— Просто потанцевать?

Салли подмигнула:

— Ну, начнется-то все с танцев. А потом, кто знает, можешь оказаться в постели с богатеньким симпатичным лордом, из которого, дай бог, сможешь стрясти деньжат, если закроешь глаза на все его кряхтенья и выверты. Только будь осторожна, девочка! Врут они все, когда любовь обещают!

Розали кивнула, ее сердце словно замерло на мгновение. Она это прекрасно знала. Но сколько девушек верит пустым обещаниям.

«Розали, я в Лондоне. Я в беде. Пожалуйста, помоги мне!» Вот и все жалкое письмо Линетт, которое Розали получила в прошлом октябре. Ничего более, ни адреса, ни других указаний, за исключением известной мечты Линетт стать актрисой.

Подступившие эмоции сжали горло, стоило девушке подумать, что стало с мечтой младшей сестренки. Она ощутила мгновенный укол страха. Линетт! Всего на два года младше. И несмотря на то, что белокурые локоны сестры обладали особым, только им присушим сиянием, а фигура казалась более женственной, они очень похожи. На вчерашнем прослушивании Розали не без оснований опасалась быть узнанной доктором Барнардом.

Однако в его взгляде не читалось ничего, за исключением небрежного одобрения.

Внезапно дверь распахнулась, и Денни, парнишка, помогавший на подмостках, просунул голову в гримерку.

— Три минуты до выхода, дамы! — Он взглянул на Розали и подмигнул.

— Вот шельмец, — дружелюбно протянула Салли. — Всегда надеется заполучить красотку даром. Подожди-ка, возьми немного румян!

— Нет, спасибо. — Розали обернулась и внимательно посмотрела на девушку. — Салли, как давно ты здесь работаешь?

— Кажется, всю жизнь, а всего-то шесть месяцев! Один только острый язычок мамаши Би чего стоит, да еще ее привычка вычитать из нашего жалованья за любую провинность! Никто не выдерживает больше года. — Салли нанесла побольше румян на щеки. — А почему ты решила здесь потрудиться? Прохаживаться по сцене почти в чем мать родила, у всех на виду?! Ты умная, говоришь как леди. Да ты могла бы стать кем-то вроде гувернантки, уж точно!

— Мне надо заботиться о ребенке, — просто ответила Розали. — Никто не наймет гувернантку с младенцем.

Салли быстро взглянула на нее:

— Сколько лет твоей малютке?

— Два. Ей всего два года.

— Господи помилуй! Повезло ей, однако, что ты за ней присматриваешь, — заметила Салли завистливо. — Вот моя мамаша отправила меня на улицу, едва мне десять годков исполнилось. Ха, вообрази, я играю Гебу, непорочную богиню! Да я себя девственницей и не помню. Хотя многому научилась. Знаю этих джентльменов, чтобы им пусто было. И попомни мои слова: лучший способ обеспечить себе и крошке хорошую жизнь — раздвинуть ножки перед богачом, только бери деньги вперед, понимаешь?!

— Леди! — объявил Денни, широко распахнув дверь. — Приготовьтесь к выходу на сцену!

— А вот и мы, — ухмыльнулась Салли.

«О да, воистину», — прошептала Розали.

Пока занавес оставался закрытым, девушки поспешили занять свои места на сцене. Шарлотта осторожно уселась на обитый узорной камкой[2] трон и расправила взбитые умелой рукой мамаши Би крашеные локоны. Вокруг нее столпились остальные «богини». До Розали долетели слова доктора Барнарда, вставшего перед сценой и торжественно объявившего:

— Наслаждайтесь же, мои многоуважаемые друзья! Сценки, полные изысканного и благородного артистизма! Высочайшее искусство — греческие богини!

Розали старалась держаться в глубине сцены. «Господи, — промелькнула мысль, — во что я ввязалась?»

Тяжелый занавес пополз вверх.

Перед ней предстало около сотни мужчин.

Розали с трудом подавила приступ тошноты. Ради Линетт, ради любимой сестрички. Она пройдет через все это ради Линетт и ради Кэти, маленькой дочурки сестры.

— Моя дорогая Розали, во имя всего святого, с какой стати тебя интересует подобное место? — вырвалось у се подруги Хелен, когда два дня назад Розали упомянула Храм красоты. Они находились в печатной мастерской Хелен, где все вокруг было завалено горами еще пахнувших типографской краской брошюр. — Насколько я слышала, этот Храм красоты не что иное, как знаменитый бордель!

— Болдель, — тут же подхватила маленькая Кэти, — болдель.

