Во время репетиции, которая проходит в парижском салоне перед тридцатью посвященными: продавщицами, модельными мастерами, первыми мастерицами и рекламщиками, – на мне платье из белого пике. Оно удивительно подходит к моим пышным светлым волосам: большой прямой передник, а от передника к бедрам тянется гирлянда огромных розовых бутонов.

Бальмен:

– Похожа на пралине! Всеобщий рев:

– Браво! Ее надо назвать Пралин! Обязательно!

– «Крещение» состоится в Экс-ле-Бен!

Бальмен придумывает формулировку. Сегодня вы уже встретите «Подснежниц», «Маргариток»… Хозяин сосредотачивает рекламу на понравившейся ему идее. Все анонсы в газетах Лиона и Савойи, которые мы прочитываем по прибытии, говорят о Пралин, манекенщице-звезде, которую окрестят в субботу вечером.

Я в прекрасной форме, показываю все платья, внутренне ликуя, с каким-то мальчишеством, нетерпеливыми ударами ногой по шлейфу, которые принимаются публикой – собралось много народа – на ура. И в заключение я – «невеста», с очаровательной крохотной вуалькой, с ног до головы усыпанная розами. Объявление Бальмена в микрофон: сейчас произойдет крещение невесты. Приближаются «крестные» отец и мать. Это главные лица местных властей. Мне на язык кладут соль. Гримаса «крещеной». Объективы нацелены на меня!

Вернувшись в Париж, я удостаиваюсь особой чести, мне посвящена целая страница фотографий в Somedi-Soir, на обложке Noir et Blanc (Эрве Ловик, всегда такой предупредительный!). А в прессе просто: «Пралин», «Пралин»… Так я стала Пралин! И буду отныне Пралин. Обожаю это имя. Время летит, пожирая недели. Путешествия всю зиму и следующую весну: Монте-Карло, Биарриц на Пасху, Довилль на Троицу. Обычно в качестве манекенщицы-звезды Бальмена, иногда отданная в аренду его верноподданным, Роша и Диору. Довольна ли я? У меня в колоде немало козырей. Замужем, очаровательный муж, достоинство это я ставлю превыше всего. Дружба подруг (за исключением одной), благоприятное отношение всего мира моды.

Чего мне еще не хватает? Многого. Напоминаю, я амбициозна: Бальмен попал в точку со своим даром медиума… Хочу стать «первой манекенщицей Парижа». Это правда! И стремлюсь к этой цели! Однажды гадалка говорит мне: «Вам везет не больше, чем другим. Но ваше везение в том, что вы сами его создаете».

Волшебница? «Не верю!» И все же не отказываюсь гадать на картах. Вспоминаю гадалку с бульвара Мажента, когда еще служила у Лелонга: «Вы пока еще птичка на ветке. Но вскоре ваш горизонт прояснится. У вас будет большой успех. Вас станут узнавать на улице».

В начале 1948 года я оглядываюсь вокруг себя… Лелонг, неожиданный шанс! Но не стоило там застревать. Остальные модельеры? Фу! У Баленсиаги мало шутят. Диор – такой нежный – проявляет какую-то опаску. Этот считается скупердяем.

Тот страдает «творческими запорами». Бальмен, несомненно, единственный, который творит своим талантом, напором, жизненностью и создает атмосферу, умножающую возможности каждого. Но как идти вперед, даже у него? Подняться выше? Куда? Девчонка вроде меня, вышедшая из низов, не знает и не умеет ничего! Ну что ж, подождем.

Как-то вечером в ресторане «Диаман» мой приятель «Софрон» (Фруассан) спросил:

– Послушайте, Пралин, я занимаюсь рекламой «Синемонда»[88]. Хотите удовольствия ради прокатиться в Америку?

– Почему бы и нет!

– Н-да! Проговорился! Но вам не выиграть их конкурс. Прежде всего вы слишком известны! И замужем! Но есть нужда в хорошо одетых красивых девушках. Можете сослужить нам службу.

– Хм! Странно участвовать и не выигрывать! Утром звонок во время аперитива:

– У вас есть с собой фотографии? Для «Синемонда». Что требуется? Показать платье и купальник.

Фотографии в моей сумочке не самые лучшие. Тем хуже! Их показывают Моклеру, директору журнала.

– Она вовсе не красавица, ваша Пралин!

Однако я «появляюсь» в «Синемонде». Кости брошены, и я предупреждаю Пьера Бальмена.

– Зачем вам этот жалкий конкурс? Странная мысль!

– А что скажете, если я поеду в Америку?

– Никаких надежд.

– Это как посмотреть. Одолжите мне платье?

– Нет. Не хочу выставлять себя на посмешище.

– Спасибо. Попрошу у Фата.

В моем окружении эта история никому не нравится. Родители мужа воротят нос. Мишель относится к идее прохладно.

По его мнению, в этих конкурсах есть что-то карнавальное!

– Вовсе нет! А последствия будут!

Когда я возвращаюсь с коктейля у Аркура, где «Синемонд» принимал тридцать отобранных кандидаток, я раскалена добела от эмоций: «Потрясающе. Весь Париж! Девушки съехались со всей Франции. “Синемонд” оплачивает пребывание в столице. Кстати, многие из них просто прелестны. Чистая красота, не то, что я! Один знаток долго разглядывал меня и подозвал Бесси. Потом подошел и сказал:

– Это вы Пралин?

– Да. А вы?

– Я Ренан Симон. (Знаешь, это он спонсирует всех актрис!)

И добавил:

– Вы умеете ходить! Будете полезной для остальных, показав, как нужно проводить представление.

Я, конечно, в сомнении, стоит ли так вылезать вперед. Но меня умоляли все. Тогда я провела небольшую демонстрацию, после которой Симон поймал меня и сказал:

– Выберут вас, хотя, как мне сказали, многие будут недовольны, а в “Синемонде” начнут кричать о подтасовке. Поймите, их бизнес – продвижение девчонок из провинции!»

Новые фотографии лучше. Я начинаю понимать, какие нешуточные волнения вызывает этот конкурс.

У Моклера и Бесси много приятелей. Все газеты лебезят перед ними. Даже иностранная пресса. Мне показывают заметки из Нью-Йорка. У них договоренность с Америкой!

Я сказала Бальмену о Фате наобум (хотя я его знаю и делала для него несколько показов). Почему не Диор? Я не решилась.

Директриса приводит меня к Фату:

– Пралин собирается стать Мисс Синемонд!

Жак Фат просит меня повернуться:

– Ей надо подрезать волосы. Размышляет:

– У меня есть одно белое платье…

Я тут же примеряю его. Платье в обтяжку из белого атласа «дюшес» со складками на бедрах и огромным бантом на спине. Корсет на шнуровке.

– Я не слишком толстая в нем?

– Подождите, надо затянуть шнуровку!

Меня пеленают, как в 1900 году. Зато какая осанка! А спереди парчовая полоса с бриллиантами и жемчужинами!

(Хотелось бы увидеть покаяние Бальмена!)

Прическа! Я бы не доверила уход за своими волосами никому, кроме… своего братишки! Жанно становится художником в своем деле.

Репетиция во второй половине дня накануне праздника на сцене театра «Пигаль» перед шишками из «Синемонда» и их гостями. Всего сорок человек. Мы идем цепочкой друг за другом, огибая сцену по краю.

– Вечером будет подиум, выходящий в зал.

Все конкурсантки разглядывают меня, многие враждебно, поскольку только у меня сделана прическа. Многие из них очень красивы, и все прекрасно одеты (стараниями Жермены Леконт[89]).

Бесси и Моклер подходят ко мне:

– У вас преимущество, вы умеете ходить, поэтому надо все предусмотреть. Лучше бы вы не выиграли, мы уже говорили почему. Но если выиграете, освободитесь ли вы для поездки в Америку?

– Безусловно.

– А ваш муж?

– Пока в конкурсе участвую я! Надо избежать сглаза:

– Но я не выиграю, а потому спокойна.