- Идем, - повторяет Лена и тянет меня к двери. – Одевайся, бери, что нужно и…- Подруга верещит. Отпрыгивает назад, хватается за сердце и орет, - что это? Что меня коснулось? Моей ноги! Это…, это кот? Котенок? Мира, ты купила себе питомца? Вот, это да!

Ленка подхватывает пушистый комок и начинает мять его, словно подушку. Скептически выгибаю бровь. Долго она собирается его мучить?

- Какие лапки, какой пузико…

- Так, перестань, - отнимаю котенка, тут же сталкиваюсь с обиженным взглядом подруги и восклицаю. – Задушишь же.

- Откуда такая прелесть? Такая милая.

- Это он. Аид.

Лена молчит. Смотрит на меня так, будто я слабоумная и скрещивает на груди руки. Наверно, не знает: смеяться ей или плакать. Наконец, подруга спрашивает:

- Что? Ты назвала котенка в честь бога смерти?

Лишь пожимаю плечами.

- Серьезно?

- Он не против.

- Он сам тебе сказал об этом?

- Что ты начинаешь? Ну, захотелось мне.

Подруга закатывает глаза к потолку: к слову, закатывать глаза она отлично умеет.

- Ты жестокая, - наконец, провозглашает она.

Через пять минут мы выходим на улицу. Ленка что-то рассказывает, болтает без умолку, а я почему-то не слушаю: волнуюсь. Такое чувство, будто я окунаюсь в свое же прошлое. Это пугает, правда. Я нервно оглядываюсь, прикусываю губу. Все думаю: правильно ли поступаю, возвращаясь к тому, отчего скрывалась, и вдруг вижу перед собой нечто настолько необычное, что примерзаю к месту.

- Вот это да.

Растерянно и испуганно, я смотрю на тех, от кого так рьяно пыталась убежать. Друзья. Что значит это слово? Так мало букв, но так много смысла. Я думала, мы никогда не расстанемся, думала, это крепкая связь, побеждающая неприятности, разочарование и одиночество. Но с появлением родственных душ, жизнь легче не становится. К сожалению, только в фантазиях любовь и дружба побеждают проблемы. Только в фантазиях люди держатся за чувства, когда в жизни чувства держатся за нас. И, может, мои мысли сумбурны, может, они непонятны. Я знаю, о чем говорю. Знаю, что дружба не спасла моих родителей, и знаю, что моя любовь не вернула их с того света. Первый же вопрос, появившийся тогда перед моим носом, в чем смысл? Что такое должно у меня быть, чтобы я была счастлива? Что такое должно было быть у мамы и у папы, чтобы они не погибли, ведь любовь и дружба, не смотря на концы всех прекрасных книг и хороших фильмов, не спасли их. Тогда мне показалось, что все лишено идеи, важности. Друзья – да, кто они? Привязанность – зачем? Ничто не имеет смысла, когда внутри пусто. Сейчас я улыбаюсь, чувствую дрожь, сканируя знакомые лица, но так же я понимаю: ни наличие друзей, ни наличие любви – ничего не огородит меня от новой боли. Возвращаться к прежней жизни – есть ли в этом смысл? Стоит ли вновь цепляться за людей, придающих тебе сил исключительно в твоей голове и на деле являющихся абсолютно обычными парнями и девушками, которые и сами нуждаются в помощи?

Раньше я бы просто убежала, ответив – нет. Но теперь я другая, я научилась тому, что жить нужно, не пытаясь отыскать на то причины, существовать, преодолевая трудности, выпадающие на твоем пути. И, возможно, я никогда не узнаю – зачем я это делала, нужно ли мне это было. Наверное, сейчас главное – просто жить, не задаваясь вопросами.

На меня наваливаются сразу четыре человека. Сзади хохочет Ленка, где-то высоко в небе летит самолет, вдалеке лает собака, а я просто не могу дышать. Чувствую объятия друзей и улыбаюсь так широко, что сводит скулы.

- Мира, - верещит мне на ухо Настя, - Бог сберег тебя!

Видимо, ее предрасположенность к Иисусу не изменилась.

- Ее спасла любовь ко мне, правда? – Олег хихикает. Приподнимает меня и начинает кружить вокруг себя безумно сильно, будто я пушинка. Я хватаюсь за его плечи и вспоминаю запах тех дней: запах горького, цитрусового одеколона. Запах молодости и беспечности.

