру и его запросто могли отправить на плантации риса. «Пожалуй, лучше все это сжечь», — решил он однажды. Тем более, что рукописи не горят. Он верил, что даже сгоревшие листки со стихами будут жить вечно и каким-то образом влиять на умы и чувства всех гномов.9
Однажды случилось то, чего так опасался Омыч: Пиитуса забрали. Увезли, завязав глаза, на черном мотоцикле — хорошо, если на плантации риса! А если дальше?! Пораздумав о своем житье-бытье, Омыч решил уйти в горы. И в самом деле: если забрали Пиитуса, могут прийти и за ним. А жить все время взаперти и вечном страхе невозможно. Сложив свое нехитрое добро — чайник, письменные принадлежности и спальный мешок, Омыч с наступлением темноты выдвинулся в горы. Они давно уже манили его — свободные, острыми пиками уходящие в небо.10 И вот он на свободе! Несколько дней ушло на то, чтобы отыскать подходящую пещеру, расположиться в ней и обозреть окрестности. Неподалеку был ручеек и поляна с ягодами и кустами дикого шиповника. Чай он заваривал из высушенных листьев, варил на маленькой плитке варенье и повидло из ягод, а вечером — вечером разговаривал со звездами и писал стихи. Вот его первые опыты:
Солнце так близко, что могу с ним разговаривать
шепотом.
* * *
Цветок в расщелине…
Отдал ему последние капли из фляги.
Радуй меня и дальше!
Чем дольше он жил в горах, тем все более убеждался, что стихи не должны быть длинными. Напротив, чем короче они, тем лучше. Теперь даже размер, разрешенный в гномской стране, казался ему чересчур большим! 11
Однажды ночью к нему пришли родители. Они улыбались, а в руках держали полные чаши риса.
— А где мой брат? — просил Омыч.
И тут из-за отцовской спины вышел мальчик. Он совсем не вырос.
— Я стал художником, — сказал он, — я рисую на рисовых полях. И знаешь: картины тоже не горят, когда-нибудь ты их увидишь…
На следующую ночь Омыч убедился в этом. Он увидел картины своего брата. На одной была высокая гора и солнце над ней. На другой — цветок в расщелине скалы, тот самый, что он полил из фляги. И Омыч понял, что они с братом связаны сильнее, чем он думал.12 Больше родители ему не являлись, но он успокоился. Он знал теперь, что они живы — неважно, в том или в этом мире. Со временем Омыч стал писать совсем короткие стихи — из пяти-семи слов. Он понял, что выразить себя можно и одним словом. Вот его последние опыты:
* * *
Протекла крыша.
Будет чем занять день.
* * *
Заросла тропинка.
Как давно я здесь не был!
* * *
Улитка вытянула рога —
слушает дождь.
* * *
Вчера еще здесь был ручей…
13
Иногда Омыч подумывал о том, чтобы спуститься в гномскую страну и рассказать, что можно жить свободно, не боясь леворуких людей, Главного гнома и рисовых плантаций. Но потом он понял, что каждый должен прийти к этому сам…
… Прошло много лет. Гномская страна опустела, рисовые поля затопило водой, а все гномы ушли в горы. Каждый нашел себе дело по душе, и праворукие не боялись здороваться с леворукими, и не было у них Главного гнома. Кто писал стихи, как Пиитус и Омыч, кто рисовал, кто строил хижины, искал и обрабатывал драгоценные камни. Жаль, что Омыч не дожил до этого времени. Но я думаю, что он все это видит и радуется, — ведь все гномы живут и в этих и в тех мирах.Конец