Хелен моментально повернулась к двум ребятишкам, самозабвенно рисовавшим корявых человечков на обрывках бумаги:

— Тоби, дорогой, пожалуйста, возьми Кэти в кухню и дай ей стакан молока!

— И булочку с патокой? — с надеждой в голосе поинтересовался вечно голодный шестилетний Тоби, сын Хелен.

С комком в горле Розали наблюдала за детьми, потом тихо заметила:

— Тоби ведет себя с Кэти просто замечательно. Хелен, я так благодарна тебе за то, что ты разрешила нам здесь остановиться. Мне бы еще очень хотелось, чтобы ты позволила платить хотя бы за еду.

— А я бы хотела, чтобы ты наконец прислушалась к моему совету и не смела в одиночку соваться в это ужасное место. — Хелен тяжело вздохнула. — У мужчин, посещающих Храм красоты, одно на уме! Ты собралась туда, потому что где-то услышала, будто там бывала Линетт?

— Вот именно. Ты же знаешь, она всегда мечтала стать актрисой. Мне удалось выяснить, что три года назад она могла работать в этом Храме красоты.

— В таком месте! О, бедная, бедная, Линетт!

Хелен когда-то была учительницей в маленькой сельской школе в деревушке, в которой выросли Розали и Линетт. После замужества она переехала в Лондон, где ее супруг занялся печатным делом, приобретя типографскую мастерскую на Эйлсбери-стрит в районе Кларкенвел. Однако спустя несколько лет он бросил жену с маленьким сынишкой ради певички из мюзик-холла. После бегства супруга Хелен сообщила молодой подруге о своем намерении самостоятельно добиться успеха в типографском деле. Когда же поиски Линетт привели Розали в Лондон, она обратилась прежде всего именно к Хелен.

— Хелен, я обязательно заплачу тебе за свое пребывание, — попыталась настоять Розали, появившись впервые на пороге дома бывшей учительницы.

— Какая чушь! — горячо обняла ее старшая подруга. — Я приложу все усилия, чтобы помочь тебе разыскать бедняжку. Что же касается оплаты, дай подумать… Как ты смотришь на то, чтобы начать писать для «Графомана»?

— «Графоман»? Хелен, что это?

«Графоман» был новостным еженедельником, который выпускала Хелен. В своей скромной газете она давала обзоры интересных событий лондонской жизни наряду с рекламными объявлениями и статьями, обличающими праздное времяпрепровождение богачей и нищету простого люда.

— Мне необходим, — заметила Хелен, задумчиво разглядывая бывшую ученицу, — собственный корреспондент, который бы не побоялся взять на себя труд вести еженедельную страничку, посвященную событиям лондонской жизни. Что ты об этом думаешь, Розали? У тебя настоящий талант, я поняла это еще тогда, когда ты была моей ученицей.

Дальновидное предложение Хелен уже очень скоро окупило себя сполна. Еженедельные обзоры Розали, опубликованные под псевдонимом Ро Роуленд, вымышленного светского обозревателя городских событий, приобрели шумную популярность. При других обстоятельствах Розали была бы вполне довольна своей новой жизнью. Она полюбила маленькую типографскую мастерскую в Кларкенвеле с древним печатным станком, весело постукивающим в тесной комнатушке при входе. Однако Хелен была упрямой, а Розали слишком часто приходилось доказывать подруге, в чем состоит главная цель ее пребывания в Лондоне.

— Я хочу разузнать правду о Линетт, — стойко повторяла Розали, несмотря на возражения Хелен. — Моя сестра, должно быть, встретила его в Храме красоты, и я не могу не заглянуть под этот камешек.

— В таком случае… — Хелен запнулась, — тебе может помочь имеющаяся у меня информация о том, что доктор Барнард ведет тайный учет клиентов. Имена, адреса, даты посещений и тому подобное. Мне довелось лишь слышать об этом, поскольку однажды представился шанс опубликовать сенсационные записи. Ко мне явился мужчина, работавший на доктора Барнарда, и показал несколько скопированных страничек. Конечно, я отказалась, этой публикацией я бы нажила себе слишком много врагов. Однако я запомнила, где Барнард хранит тетрадь с секретными сведениями, так называемую зеленую книгу. В своем кабинете, внутри пустой обложки от старинного издания «Мифологической библиотеки» Аполлодора. И поскольку тебе приблизительно известно время пребывания Линетт в этом заведении, тайный дневник может оказаться хорошим подспорьем! Как жаль, что ты не знаешь имени негодяя, совратившего твою сестру.