- Как я скучала, - срывается с моих губ. Сначала пугаюсь, но потом понимаю: это правда. Правда, полоснувшая по мне, словно бритва. Я ощущаю, как глаза становятся мокрыми, как скручивает все тело. Кладу голову на плечо Олега, и он останавливается.

- Чего раскисаешь? – шепчет мне в волосы. – Все закончилось, дуреха. Все позади.

Ребята молчат. Просто стоят рядом и касаются меня своими горячими ладонями. Сейчас мне кажется, что это самое сильное средство от бед: их поддержка.

Я хочу извиниться. Хочу объяснить свое поведение, признаться, что потеряла веру не только в них, но и во все, что тогда меня окружало. Я готова просить прощение, оправдываться, выслушивать их обиды и издевки, но друзья, будто сговорившись, не произносят ни слова, касающегося нашего недавнего, черного прошлого. Может, они, действительно, понимают? Может, я, действительно, чересчур высокомерна и сама сделала из «гриппа – неизлечимую болезнь»?

- Куда делись твои локоны? – прервав тишину, спрашивает Стас. – Решилась-таки срезать их?

- Да. Захотелось перемен.

- Тебе идет, - вставляет Артем. Переминается с ноги на ногу и, смутившись, отводит взгляд в сторону Насти. Та, словно по волшебству, перенимает его неуверенность. Поправляет сумку, улыбается мне немного натянуто, и я улыбаюсь ей в ответ. Знаю, ребятам сложно вести себя так, будто все нормально. Они стараются, из кожи вон лезут, но им не по себе. Только Ленка способна закрывать глаза на то, что так рьяно пытается тебе их открыть.

- Пойдемте, - уверенно восклицает она. – Посидим где-нибудь.

- Пицца! – счастливо кричит Стас и взмахивает руками. – О да, наконец, я поем!

Ребята смеются. Олег все еще обнимает меня за плечи, пытается огородить от реальности, и я смущенно поджимаю губы. Смотрю на друга, заново сканирую его внешность: высокий, худой, со смешными кудрявыми волосами. Нос длинный, лицо вытянутое, а на щеках бакенбарды, как у Пушкина. Для меня обычный парень, для кого-то, возможно, знойный красавчик.

- Твоя пицца уже достала, - жалуется Ленка. – Давайте в кофейню.

- А твоя кофейня, думаешь, не в печенках? – парирует Стас.

- Там хотя бы не воняет жиром.

- Пойдемте в итальянский ресторанчик, - неожиданно предлагаю я, и друзья одновременно поворачивают головы в мою сторону. Замолкают. Мне становится не по себе, улыбаюсь и неуверенно прочищаю горло. – Он недалеко. И там неплохо.

Все пожимают плечами. Думаю – это согласие. Сворачиваем в сторону кафе, и у меня внутри тут же взрывается фейерверк из тянущих, бурлящих чувств: я хочу увидеть Диму, сказать спасибо за то, что он оживил меня, подарил возможность под иным углом взглянуть на вещи. Он должен узнать, о чем я думаю. Он должен прочувствовать все то, что я чувствую. Нечестно ведь скрывать такое, правда? Я признаюсь, как он мне дорог, и мы вновь будем летать над городом, будто земного притяжения не существует.

Мое желание мгновенно перерастает в одержимость. Знаю, нельзя так привязываться к человеку, но ничего не могу с собой поделать. Подобное бывает, когда впервые пробуешь курить. Тебе вроде не нравится, и ты понятия не имеешь, к чему так страстно привыкают люди. Однако потом, не можешь остановиться. Ты выкуриваешь сначала одну сигарету, затем две, три, четыре, и становишься неуправляемым наркоманом, ищущим дозу с трясущимися руками. Именно так я сейчас себя ощущаю: безвольной, одержимой куклой, которую вперед тянут невидимые нити.

- Мира кота завела, - неожиданно объявляет Ленка. – Знаете, как назвала? Аидом! И потом скажите, что у этой дамы с головой все в порядке. Не поверю!

- Сказал человек, считающий, будто ее дед – «профессиональная гадалка». – Хихикает Артем.

- Поосторожней, парень. Все слова дедушки сбывались, ясно?

Дед Лены – это просто отдельная история. Немного сумасшедший, худощавый старик с массивной, деревянной тростью. Однажды он выпил три рюмки клюквенной настойки и заявил, будто Бога не существует. Как назло, рядом была Настя. Она вскипела и с пеной у рта начала доказывать обратное. Однако дед быстро поставил ее на место: упрямый он похлеще всех нас вместе взятых. Посмотрел на Настю своими мутными, серыми глазами и отрезал: